Н. Денисов - Стезя

Бьет в борта,
Колошматит в надстройки –
Ни в копейку не ставит,
Ни в грош,
Поднимает насильственно
С койки –
Просто так,
За здорово живешь.

Говоришь, что спокойней
На даче,
Возле тихого – в тине! –
Пруда. Не надейся,
Там тоже ишачат,
Хоть и штормы-то –
В лейке вода!

Подустал,
Подкопилось балласта.
Вот придем на свои
Берега,
Заявленье напишешь,
И – баста,
Шапку оземь
И вся недолга!

Полный штиль!
Телевизор, кроссворды!
И земные – поутру –
Труды.
Проживешь ли без Оста
И Норда,
Без кипящей у борта
Воды?

Это все нам досталось,
Как чудо,
Это все еще
Душу щемит...
Выбирай
И решайся,
Покуда
Андаманское море штормит.

Бастует порт. Стоим без дела,
Отдав на рейде якоря.
Пока молчим, что надоела
В порту двадцатая заря.

Она встает из мглы отвесной,
Из немоты бенгальских вод.
И вновь лимит водички пресной
Старпом урезал. Пьем компот.

А там бастуют – до победы,
Не уступают те и те.
И помполит ведет беседы
О нашем классовом чутье.

Он говорит: «Сгустились тучи
Над капиталом!» Входит в раж.
Но всем понятно: не получит
Квартальных премий экипаж.

Все дольше дни, все тише речи,
Все глубже сумерки житья.
Все резче грань противоречий
Простых реалий бытия...

Собратья поэты в привычном кругу –
Столичном –
беседуют с музой...
А я, наточив на тунца острогу,
Вишу над бортом сухогруза.

Вот что-то плеснуло во мгле, наконец;
Я замер с воздетой рукою.
Ну, что же ты медлишь,
Бенгальский тупец,
Давай,
подходи –
на жаркое!

Тунец – не дурак рисковать головой:
Прицельность, стремительность, либо...
Вот мощно пошел он за рыбой-иглой,
Мгновенье и – кончено с рыбой!

И в то же мгновенье летит острога, –
Картина достойная снимка! –
Не важно, что мимо, Цена дорога;
Прекрасен восторг поединка!

Красиво индийская светит луна –
К исходу разбойного часа.
И теплая ластится к борту волна –
На меридиане Мадраса.

Как жаль, что удача
Вильнула хвостом, –
Тунец удивительно ловок;
Зато я охочусь
Под Южным Крестом, –
Свободный от литгруппировок.
Зато уж потом сочиню я хитро,
Что поднял на палубу чудо:
Вот этакий хвост!
Голова, как ведро,
И общего веса – Два пуда!

Тесная улочка. Душное небо.
Магнитофона восточный мотив.
Дух перевел у ларька ширпотреба –
Сказочных див и танцующих шив.
Сытый торговец поднялся натужно,
Важно раскланялся – гостю почет!
Мне ничего здесь, хозяин, не нужно,
Просто безжалостно солнце печет.
Просто хожу я в восторге, в угаре,
Ты помоги мне дорогу найти.
Просто на женщину в шелковом сари
Я загляделся и сбился с пути.
Что за беседа! Не вяжутся нити,
Вижу, к восторгам торговец тяжел.
Здесь же бывал Афанасий Никитин,
Нынче и я за три моря пришел!
Взором просительным, речью ли бойкой,
Чувствую, движется дело на лад.
Шумно плеснул он руками над стойкой
И улыбнулся: «Москва! Ленинград!»
И растолмачил с улыбкой довольной,
Как и куда мне – запомню навек.
Долго о нем размышлял я крамольно:
«Классовый враг», а гляди, – человек!

Облака плывут над Мадрасом,
На Бомбей плывут, на Шираз.
Черным хлебом и редькой с квасом
Пахнет море в вечерний час.

Далеко до родной Тюмени.
До любимой в ночном окне.
И волнует опять Есенин:
«Может, думает обо мне...»

Там, на Родине, умер поэт.
Принесли телеграмму радисты –
Среди рапортов, сводок, газет
Извлекли из эфирного свиста.

Был он, как говорится, в пути,
При таланте и сходной оплате.
Подошел к тридцати девяти,
Оглянулся на Пушкина: хватит!

Жизнь певца из зазубрин и ран,
Что там завтра: орел или решка?
Ну, махнул бы за мной в океан,
А с ответственным делом помешкал.

Шли бок о бок, по духу близки,
Знали вместе паденья, удачи...
Телеграмма – всего полстроки,
Не поправишь... Читаю и плачу.

Ладонь, как птичья лапка,
Глаза, как жар, горят,
Набедренная тряпка –
Классический наряд.

Он робко подступает,
Ко мне, как по ножу,
Наверно, принимает
За босса иль раджу?

Выматывает душу
Печальный индивид,
И – кушать, кушать, кушать! –
Заученно твердит.

Ну что я дам, дружище?
Взгляни со стороны:
Я сам почти что нищий –
Рубашка да штаны.

Я сам – «слои и масса»
Торговых кораблей,
Матрос второго класса,
Зарплата сто рублей!

Вершу свой труд полезный,
И этим и горд, и сыт.
И строго бдит железный
За мною помполит.

Всегда наизготовке,
Вперед и выше рвусь.
При долгой дрессировке
Без пищи обойдусь.

Все планы претворяю,
Гляди, какой большой!
Планету удивляю
Загадочной душой.

Который день гляжу на Кочин –
На чешую буддийских крыш.
Не грузят нас... И между прочим,
Канючат грузчики бакшиш.

Завален план, поломан график,
Казенный харч жуем зазря,
Но им «до лампочки» и «на фиг»,
«До фени», проще говоря.

Лежат на стропах хитрованы,
Что им советский пароход!
Плюют, жуя свои бананы.
На всякий «классовый подход».

Лежат при всем честном народе.
Листают ветреный «Плейбой».
Бакшиш – он что-то взятки, вроде,
Или надбавка – на пропой?

Гляжу в научный том пузатый,
Четвертый пот течет с лица.
Но нет в трудах «Политиздата»
Не то чтоб справки. И – словца.

Ищу у классиков. Похоже, –
Неутешителен итог:
У Маркса нет и Энгельс тоже
Про это как-то недопек...

Измучась от зноя и жажды,
Не ведая – дальше куда?
Мы вышли к дворцу магараджи
И скопом вкатили туда.

Гранитно гудели ступени
Воздетого к солнцу крыльца.
И мир сладострастья и лени
Открылся на фресках дворца.

Любви потаенные штуки,
Прелестницы в райском саду,
Где сытый субъект восьмирукий
Ласкал их у всех на виду.

Прозрачно-воздушные сари,
Зеленая – в неге! – трава.
И всякие твари – по паре...
Но тут я и смолкну, братва.

Ведь голосу разума внемля,
В каком-то холодном поту,
Мы дружно спустились на землю
И были в свой срок на борту.

Что видели – тайной покрыто,
Что слышали – мрак и провал,
Потом убеди помполита,
Что в злачных местах не бывал.

В этих будто бы райских кущах,
Где кокосы висят окрест,
Добываю свой хлеб насущный
Под созвездием Южный Крест.

Южный Крест. И луна, в полнеба,
И тропический дух парной.
Притерпелся и здесь. Но мне бы
Хоть на ночку да в край родной.

Там, конечно, под снегом крыши
И морозная ночь долга.
Вот и дочка из дому пишет:
«Нынче прямо до звезд снега».

Пятый месяц по жарким весям –
То ль хвалить, то ль хулить судьбу
На своем испытал горбу,
Сколько Крест этот Южный весит.