Н. Денисов - Стезя

И вот после тьмы ножевой,
Стерильной тропической ночи,
Приметил радар судовой
Пустынный такой островочек.
Клубятся над ним облака,
Прибойная мечется пена,
Но в глубь островка – ни дымка
Ни стойбища аборигена.
Как будто немое кино,
Фантастики будто страницы.
Такого ведь быть не должно,
Должны быть хоть звери и птицы.
Должны быть и камни могил
В тени иль под зноем палящим,
Ну хоть бы один крокодил,
Какой-нибудь слон завалящий!
Безжизнен и тих островок,
Крупинка планеты, не боле.
Всеобщий трагический рок
Пометил его биополе.
Молчит горизонт-окоем.
И мы в толчее белопенной,
Пока есть возможность, идем,
Теперь уж одни во вселенной.

– Так держать! –
Капитан не речист.
Под твиндеками глыбы гранита.
И стучит в пароходство радист:
«Взяли
на борт
надгробные
плиты!»
Загрузили –
свершившийся факт! –
Для Страны восходящего солнца.
Вот и выпал нам выгодный фрахт:
Чистым золотом платят японцы.

К ряду ряд, за плитою плита,
И на каждой – достойное имя.
И, как грустный итог и тщета,
Даты жизни и – прочерк меж ними...

– Есть держать! –
И – по коже озноб.
А потом уж не столь оробело
Ляжешь в койку,
как в собственный гроб,
И уснешь под простынкою белой.

Филиппины на траверзе. Грубо
Раскачало. Но верим в судьбу.
Не прошли еще медные трубы,
Но пройдем, как докрасим трубу.

Здесь не диво – дурная погода.
Свистопляска уже началась.
Но труба – это лик парохода,
И попробуй трубу не докрась!

У дракона[6] святое понятье:
На трубе – не у тещи в гостях!
И висим мы на ней, как проклятья
На отвесных ее плоскостях.

То опустит, то в небо подбросит,
То впечатает в тело трубы.
За мазочком мазочек наносим,
А волна уж встает на дыбы.

И, взлетая на гребне высоко,
Хмуро смотрим на ад за бортом.
И работаем зло и жестоко,
И расходимся молча потом.

Повидав и моря, и страны.
Экзотичные города,
На тропических тараканов
Мы дивились: вот это да!

Крутолобы, грузны, как танки,
Но стремительны, как такси.
(Это было в порту Келанге,
Далеко от широт Руси.)

Как радаром, усами шарят,
А сойдутся – в глазах темно.
Впрочем, было подобных тварей
И на судне у нас полно.

Сколько с ними в борьбе жестокой
Резолюций извел местком!
Как снялись из Владивостока,
Так травили их порошком.

Вроде б, сдохли... И снова – диво
Расплодились – числа не счесть...
Тут парнишка один сметливый
И отважился: «Выход есть!»

И, сойдя на причал Келанга,
Расхрабрился совсем матрос,
Наловил этих тварей в банку
И под вечер на борт принес.

«Пусть сразятся – на силу сила,
Эка мощь пропадает зря!
Нашим точно – каюк, могила,
Или с вышками лагеря!»

«Дело верное, смело, мудро!» –
Рассуждаем и мы, бася.
А потом наступило утро
И картина предстала вся.

Смотрим, битва уже в финале,
Тараканы кишмя кишат!
Только наши не пострадали,
А тропические лежат...

Сколько было речей тут жарких,
Помполит поддержал одну:
«Очень стойко мы держим марку,
Не подводим свою страну!»

Есть на торговом флоте
Кореши у меня,
К их ветровой работе
Неравнодушен я.

Штиль за бортом. При штиле
Все у них мир и лад:
Палубу красят или
Сращивают канат.

Ладят надежно гаки.
Но взбеленись вода, –
Сылка тогда на баке,
Кон на руле тогда.

Сколько хлебнули лиха
Сылка забыл и Кон.
Раз в океане Тихом
Нас зацепил циклон.

Бак затрещал, как желудь,
Руль заходил, как черт.
Палубный груз тяжелый
Грузно пошел за борт.

Помощи ждать? Нелепо!
Крепко норд-вест прижал.
Сылка крепил талрепы,
Кон на волну держал.

Так, со стихией споря,
Выгребли без потерь,
Южно-китайским морем
Топаем мы теперь.

Разве не показатель,
В гости заходят враз:
«Ну-ка прочти, писатель,
Что там приврал о нас!»

Когда же окончится эта вода?
Когда же, когда?..

Полгода морей – севера, заграница,
Библейская стужа, тропический зной.
Как будто бы в сказке умыло водицей –
Арктической, южной и вновь ледяной.

Тайфуны нас брали за горло и душу,
Но выстоял, радость назад не отдам.
Не зря же моряк, возвратившись на сушу,
Нет-нет да взгрустнет по надежным бортам.

Я думаю, так будет: вмиг хорошея,
Жена издалёка мой встретит «корвет»,
Подросшие дочки повиснут на шее,
В дому разольются и радость, и свет.

Уже отшумели моря-океаны,
И звезды не в рубку глядятся, в окно.
Родня собралась, понаехав, нагрянув,
И я говорю ей о странствиях... Но

Когда же окончится эта вода?
Когда же, когда...

Еще одна погрузка
И все – венец,
итог!
Встречай нас
Остров Русский,
Качай, Владивосток!
Устало и счастливо
Отмоем пот и соль,
Осилив два пролива,
Таможенный контроль,
Где пристально и важно
Проверят нас чины:
На сколько буржуазной
Гнильцой заражены?
Шутя про ураганы,
Кося идейный взгляд,
Обшарят чемоданы,
До дна перешерстят.
Не кроется ль измена,
Тлетворный дух и яд?
Просветят, как рентгеном,
Как лазером, пронзят...
Но все пройдем,
пробьемся,
Разлука так длинна!
Потом уж разберемся,
Что стоила она...

Полный ход!
Даже чайки отстали, не вьются.
Где-то завтра
Канары разбудим гудком.
Хорошо б и туда подвернуть
Прошвырнуться,
По сырому песочку пройтись босиком.
Отдохнули б винты,
Подремал бы локатор,
Поласкались бы ветры с земною травой.
А потом можно смело идти за экватор
В полушарие Южное –
Вниз головой...

Под утро штормило, бросало,
Гвинейские дули ветра.
И снилась Гвинея Бисау,
Где я танцевал у костра,
Где бубны гремели.
О, боже! И был мой успех налицо.
Не зря же мне вождь чернокожий
Пожаловал в ноздри – кольцо.
И вновь ликовала полянка,
И явственно, как не во сне,
Все липла ко мне африканка...
И тут постучали ко мне!
Мгновенно истаяла дама
Горячая, как сатана.
Открыл я глаза – телеграмма:
«Скучаю... Целую... Жена
Прочел я, насупившись строго,
Как Библию или Коран.
Потом был экватор. И много –
Других экзотических стран.
Прелестницы двух полушарий
Блистали, как звезды кино,
В рисковых бикини и в сари,
И в строгих глухих кимоно.
Мне снились японки и тайки,
Но гнал соблазнительниц с глаз:
Представишь их в наших «куфайках»
Кощунство. Но действует враз.

Как будто парит радиатор,
И в мареве влажный рассвет.
В семь тридцать проходим экватор,
Как жалко, что веничка нет.

На зыби качает, как в зыбке,
Как золотом зыбь залита,
Как пули, крылатые рыбки
Отстреливают от борта.

Зенит всепланетного лета!
И требует дани Нептун.
Бросаю я за борт монеты
Горячей страны Камерун
.
И бог переводит дыханье,
Он тоже сомлел от жары,
Но, будто искусный механик,
Он держит на марке пары.

А солнце, как сваркою, жарит –
В порыве своем трудовом,
На стыке земных полушарий
Работает огненным швом.