Со второй половины XVIII столетия в обиход входит так называемая «российская песня» — бытовой романс, то есть песня для сольного одноголосного исполнения в сопровождении игры на каком-нибудь музыкальном инструменте — клавесине, фортепиано, гуслях или гитаре (последняя становится известной в России именно в это время). Впервые термин «российская песня» появился в журнале «Музыкальное увеселение» за 1774 год, хотя самый жанр романса зародился в России несколько раньше — но в пору господства кантов он обозначался словом «ария».[21] Упоминания и даже образцы таких «арий» содержатся в рукописях первой половины XVIII века. Важным для понимания эволюции русской песенной культуры фактом является уже называвшийся сборник Г. Н. Теплова «Между делом безделье». Содержащиеся в нем песни по своим основным признакам — канты, то есть песни, предназначавшиеся для трехголосного пения. Но третий голос в них, в сущности, представляет собою уже аккомпанемент, который мог быть исполнен на скрипке или флейте. Перед нами — своеобразная переходная форма от канта к романсу или, точнее, к дуэту. Поэтому некоторые исследователи историю русского романса начинают иногда с Теплова.[22] Однако подлинными родоначальниками «российской песни» — бытового романса на слова русских поэтов — являются Ф. М. Дубянский и О. А. Козловский, композиторы, определившие характер этого жанра в 90-е годы XVIII века.
Термин «российская песня» обнимал довольно разнообразные виды вокальной лирики: и собственно народные песни, и входившие в моду подражания последним, и городскую, мещанскую лирику («новейшие простонародные песни», как называли их в XVIII веке), и пасторальные стихи поэтов-классицистов, и сентиментальные любовные песенки поэтов конца XVIII века. Но эта кажущаяся на первый взгляд неопределенность термина в действительности отражала разнообразие источников и видов русского бытового романса. Традиции канта соединились с традициями народно-песенными, осложнились воздействием процессов, протекавших в русском городском фольклоре, и все это послужило материалом для переработки в духе господствовавшей в литературе и музыке XVIII века эстетической системы — сначала классицистической, а затем сентименталистской, предромантической.
Вторая половина XVIII века является эпохой бурного развития русской музыкально-поэтической культуры. Один за другим публикуются песенники, часто с нотами. Вслед за «Письмовником» Н. Г. Курганова (1769), где в качестве специального «Присовокупления» был помещен «Сбор разных стиходейств» (а в сущности, популярных песен), появляется знаменитое «Собрание разных песен» в четырех частях, составленное М. Д. Чулковым (1770–1774) и затем переизданное и дополненное Н. И. Новиковым («Новое и полное собрание российских песен» в шести частях, 1780–1781). В эти издания, наряду с народными песнями, было включено огромное количество стихов русских поэтов, ставших в то время уже песнями (без обозначения авторства). Заполнены «российскими песнями» и нотные сборники XVIII века. «Собрание русских песен» В. Ф. Трутовского (в четырех частях, 1776–1795) было рассчитано на исполнение любителями пения в домашнем быту. В предисловии к первой части составитель писал: «Я напоследок вознамерился, в удовольствие многих любителей, издать в печать сии собранные мною русские песни с тем, чтоб их петь в один голос так, как они обычно поются». Но наряду с основным голосом Трутовский дал и второй, аккомпанирующий голос для тех, «кто захочет петь или играть на инструментах, не откидывая бас»; в последнем же выпуске Трутовский дал фортепианное сопровождение. Таким образом, все песни, включенные в «Собрание», являются, по существу, романсами или приближаются к ним. Трутовский опубликовал свои записи, которые он производил в городской среде, и отразил манеру, характерную для городской демократической массы (в том числе и при исполнении крестьянских песен). В сборнике Трутовского оказалось много песен литературного происхождения, и ценность сборника состоит в том, что он отразил бытование этих песен уже во второй половине XVIII века. Не меньший интерес представляет «Собрание народных русских песен с их голосами» Н. А. Львова — И. Г. Прача, содержащее 100 песен в первом издании (1790) и 150 песен во втором издании (1806). Его тоже следовало бы рассматривать не как публикацию фольклорных записей, а как талантливый опыт гармонизации русских песен по законам романсовой музыки. Поэтому особую ценность и достоверность сборник Прача — Львова, как и сборник Трутовского, приобретает постольку, поскольку он включает городскую песню и «российскую песню» литературного происхождения. Таким образом, «недостатки» первых нотных сборников русских песен, в смысле неточности воссоздания многоголосого распева их в крестьянской среде, оказываются их достоинствами, так как эти сборники передают трансформацию фольклорных традиций в демократической городской среде, и поэтому они представляют собою неповторимую историко-культурную ценность. В сборниках Трутовского и Прача — Львова находим популярные ранние романсы анонимных авторов («Ты проходишь мимо кельи…», «Помнишь ли меня, мой свет…», «Как на дубчике два голубчика…», «Ах ты, матушка, голова болит…»), а также многие «российские песни» известных русских поэтов XVIII века (Сумарокова, Попова и др.). Заслуживает внимания и почти никогда не упоминающийся в научной литературе сборник «Собрание наилучших российских песен» в пяти частях, изданный Ф. Мейером (1781), где есть романсы на слова русских поэтов, отсутствующие в других сборниках.
Особенно много сборников, песенников и музыкальных публикаций появляется в 1790-е годы. Характерно, что некоторые поэты (М. Попов, И. Дмитриев и др.) сами были составителями таких песенников. Тогда же И. Д. Герстенберг издает «Карманную музыкальную книгу» (1795–1796), а совместно с Ф. А. Дитмаром — песенник в трех частях (1797–1798). Полным отражением песенного репертуара того времени является «Карманный песенник» И. Дмитриева (1796). Нотные приложения печатаются в журналах, появляются и специальные изданий, например «Российские песни» в четырех тетрадях (1795–1799) О. А. Козловского, где помещено 28 романсов на тексты русских поэтов.[23]
К 90-м годам XVIII века сложились основные типы русской романсной лирики: идиллическая «пастушеская», веселая застольная, элегическая, дидактическая, философская. Все эти виды «российской песни» богато представлены в названных изданиях. Существенно меняется состав самих песенников, в том числе и рукописных. Если до середины XVIII века в них преобладали стихи Прокоповича, Тредиаковского и Ломоносова, а в середине XVIII века (в 60–70-х годах) господствующее место занимают песни Сумарокова и его школы, то в 80–90-е годы, в пору наибольшего развития сентиментального романса, — стихи Попова, Николева, Нелединского-Мелецкого, Дмитриева, Хованского, Карамзина. Возникают творческие союзы между поэтами и композиторами. Если попытка Теплова воспользоваться текстами Сумарокова и близких ему поэтов встретила неудовольствие со стороны мэтра русского классицизма (о чем он публично заявил на страницах «Трудолюбивой пчелы»), то иначе складываются взаимоотношения между поэтами и композиторами в 90-е годы. Ф. М. Дубянский, друг Дмитриева и Державина, прославился как автор музыки на «Стонет сизый голубочек…» Дмитриева и на стихотворение Нелединского-Мелецкого «Ты велишь мне равнодушным быть…», а сами поэты посвящают ему свои стихотворения. На текст Нелединского-Мелецкого «Милая вечор сидела…» пишет популярный романс Козловский. Удачными оказались элегическая песня Дубянского на слова Капниста «Уже со тьмою нощи…» и более поздняя песня А. Д. Жилина на слова Дмитриева «Тише, ласточка болтлива…». Но еще немало случаев, когда популярные романсы известных композиторов XVIII века написаны на слова анонимных поэтов и, наоборот, остается неясной принадлежность музыки на слова известного поэта. Так, например, автор чрезвычайно популярного романса на слова Нелединского-Мелецкого «Выду я на реченьку…» пока окончательно не установлен — предположительно называют Себастьяна Жоржа или Д. Кашина.
Очень характерной тенденцией для поэзии второй половины XVIII века является создание стихотворений «на голос», то есть на мелодию уже популярных народных песен или полюбившихся романсов. Сами поэты, не дожидаясь, когда их стихи будут положены на музыку, предлагали читателю петь их, указывая образец. Особенно характерен в этом отношении опыт Н. П. Николева: в предисловии-посвящении к своему «Собранию разных песен» он выразил надежду, что читатели «не поскучат» «и пропеть и повторить» его песни, и, чтобы облегчить им эту задачу, он сплошь и рядом указывает «голос» к текстам.[24] Впервые такие указания появились в журналах конца 60-х — начала 70-х годов — например, в «Смеси» (1769), «Трутне» (1770), «Трудолюбивом муравье» (1771), но особенно много ссылок «на голос» в изданиях 90-х годов. Кстати, само по себе это служит доказательством популярности песни-образца, так как указывать «голос» имело смысл лишь в том случае, если мелодия действительно была известна публике и без нот. Любопытно, что образцами оказывались не только дошедшие до нас мелодии, но и песни, которые известны нам только по поэтическому тексту и нотные записи которых отсутствуют. В таком случае указание «на голос» служит едва ли не единственным объективным свидетельством популярности этого стихотворения в качестве песни. Особенно много печаталось стихов «на голос» модных песен: «Голубочка» Дмитриева, «Реченьки» Нелединского-Мелецкого. Встречаются ссылки на напевы песен Сумарокова, Попова («Достигнувши тобою…»), Капниста («Уже со тьмою нощи…»), даже на напевы псалмов Ломоносова («Хвала всевышнему владыке…»), на песни, приписываемые тем или иным авторам («Я в пустыню удаляюсь…» Зубовой), «на голоса» анонимных песен («Волга, реченька глубока…»), на музыку многих романсов Дубянского и Козловского.
