Апрельское бдение
Идет к полуночи. Последний шум затих.
Пора срывать цветы в долине сновидений.
Теперь, измучившись от вечных угрызений,
Из сердца капли рифм я выжму золотых.
И вот уже мотив звучит в мечтах моих,
И нет мелодии нежней и сокровенней,
Чем этот менуэт, вернувшийся из тени,
Из давешних времен, невинных и простых.
Я отложил перо. И жизнь мою листая,
Любви и чистоты не нахожу следа я.
В бесстрастных «почему» я заблудился вдруг.
Сижу над россыпью листов бумаги белых,
И смутно слышится в полуночных пределах
Фиакра позднего вдали бесстыдный стук.
Анри де Ренье (1864–1936)
Пока не пробил час – спускаться в сумрак вечный,
Ты, бывший мальчиком и брошенный беспечной
Крылатой юностью, усталый, как и мы,
Присядь – и вслушайся, до резких труб Зимы,
Как летняя свирель поет в тиши осенней.
Былая нежность спит в объятьях сладкой лени.
А смолкнет песенка – и слышно в тонком сне,
Что Август говорит Сентябрьской тишине,
И радость бывшая – навеянной печали,
Созревший плод повис на ветке; прозвучали
Напевы ветерка – угрозой зимних бурь…
Но ветер спит еще, ласкаясь. Спит лазурь.
Безмолвны сумерки, и ясны небеса,
И реют голуби, и в золоте леса…
Еще с губ Осени слетают песни Лета.
Твой день был солнечным; был ясен час рассвета,
А вечер сладостен, душа твоя чиста,
Еще улыбкою цветут твои уста…
Пусть расплелась коса: волна кудрей прекрасна!
Пусть уж не бьет фонтан: вода осталась ясной.
Люби. И сотни звезд зажгутся над тобой,
Когда пробьет твой час – спускаться в мрак ночной!
Ты вырвалась; но я видал твои глаза;
Я знаю вес в руке твоей упругой груди,
И вкус, и линию, и цвет, и выгиб тела,
За коим гонится моя слепая страсть.
Пусть ты поставила меж нами ночь и лес;
Но вопреки тебе, красе коварной верен,
Обдумал форму я, изникшую во мраке,
И воссоздам ее. Уже горит заря;
Я статую твою воздвигну глыбой, чтобы
Заполнить пустоту, где ты была нагой.
Плененная навек в бездушном веществе,
Ты будешь корчиться немой и всё же гневной,
Живой и мертвою, изваянная мной
В лучистом мраморе иль в золотистой глине.
Заветный час настал. Простимся – и иди!
Пробудь в молчании, одна с своею думой,
Весь этот долгий день – он твой и впереди.
О тени, где меня оставила, не думай.
Иди, свободная и легкая, как сны,
В двойном сиянии улыбки, в ореолах
И утра, и твоей проснувшейся весны;
Ты не услышишь вслед шагов моих тяжелых.
Есть дуб, как жизнь моя, увечен и живуч,
Он к меланхоликам и скептикам участлив
И приютит меня – и покраснеет луч,
В его молчании уж тем я буду счастлив,
Что ветер ласковым движением крыла,
Отвеяв от меня докучный сумрак грезы,
Цветов, которые ты без меня рвала,
Мне аромат домчит, тебе оставя розы.
Я пожелал бы глазам твоим равнину
И лес зеленый, русый,
Далекий,
Дымчатый,
На самом горизонте под ясным небом.
Или холмы
Спокойных очертаний,
Туманные и медленные,
Тающие в истомном воздухе,
Или холмы,
Иль дальний лес…
Я пожелал бы,
Чтобы ты слушала
Глубокий, сильный, нежный,
Великий и глухой, широкий голос моря,
Печальный,
Как Любовь;
А временами, рядом,
В минуту молчания
Чтоб ты слыхала
Воркованье
Голубя
И нежный, слабый,
Подобный Любви,
В тени укрытый,
Ропот источника…
Я пожелал бы для рук твоих цветов,
А для твоих шагов
Песчаную тропинку, поросшую травой,
Которая ведет немного вверх, то вниз,
И вьется и, кажется,
Уводит в глубь молчанья,
Песчаную тропинку, на которой
Оставят легкий след твои шаги,
Наши шаги
С тобой!
Оделетта («Если б я лучше знал мою любовь…»)
Если б я лучше знал мою любовь, если б я лучше
Знал мою жизнь,
Если б я лучше
Знал мои мысли —
Я бы не связал моей жизни
С твоими мыслями,
С твоими днями,
Я бы не сплел твоей жизни
С моей любовью!
Разве дают тому, кого любят,
Цветок с шипами, ранящий пальцы?
Разве ведут напиться к ключу,
Воды которого горьки?
Разве дают
Прекрасным рукам,
Ткущим лишь радость,
Прясть грубую паклю
И жирную шерсть
Прях подневольных?..
Вот ты стоишь посреди моей жизни,
На перекрестке путей моих;
У ног твоих ключ; роза склонила
Опасный свой стебель. Ты сорвала ее.
А прялка судьбы
Неужто так мало весит
Своими неясными нитями,
Что ты улыбаешься
Тому, что стоишь одна в моей любви
И взяла ее за руку?
Коль хочешь ты побыть у очага со мною,
То брось цветок, что мнешь небрежною рукою:
Печалит он меня, вотще благоухая;
И не гляди назад – там только ночь глухая…
Ты мне нужна иной – забывшей и леса,
И перекличку птиц, и ветер – голоса,
Что утоляют боль и гонят прочь тревоги.
Хочу, чтоб ты пошла и встала на пороге
Одна, горда, бледна и тьмой окружена,
Как если б я был мертв – иль ты обнажена.
«Как! мною ты владел, – моим лицом смущенным,
Клонившимся с мольбой,
И телом всем моим, покорным, обнаженным,
Дрожавшим пред тобой!
Дыханье уст моих ты пил устами жадно;
Ловил во мгле теней
Мой заглушенный стон; касался беспощадной
Рукой – моих грудей.
И сердца моего широкие биенья
Подслушивать ты мог;
И ропот робости; увы! – и наслажденья
Непобедимый вздох.
Да! ты владел моим бессилием покорным,
И страхом, и стыдом…
Что говорю! моим – бесстыдством! и позорным
Желаний торжеством…
Я пред тобой была безвольной, обнаженной
От бедер до лица,
И заклинала я, чтоб сумрак благосклонный
Тянулся без конца! —
И мог ты о другом беседовать с другими,
Не о моих губах!
Их речь выслушивать, смеяться вместе с ними
И думать о делах!
И мог ты снова жить, как жил, меня не зная!
И, свой восторг тая,
Не называть меня! молчать, не повторяя:
Она моя! моя!
Нет! если ты владел моей покорной страстью,
И ты, с того же дня,
Всем не кричал о том, в душе не веря счастью,
Ты не любил меня!»
Пойдем послушать фонтаны
В куртины, в сквозной простор;
Версаль, уже стеклянный,
Столица мертвых озер.
Каскад, лучами согретый,
Живит королевский сад.
Прекрасны эти боскеты,
Забытый приют Дриад!
Но мне милей, чем озера,
Прозрачные до дна,
То зеркало, в котором
Сейчас ты отражена.
В ваш облик – нежный, чистый, ясный —
Я вглядывался столько раз,
Что мне запомнился прекрасный
Пейзаж – в разрезе рта и глаз;
Я знаю вас и обнаженной,
И скрытой в радостных шелках,
Над светлым зеркалом склоненной
Или простертой на коврах;
И ведомо очарованье
Мне тела вашего, когда
Оно трепещет от желанья,
От нежности или стыда;
А вашей кожи запах нежный
И кос развитых аромат
Благоуханьем, вечно свежим,
Воспоминания хранят.
Слова поэмы знаменитой —
Вот чем для всех ваш облик стал;
Но ритм ее, в душе сокрытый,
Еще никто не прочитал.
И если бы искать сравненья,
Пришлось бы вспомнить те цветы,
Чьих нежных лепестков паденье
Я чувствую средь темноты.
О, да, унылой и бесплодной
Мне кажется земля, когда
Нет легкого на ней следа
Твоей походки благородной!
И разве мог бы я найти
Что лучше для палящей жажды
Ручья, к которому однажды
Сама склонилась ты в пути?
Цветок, который вдохновляет
Мне сердце издавна, во всем
Твой рот, раскрытый лепестком,
Таинственно напоминает;
И море в тучах грозовых
Мне потому роднее стало,
Что и оно берет начало
От синевы зрачков твоих.
Оделетта («Храню я зеркало, которое влюбленно…»)
Храню я зеркало, которое влюбленно
Пленило Вас,
Когда в его стекле Вы стали обнаженной
В июльский час.
Унылый сон воды, стремящейся к покою,
Уставшей течь,
Когда-то оживлен был свежей красотою
Прелестных плеч.
И вот, как зеркало, душа в своем страданьи
В тумане лет
От Вашей юности хранит воспоминанья —
Нетленный след…
Оделетта («Назавтра – дождь осенний…»)
