«Что-то в мире происходит» —
Написал однажды Блок.
Кто-то пашет на заводе,
Кто-то едет в оперблок.
Доктор — важная работа,
Всем болеть и умирать.
Врач батрачит по субботам,
В воскресенье. И опять.
Для здоровья наших граждан —
Сокращение больниц.
СМИ готовят репортажи
Про врачей — сплошных убийц.
Всем зарплату поубавить,
Гиппократ из гроба: «ах!»,
Милосердный департамент
Как всегда не при делах.
Пусть в карманах будет пусто
У врачей, что подлецы.
Фарш — одним, другим — капуста,
Вместе будут голубцы.
Застилает взор величье —
Непроглядна пелена.
Пляшут в новеньком обличьи
И холера, и чума.
Но, увы, ломать — не строить,
Вот внезапно грянул гром.
А нарядные герои,
Продолжают биться лбом,
По ту сторону экрана
Коль услышат — заклюют.
Поздно, может, или рано,
Всё вернется в колею:
Сотни жалоб в министерство,
В медицине — всякий сброд.
Их держать в узде полезно,
Чтоб не мучили народ.
Всё случается когда-то,
И конечно невпопад.
В этом вы не виноваты.
#ЭтоМедикВиноват
(2020)
Неизвестный в белом халате
достаёт тебя из утробы матери,
вытирает от вялой слизи:
добро пожаловать в жизнь.
Ничего не ясно, но ты привыкнешь,
утихает в родильном зале кипиш.
Быть человеком — великий дар,
восемь по шкале апгар.
Ты растешь и болеешь в борьбе за право
оставаться живым. Но не так упрямо,
как тревожная мама звонит ноль-три,
«Потерпи, мой маленький, не реви».
Добрый доктор придёт и тебе поможет,
он возьмёт одну из звенящих ложек
и посмотрит горло, скажи-ка «ааа»,
заживёт до свадьбы, не болезнь — ерунда.
А как вылезешь ты из доспехов детских,
то придёшь в кабинет за волшебным средством —
чтобы без последствий, за раз избавить
от мучений плоти невинную память,
разведёт руками наместник бога:
я не бог, я всего лишь его подмога,
и не самая лучшая, между прочим,
как и ты — потерян и обесточен.
И однажды тельце устанет и сдастся,
а уступленный хаосу сломленный панцырь
в реанимации не залатают.
И тебя не станет.
В морге люди в белом кружат над телом,
моют, режут, смотрят. Какое им дело?
А в соседнем корпусе кто-то в халате
достаёт тебя из утробы матери.
(2021)
Мне б разрезать себя как красивый праздничный торт,
разложить по тарелкам на секционном столе.
Все кусочки пропитаны желчью — изысканный мёд,
что напомнит о том, кем я был, как я жил вовне.
Мне б взглянуть на сие хотя бы одним глазком:
как откроюсь впервые для мира всей клеткой грудной,
золотая головушка с тряпками, но без мозгов.
Совокупность органов — всё-таки больше, чем ноль.
Запах рынка мясного — за стёклами фарш для котлет,
походи по рядам, приценись и вокруг посмотри.
Как распорют бесцветное тело за выслугу лет,
чтоб обратно зашить, не жалея, весь внутренний мир.
Из меня достанут накопленное говнецо,
человек нашинкованный больше не чувствует боль.
Мне б хотелось увидеть смирившееся лицо,
но отсутствие сопротивления
(2020)
На город вытекает солнце
Из забинтованного неба.
И город обретает смысл,
И город обретает свет.
Боль постепенно утихает,
Когда делюсь собою с кем-то,
И этот кто-то — очень нужный
И близкий сердцу человек.
Мы ищем нечто год за годом,
Но забываем, что в итоге
Мы потеряемся как дети,
Друзья, ушедшие навек.
И хочется себя запомнить,
Чтоб больше не было тревоги.
Но каждый жив в глазах смотрящих
И только там оставит след.
Мелькают лица чьих-то судеб,
Рассыпанных, как крошки хлеба,
Таких же незаметно серых
На равнодушной к ним земле.
Из рваной раны дождь сочится,
И забинтованное небо
Посмотрит вдруг на наши тени
Сквозь миллионы праздных лет.
(2019)
Тянутся нити, невидимы, но осязаемы —
держат меня, мои руки и гордо голову.
Но когда они рвутся, гаснет любое зарево,
обязательно рвутся — и к этому не быть готовым.
Часть меня похоронена в чёрных глазах собачьих,
и они, опустев, превратились в бездонные кратеры.
Так уходит жизнь, но каждый, прощаясь, плачет
о себе, во вчера оставшемся безвозвратно
и о времени, застывшем на фото и в переписках.
Марионетка накось — рвётся тугая нить.
И вроде пора убирать бесхозную пёсью миску.
(2020)
Когда-нибудь я научусь заключать в слова
невидимые пылинки,
цветные рассыпанные черепки,
а пока слова — неподвластная мне смола,
к которой всё липнет с грязной моей руки.
Когда-нибудь я приручу язык этот, чтоб
залить им мозаику про жизнь навека и смерть.
Туда же улыбки родных и тёплый собачий лоб —
всё в слова,
которые даже времени
