30
Что вы дѣвушки призадумались,
Красавицы жить не весело,
Жить не весело, да любить не каго,
Изъ молоденькихъ да ребятъ выбрать не кого?
Выбирайте ни себѣ да одиноково.
Одинокіе, да не одинокіе
Не одинокіе, одинокіе есть всякіе,
Есть всякіе, да горьки пьяницы,
Горьки пьяницы, да все пропоицы,
Все пропоицы, да безпокоицы:
Онъ копѣйку наживетъ — въ кабакъ снесетъ;
Онъ другую наживетъ — изъ кабака нейдетъ!
Ты соловьюшко, да родной батюшко,
Ты куда, соколъ, летишь, куда машешься?
— «Я лечу-то машусь черезъ рѣку, на ту сторону,
На ту сторону черезъ быструю рѣку,
Черезъ быструю рѣку въ часты рощицы,
Въ часты рощицы, да во зеленой садъ!»
Во зеленомъ во саду генералъ гулялъ.
Не единъ онъ гулялъ — съ генеральшею.
Размолоденькій солдатъ на часахъ стоятъ.
Ружье держалъ, себѣ смѣны ждалъ,
Себѣ смѣнушки — красной дѣвушки.
Пришла смѣнушка, да красна дѣвушка.
Ужь и лѣсомъ она шла не боялася.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Изъ-за лѣсу идутъ тучи
Тучи темныя,
Какъ по мнѣ молодешинькой
Горе горькое,
Горе горькое, кручинушка
Непокрытая:
Что пошелъ мой милъ сердечный другъ
Во солдатушки
Онъ покинулъ меня младу
Одиношеньку.
Выду ль я млада- ранешинько
Въ поле чистое.
Раскажу ль я раскажу тоску
Вѣтру буйному,
Какъ несетъ мнѣ вѣтеръ буйный
Вѣсть не радостну:
Закатилось мое солнышко
Желанное
Ужь палъ померъ мой сердечный другъ
Во чистомъ полѣ
Ужь ты поле мое
Поле чистое,
Ты раздолье мое
Ты широкое,
Ничего поле не породило,
Породило поле
Частъ ракитовъ кустъ.
Какъ подъ тѣмъ кустомъ
Лежитъ тѣло бѣлое,
Молодецкое:
Тамъ лежитъ солдатъ
Полковой сержантъ;
Онъ убитъ лежитъ
Весь израненный;
Въ головахъ у него
Знамя царское,
На грудяхъ у него
Руки бѣлые,
На рукахъ у него
Кольца ясные.
Во бѣлыхъ рукахъ
Сабля острая.
Во ногахъ у него
Добрый конь его.
Ужи ты конь ты мой конь
Конь товарищъ мой,
Ты подижъ ты мой конь
На мою сторону,
Въ отцу къ матери
Къ роду племени,
Къ молодой женѣ,
Въ царю бѣлому
Петру первому.
Ты скажи мнѣ конь:
. . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . .
Погубила меня
Сабля острая.
Ужь ты конь ты мой конь
Ты скажи жь ты мнѣ конь
Гдѣ ты былъ побывалъ
На своей сторонѣ?
Въ царя бѣлаго
Петра перваго.
Ужь ты конь мой конь,
Что ты ѣлъ тамъ пилъ?
Ужь я ѣлъ по лугамъ
Шелковую траву,
Ужь я пилъ попивалъ
Сладку водочьку.
Растоскуйся ты моя, ты моя сударушка, по мнѣ возгорюйся,
Ужь я самъ-то ли, самъ по тебѣ, сударушка, самъ я встосковался:
Нападаютъ-то на меня, меня сиротинушку — ахъ, да лихи люди,
Что хотятъ-то ли, хотятъ меня сиротинушку отдать во солдаты,
Что куютъ-то ли, куютъ меня сиротинушку, меня во желѣзы,
Что везутъ-то, везутъ меня сиротинушку, меня ко пріему;
Всѣ пріемщики на меня, меня сиротинушку они вздивовались:
Ужь и гдѣ же ты, гдѣ ты, сиротинушка, гдѣ ты уродился?
Породила-то меня, меня сиротинушку, ахъ да родна матушка,
Воспоилъ-то, вскормилъ меня, сиротинушку, православный міръ,
Возлелѣяла меня, меня сиротинушку, ахъ да Волга Матушка,
Воскачала-то ли меня, меня сиротинушву, ахъ да легка лодочка.
Москва. Зап. А. А. Григорьевъ.
Не шумите-ко вы, ахъ да вѣтры буйные,
Не бушуйте вы, ахъ да лѣса темные.
Ты не плачъ, не плачь, душа красна-дѣвица…
Не сама-то я плачу — плачутъ очи ясныя,
По неволюшкѣ, изъ глазъ слезы катятся,
По неволюшкѣ, да все по миломъ дружкѣ,
Что везутъ-то ль, отдаютъ дружка во солдатушки!
Въ молодые ли его, ахъ да во некрутики;
Снаряжу ль я, снаряжу дружка хорошехонько,
Провожу ль я, провожу, дружка далекохонько,
Я до городу его, городу Владиміра,
Я до матушки ль его, его каменной Москвы.
Середи-то ли Москвы, да мы становилися,
Со милымъ ли, со дружкомъ да мы распрощалися…
Господа-то ли купцы на насъ дивовалися:
Ужь и кто же это съ кѣмъ, кто съ кѣмъ распрощается?
Или мужъ со женой, или это братъ съ сестрой?…
Доброй молодецъ съ душой красной-дѣвицей!
Москва. Зап. А. А. Григорьевъ.
Ты дорога моя, дорога широкая,
Ужь никто-то по тебѣ не прохаживалъ,
Никто слѣдику не прокладывалъ.
Тутъ ишли-прошлй три полка солдатъ:
Ужь и первый полкъ — все охотнички,
А другой-то полкъ — малы школьнички!
Ужь и третій полкъ — все невольнички!
Какъ охотнички пѣсню гаркнули;
Малы школьнички — въ барабаны грянули,
А невольнички — громко всплакнули.
Середи полка знамена несутъ,
Подъ знаменами молодой солдатъ;
Онъ не пьянъ-то идетъ, самъ качается,
На всѣ стороны онъ поклоняется,
Съ отцемъ, съ матерью онъ прощается…
Съ молодой-то женой не прощается,
Не прощается — все ругается:
Отъ тебя-то, жена, я въ солдаты пошелъ,
Отъ твоего ли, жена, полюбовника.
Записана А. Григорьевымъ.
Уланы вы, гдѣ были, побывали?
Мы подъ Питеромъ стояли,
Подъ Можаемъ воевали,
Мы Москвою проходили,
Ко вдовушкѣ заходили:
Пусти вдова ночевати,
Молодая постояти!
А вдовушка выходила,
Таки рѣчи говорила:
У меня дворикъ маленекъ,
А горенка не величка.
Солдатушки не взирали,
Воротички отворяли;
Они сѣли всѣ по лавкамъ,
Всѣ по лавкамъ, по порядкамъ,
Большой гость въ переднее мѣсто;
А вдова стоитъ у печки,
Прижала руки къ сердечку,
Какъ возговоритъ большой гость:
Подойди, вдова, поближе,
Поклонись, вдова, пониже.
Ты который годъ вдовѣешь,
Ты который сиротѣешь?
Я десятый годъ вдовѣю,
Ужь я пятый сиротѣю,
Ужь и много ль у тебя хлѣба?
У меня хлѣба осмина.
Ужь и много ль у тебя денегъ?
У меня денегъ полтина.
Ужь много ль у тебя дѣтокъ?
У меня дѣтокъ четверо.
Подавай вдова черну шляпу;
Во шляпушкѣ полотенце,
Въ полотенцѣ узелочекъ,
Въ узелочкѣ золотъ перстень —
Ужь не твой ли обручальный?
Записана А. Григорьевымъ.
Въ мужика было богатаго
Да и три сына были хорошіе.
Вотъ и вышло на нихъ несчастьице,
Да невольщина, некрутчина!
Да и старшова сына жаль отдать,
А середняго не хочется.
Что идти ль не идти сыну меньшему.
Какъ и меньшій сынъ расплачется:
«Охъ и или вамъ не родный сынъ?
Какъ возговоритъ-то и батюшка:
„Ахъ и дѣти мои вы родныя,
„Ахъ идите-тко во зеленый садъ,
«Да вы срѣжьте по жеребью,
„Ну вы бросьте-тко жеребій“.
Какъ досталось сыну старшему!
Старшій сынъ пригорюнился,
Молода жена его расплакалася,
Малы дѣти разрыдалися.
Какъ возговоритъ да и меньшій сынъ:
„Да не плачьте жь вы да и родные:
Я иду за васъ охотою“.
Не кукушечка, братцы, во сыромъ бору куковала,
Не соловьюшко, братцы, въ зеленомъ саду громко, звонко свищетъ —
Добрый молодецъ въ неволюшкѣ слезно-горько плачетъ:
Никогда жь въ менѣ раздоброва молодца тоски горя не бивало,
А вотъ нонѣшній день-то вотъ денечикъ тоска-горе обуяла,
Что куютъ-то куютъ меня раздоброва молодца куютъ во железы,
Что везутъ везутъ меня разудалова, везутъ во солдаты,
Что никто-то никто по мнѣ, добромъ молодцѣ, не тужитъ, не плачетъ
Что поплакала по мнѣ порыдала, ахъ, матушка родная,
А еще по мнѣ по завдалому красная дѣвица[17].
Тетерье. Малоарх. у.
