Павел Якушкин - Народные стихи и песни

   Вы морозы, морозы вы крещенскіе,
   Заморозили морозы добра молодца,
   Стоючи у стѣны бѣлой каменной.
   Караульщички братцы они крѣпко спятъ,
   Не спала, не дремала красная дѣвица,
   Распрекрасная Елена дочь королева.
   Что брала со стола золоты ключи,
   Отпирала у города воротицы,
   Выпускала доброва молодца вонъ изъ города:
   «Ты поди же доброй молодецъ потихоничку,
   Чтобъ не вслышалъ, не увидѣлъ родной батюшка».
   Что отецъ-то на сына разспрогнѣвался,
   Высылаетъ своего сына вонъ изъ городу:
   «Ты поди, сынъ, пройди жъ чужу сторону,
   Какова есть на свѣтѣ чужа сторона».
   Что большая сестра коня вывела,
   А середняя сестра сѣдло вынесла,
   А меньшая плетку подала,
   А большая сестра брата спрашивала:
   «Ужь когда же ты, нашъ братецъ, на(о)боротъ будешь?»
   «Ужь тогда я къ вамъ на(о)боротъ буду:
   Есть у батюшки, у матушки суха яблынька,
   Ужь когда эта яблынька расцвѣтать будетъ,
   Ужь тогда я къ вамъ, сестры, на(о)боротъ буду».

   Мой сизой голубчикъ,
   Ты зачѣмъ, для чего
   Въ садикъ не летаешь?
   Буйнымъ вѣтромъ
   Сизаго относитъ.
   Частымъ дождемъ
   Крылья-перья мочитъ.
   Мой миленькой,
   Мой милой дружочекъ!
   Ты почто, для чего
   Рѣдко въ гости ходишь?
   Твой отецъ да мать
   Тебя не спускаютъ
   Родъ они племя тебѣ запрещаютъ!
   Сидѣлъ-посидѣлъ удалой молодчикъ
   Во темной темницѣ,
   У той у темной, у темной темницы
   Ни дверей нѣту, нѣту ни окошекъ,
   Еще въ ней нѣту ни красна крылечка.
   Только есть одна труба дымовая.
   Изъ той трубы дымъ-отъ повѣваетъ,
   Меня молоду горе разбираетъ!
   Пойду я, млада, съ горя въ зеленъ садикъ,
   Пойду возьму я ключи золотые,
   Отопру я сундуки-ларцы кованы,
   Возьму денегъ ровно сорокъ тысячъ,
   Стану дружка, дружка выкупати,
   Изъ неволюшки его выручати.
   Грозенъ судья, судья воевода,
   Моей казны, казны не примаетъ,
   Меня модолу горе разбираетъ!
   Пойду, и лада, я съ горя въ чисто поле,
   Пойду нарву я лютаго коренья,
   Буду стану я судью опоити.

   Ни въ Москвѣ, ни за Москвою,
   Межъ Бутырской и Тверской,
   Тамъ стоятъ четыре башни,
   Посрединѣ божій храмъ.
   Сидѣлъ воровъ на березѣ,
   Кричитъ воронъ не къ добру:
   «Пропадать тебѣ, мальчишкѣ,
   Въ чужой дальней сторонѣ!
   Ты зачѣмъ, зачѣмъ мальчишка,
   Съ своей родины бѣжалъ?
   Никого ты, мальчикъ, не спросился,
   Кромѣ сердца своего;
   На кого же ты покинулъ
   Мать родную и отца?
   „Ужь и не кому мальчишку,
   Меня было научить;
   А теперича мальчишку
   Меня поздно научитъ!
   Ужъ и имъ я, веселился,
   Но имѣлъ свой капиталъ;
   Какъ и этотъ капиталъ
   Весь я пропилъ-прогулялъ,
   Во неволю жить попалъ;
   Во такую во неволю —
   Въ бѣлый каменный острогъ
   Хороша наша неволя,
   Да кто знаетъ про все?
   Вамъ не видно за стѣною,
   Каково мы здѣсь живемъ.
   Богъ Творецъ одинъ онъ съ вами,
   Мы и здѣсь не пропадемъ.
   Свѣтъ небесный во сляньи,
   Барабаны зорю бьютъ;
   Барабанъ зорю пробьетъ,
   Вундеръ двери отворяетъ,
   Писарь съ требою идетъ;
   Онъ по требованью кличетъ,
   Намъ къ суду идти велятъ.
   Взяли сумки, помолились
   И отправились-себѣ…
   Насъ въ карету посадили
   И съ конвоемъ повезли.“

   Литѣла пава чиризъ три двара,
   Уранила пиро на надворьица.
   «Мнѣ ни жаль пира, а жаль маладца,
   Мнѣ и жаль маладда: адинъ сынъ въ атца,
   Адиеъ сынъ въ атца, и тотъ въ службу идетъ
   Онъ и годъ служить и другой служить,
   На трети годъ сынъ дамой пришелъ.
   Сустрѣла иво мать сириди поля,
   Систра встрѣла сириди двора,
   Жива встрѣла, сѣнцы отпирла,
   Повила иво мать въ себѣ въ горницу,
   Ну, и стала иму мать все разсказывать:
   „Твоя жива б… распутная,
   Твоя жива шельма-пьяница,
   Меды, вины всѣ распропила,
   Коней твоихъ всѣхъ распродала,
   Соловей твоихъ всѣхъ распустила“.
   Взялъ та сынъ саблю вострую,
   Срубилъ жинѣ, жинѣ голову.
   Голова ль моя съ плечъ свалилася.
   Къ коню въ ноги покатилася.
   Пашолъ-та сынъ у халодной погрибъ:
   Меды, вины всѣ цѣлы стоятъ.
   Пашолъ-та сынъ ву конюшинку:
   Кони стоятъ сѣна-авесъ ѣдятъ.
   Пашолъ-та сынъ на зеленай садъ:
   Салавья сидятъ вычищаютца;
   Жиной иво выхваляютца;
   Пашолъ та сынъ къ сыну въ горницу:
   „Молчи-баю маё дитятко
   Теперь у тибя матири нѣтути,
   У мине маладца маладой жины,
   Толька есть у тибе адна бабушка,
   Да и та змія, змія лютая“.

   У отца у матери
   Зародились три дочери:
   Двѣ дочери счастливыя,
   А третья несчастная.
   Большая дочь говоритъ:
   «Отдай меня, батюшка,
   Въ Щигры за подъячаго».
   Другая дочь говоритъ:
   «Отдай меня, батюшка,
   Въ Москву за посадскаго».
   А третья дочь говоритъ:
   «Отдай меня батюшка,
   У Крымъ за Татарина».
   Большая дочь пріѣхала:
   «Не плачь по мнѣ, матушка,
   Не тужи, сударь батюшка,
   У мово у подъячаго
   Свѣчи невгасимыя;
   Всю ночь мастера сидятъ
   И льютъ перстни золотые
   На мои руки бѣлыи,
   На мои руки нѣжніи».
   Другая дочь пріѣхала:
   «Не плачь по мнѣ, матушка,
   Не тужи, сударь батюшка,
   У мово у посадскаго
   Свѣчи невгасимыя,
   Всю ночь мастера сидятъ,
   Шьютъ платья шелковыя
   На мое тѣло бѣлое,
   На мое тѣло нѣжное».
   Третья дочь пріѣхала:
   «Поплачь по мнѣ, матушка,
   Потужи, сударь батюшка,
   У мово у татарина
   Свѣчи невгасимыя,
   Всю ночь мастера сидятъ,
   Плетутъ плети шелковыя
   На мое тѣло бѣлое,
   На мое тѣло нѣжное».

   По зорюшкѣ, по зарѣ,
   Да люли, люли,
   По вечерней по зарѣ
   Шелъ дѣтинка изъ гостей
   Со великихъ радостей.
   Онъ торопится бѣжитъ,
   Къ своему двору спѣшитъ;
   За нимъ дѣвица бѣжитъ,
   Кричитъ молодцу: «Постой!
   Неженатый, холостой,
   Неженатый — вожеватой,
   Разголубчикъ, любчикъ мой,
   Ты не смѣйся надо мной,
   Надъ дѣвицей молодой,
   Надъ моей русой косой!»
   На то парень обвернулся,
   Надъ дѣвочкой разсмѣхнулся:
   «Скажи, лапушка моя,
   Скажи, любишь ли меня?»
   «Я по совѣсти скажу:
   Еднаго тебя люблю;
   Я по правдѣ то скажу:
   Семерыхъ съ тобой люблю.»
   Показалось молодцу
   За досаду велику.
   Какъ ударилъ Катю въ щоку,
   Вдоль по бѣлому лицу,
   Замахнувши во другую,
   Во сережку жемчужную.
   Какъ жемчужная сережка
   Размолоденька дѣвочка
   Прирасплакалася:
   «Ужь какъ домой приду —
   „Родной матушкѣ скажу?

   Я всю ночь млада ни спала,
             Ой люли, люли, люли, ни спала,
   Ничево млада ни слыхала,
   Какъ буйные вѣтры шармавали,
   Съ висака терема верхи пасарвали,
   На чисто поля паскасили,
   Кы бѣлу шатру станавили;
   А въ билѣ шатрѣ злой Татаринъ
   Красная дѣвушка паланяночка,
   Сильно добре плачить,
   Татаринъ ее унимаить:
   Ты не плачь, не плачь красная дѣвушка,
   Мы сашьемъ тебѣ лисью шубу,
   На буйну головушку кунью шапку,
   На рѣзвы ножки красны сапожки,
   На бѣлыя ручки рукавички.
   «Изатлѣить та кунья шуба;
   Прапади та шапка…
   Пусти мине къ атцу, къ матеря».