Демьян Бедный - Стихотворения

Как фрейлейн Берте летом
Завидовали все!
Шел разговор при этом
Не о ее красе.

Таких же три урода,
Как и она сама, —
Есть на уродов мода! —
От Берты без ума.

Ответ был ею точный
Дан каждому из них:
«Ты, верю, фронт Восточный
Прославишь, мой… жених!»

В «грабьармии» все трое,
Разбойный пыл их лют.
Невесте три «героя»
Подарки с фронта шлют.

Соседкам был понятен
Ее святой экстаз:
Подарков вид приятен.
На них кровавых пятен
Не видел Бертин глаз.

«Шаль!! — Берта отмечала.
Ботинки! Мой размер!»
И в письмах отвечала:
«Спасибо! Данке зер!»

Наставит междометий
(Разжегся аппетит!).
Один, другой и третий
Ей нравится бандит.

У Берты блеск во взоре.
Дела-то каковы!
Она получит вскоре
Подарки… из Москвы!

«Москву — о чем тут речь-то?
Возьмем в неделю, в две!»
Но приключилось нечто
На подступах к Москве.

Москва — на том же месте,
Фашисты — не на том!
«Трех женихов невесте»
Из-под Москвы известье
Пришло, смутив весь дом.

Ах, не увидит Берта
Уже счастливых дней:
Три траурных конверта
Лежали перед ней!

Смотрят наши: «Гитлер! Вона!»
«Что за шут!
С неба падает корона —
Парашют!»

«Уцепился за корону
Гитлер-пес».
«Вон какую к нам ворону
Черт принес!»

Ошарашенного гада
Жуть берет.
«Ай, не нада! Ай, не нада!» —
Он орет.

В страхе бельма гад таращит:
«Ой, беда!
Ой, меня корона тащит
Не туда!

Как убрать мне ноги, плечи
И живот?
Не такой желал я встречи,
Либер готт!

Дайте место, где я сяду
Без помех!»
Но в ответ раздался гаду
 Грозный смех:

«Опускайся, медлить неча!
Дело — гут!
Где ни сядешь, будет встреча,
Как и тут!

Погляди кругом, ворона:
Всё полки.
Опускайся, вместо трона,
На штыки!»

С фронта русского Бенито
Шлет невесте письмецо.
Он воюет знаменито.
Результаты — налицо.

«Что за люди, миа Бьянка,
В этой чертовой стране:
Здесь крестьянин и крестьянка
Партизан иль партизанка, —
Все участвуют в войне!

Надо быть всегда на страже:
Люди скрытны и хитры,
Здесь приходится нам даже
Опасаться детворы.

Случай был — один из многих:
Пред избушкою одной
Три подростка босоногих
В пляс пустились озорной.

Мы смеялись, чужестранцы —
Немцы, венгры, итальянцы, —
Ухватившись за бока.
Есть ли где на свете танцы
Удалее гопака?!

Но когда мы все, солдаты,
Закричали: „Молодцы!“ —
Полетели в нас гранаты!
Вот они какие хваты,
Украинские мальцы!

Грохот, вопли, стоны, охи…
Той порой мальчишки — фить!
„Плясунов“ средь суматохи
Было некому ловить.

Три советских пионера
Нам сплясали мастерски:
От красавца офицера
Лишь осталися куски,

Десять с ним солдат убито,
Двое — раненых; средь них
Я, удачливый Бенито,
Твой возлюбленный жених.

Сохранен святою девой,
Счастлив я. Тебе привет
Я пишу рукою… левой,
Потому что — правой нет!»

О поле, поле Куликово,
Врага ты видело какого!
Здесь бились русские полки,
И пахари, и рыбаки;
Удары грудью принимая,
Они свершили свой обет:
Им показала свой хребет
Орда свирепого Мамая!

Враг новый рыщет на Дону,
Помянем, братья, старину,
Почтим и прадедов и дедов,
Ударим так, чтоб никогда
Уж не воспрянула орда
Осатанелых людоедов!

Лик этот скорбный, слезы эти
И обездоленные дети,
Врагом сожженный дом родной,
От обгорелого порога
Одна осталася дорога —
Искать норы в глуши лесной,
Покинув прах отцов и дедов.
Таков, Россия, жребий твой
В мечтах немецких людоедов!

Но — в испытаньях ты тверда.
Уже не раз, не два чужая
Остервенелая орда
Шла на тебя, уничтожая
Твои деревни, города.
Но на кровавых именинах
Умела ты принять гостей:
О, сколько на твоих равнинах
Истлело вражеских костей!
Ты отстоять себя сумела,

И слава о тебе гремела:
«Все, кто искал на Русь пути,
Ее природу знали скудно:
В Россию вторгнуться — нетрудно,
Трудней — назад живым уйти!»

Уроки прошлого не учат
Ослов: таков ослиный рок.
Им нужен новый, свой урок.
Так пусть они его получат!
Бойцы, дадим святой зарок:
«Разбить врага — в ближайший срок!»

Муссолини — речь о нем! —
Разболтался дуче,
Мол, у русских с каждым днем
Положенье круче,

Что дела их, видит бог,
Никуда не гожи:
Русский фронт насквозь продрог,
Потому что нет сапог:
Не хватает кожи!

В довершение всех бед
При заторе с кожей
Никакой замены нет,
На нее похожей.

Но у русских — к их стыду, —
Чтоб смягчить свою беду,
Сыскан в нынешнем году
Выход их исконный:
Так — у них в большом ходу
Стал сапог… суконный!

Жалко дуче русских ног?
Нет, он зло смеется.
Он, болван, узнать не мог,
Что суконный наш «сапог»
Валенком зовется!

Брех понес о нем сплошной,
Брех нелепый и смешной,
Муссолини злобный.
Русский валенок родной
Легкий, теплый, шерстяной,
До чего хорош зимой,
До чего удобный!

Он в морозы и в снега
Серо пусть — на взгляд врага
Выглядит наружно,
Да согрета в нем нога!
Вот чем обувь дорога!
Стало быть, что нужно!

Верный друг наш, он вдвойне
Нам дороже на войне
Зимней да морозной.
До чего ж охота мне
Городской вскричать родне
И родне колхозной:

Марья, Дарья, Митрофан,
Сашенька с Феклушей,
Епифан и Селифан,
Тетя Феня, слушай,

Слушай, дядя Ферапонт:
Шлите валенки на фронт!
Шлите срочно, дружно!
Это — то, что нужно!

С грустной матерью, ставшей недавно вдовой,
Мальчик маленький жил в Верее под Москвой.
Голубятник он ласковый был и умелый.
Как-то утром — при солнечном первом луче —
Мальчик с голубем белым на левом плече
Вдруг без крика на снег повалился на белый,
К солнцу лик обернув помертвелый.
Вечным сном он в могиле безвременной спит.
Был он немцем убит.
Но о нем — неживом — пошли слухи живые,
Проникая к врагам через их рубежи,
В их ряды, в охранения сторожевые,
В их окопы и в их блиндажи.
По ночам, воскрешенный любовью народной,
Из могилы холодной
Русский мальчик встает
И навстречу немецкому фронту идет.
Его взгляд и презреньем сверкает и гневом,
И, все тот же — предсмертный! — храня его вид,
Белый голубь сидит
На плече его левом.

Ни травинки, ни кустика не шевеля.
Через минные мальчик проходит поля,
Чрез колюче-стальные проходит препоны,
Чрез окопы немецкие и бастионы.
«Кто идет?» — ему немец кричит, часовой.
«Месть!» — так мальчик ему отвечает.
«Кто идет?» — его немец другой
Грозным криком встречает.
«Совесть!» — мальчик ему отвечает.
«Кто идет?» — третий немец вопрос задает.
«Мысль!» — ответ русский мальчик дает.
Вражьи пушки стреляют в него и винтовки,
Самолеты ведут на него пикировки,
Рвутся мины, и бомбы грохочут кругом.
Но идет он спокойно пред пушечным зевом.
Белый голубь сидит на плече его левом.
Овладело безумие лютым врагом.
Страх у немцев сквозил в каждом слове и взгляде.
Била самых отпетых разбойников дрожь.
«С белым голубем мальчика видели…»
«Ложь!»
«Нет, не ложь: его видели в третьей бригаде».
«Вздор, отъявленный вздор!»
«Нет, не вздор.
Мальчик…»
«Вздор! Уходите вы к шуту!»
«Вот он сам!»
Мальчик с голубем в ту же минуту
Возникал, где о нем заходил разговор.
С взором грозным и полным немого укора
Шел он медленным шагом, скрестив на груди
Свои детские руки.
«Уйди же! Уйди!» —
Выла воем звериным фашистская свора.
«Ты не мною убит! Я тебя не встречал!»
«И не мной!» — выли немцы, упав на колени.
«И не мною!» Но мальчик молчал.
И тогда, убоявшись своих преступлений
И возмездья за них, немцы все — кто куда,
Чтоб спастися от кары, бежать от суда, —
И ревели в предчувствии близкого краха.
Как на бойне быки, помертвевши от страха.
Страх охватывал тыл, проникал в города,
Нарастая быстрее повальной заразы.
По немецким войскам полетели приказы
С черепными значками, в тройном сургуче:
«Ходит слух — и ему не дается отпору, —
Что тревожит наш фронт в полуночную пору
Мальчик с голубем белым на левом плече.
Запрещается верить подобному вздору,
Говорить, даже думать о нем!»
Но о мальчике русском все ширилась повесть.
В него веры не выжечь огнем.
Потому — это месть,
это мысль.
это совесть;
И о нем говорят всюду ночью и днем.
Говорят, его видели под Сталинградом:
По полям, где судилось немецким отрядам
Лечь костьми на холодной, на снежной парче.
Русский мальчик прошел с торжествующим
взглядом,
Мальчик с голубем белым на левом плече!