Демьян Бедный - Стихотворения

С грустной матерью, ставшей недавно вдовой,
Мальчик маленький жил в Верее под Москвой.
Голубятник он ласковый был и умелый.
Как-то утром — при солнечном первом луче —
Мальчик с голубем белым на левом плече
Вдруг без крика на снег повалился на белый,
К солнцу лик обернув помертвелый.
Вечным сном он в могиле безвременной спит.
Был он немцем убит.
Но о нем — неживом — пошли слухи живые,
Проникая к врагам через их рубежи,
В их ряды, в охранения сторожевые,
В их окопы и в их блиндажи.
По ночам, воскрешенный любовью народной,
Из могилы холодной
Русский мальчик встает
И навстречу немецкому фронту идет.
Его взгляд и презреньем сверкает и гневом,
И, все тот же — предсмертный! — храня его вид,
Белый голубь сидит
На плече его левом.

Ни травинки, ни кустика не шевеля.
Через минные мальчик проходит поля,
Чрез колюче-стальные проходит препоны,
Чрез окопы немецкие и бастионы.
«Кто идет?» — ему немец кричит, часовой.
«Месть!» — так мальчик ему отвечает.
«Кто идет?» — его немец другой
Грозным криком встречает.
«Совесть!» — мальчик ему отвечает.
«Кто идет?» — третий немец вопрос задает.
«Мысль!» — ответ русский мальчик дает.
Вражьи пушки стреляют в него и винтовки,
Самолеты ведут на него пикировки,
Рвутся мины, и бомбы грохочут кругом.
Но идет он спокойно пред пушечным зевом.
Белый голубь сидит на плече его левом.
Овладело безумие лютым врагом.
Страх у немцев сквозил в каждом слове и взгляде.
Била самых отпетых разбойников дрожь.
«С белым голубем мальчика видели…»
«Ложь!»
«Нет, не ложь: его видели в третьей бригаде».
«Вздор, отъявленный вздор!»
«Нет, не вздор.
Мальчик…»
«Вздор! Уходите вы к шуту!»
«Вот он сам!»
Мальчик с голубем в ту же минуту
Возникал, где о нем заходил разговор.
С взором грозным и полным немого укора
Шел он медленным шагом, скрестив на груди
Свои детские руки.
«Уйди же! Уйди!» —
Выла воем звериным фашистская свора.
«Ты не мною убит! Я тебя не встречал!»
«И не мной!» — выли немцы, упав на колени.
«И не мною!» Но мальчик молчал.
И тогда, убоявшись своих преступлений
И возмездья за них, немцы все — кто куда,
Чтоб спастися от кары, бежать от суда, —
И ревели в предчувствии близкого краха.
Как на бойне быки, помертвевши от страха.
Страх охватывал тыл, проникал в города,
Нарастая быстрее повальной заразы.
По немецким войскам полетели приказы
С черепными значками, в тройном сургуче:
«Ходит слух — и ему не дается отпору, —
Что тревожит наш фронт в полуночную пору
Мальчик с голубем белым на левом плече.
Запрещается верить подобному вздору,
Говорить, даже думать о нем!»
Но о мальчике русском все ширилась повесть.
В него веры не выжечь огнем.
Потому — это месть,
это мысль.
это совесть;
И о нем говорят всюду ночью и днем.
Говорят, его видели под Сталинградом:
По полям, где судилось немецким отрядам
Лечь костьми на холодной, на снежной парче.
Русский мальчик прошел с торжествующим
взглядом,
Мальчик с голубем белым на левом плече!

Сестры наши и подруги.
Вашу доблесть и заслуги,
Ваши подвиги-дела
Свято чтя, страна родная,
Честь геройству воздавая.
Лавром славы обвила
Мрамор вашего чела!

Сестры, мы ль бесславно сгинем?!
Солнце знает в небе синем,
Что мы боремся — за свет!
Враг упрется — опрокинем!
Горы встанут — горы сдвинем,
Продолжая путь побед!

Вам, народным героиням,
Братский праздничный привет!

У деревушки у одной
На редкость лютый волк в соседстве объявился:
Не то что, скажем, он травою не кормился,
А убивал ягнят
Или телят, —
Нет, он свирепостью был обуян такою.
Что людям не давал покою
И яростно грибной и ягодной порой
Охотился за детворой.
Не диво, что вошел волк этот лютый в славу:
Мол, вепрю он сродни по силе и по нраву,
И в пасти у него впрямь бивни, не клыки
Засуетились мужики.
На волка сделали облаву.
«Ату его! Ату!» — со всех сторон кричат.
Лишася вскорости волчихи и волчат.
Волк стал переживать, как говорится, драму:
«У мужиков коварный план.,
Того и жди беды: не попадешь в капкан,
Так угораздишь в волчью яму…
Нагрянут мужики… Возьмут тебя живьем…
Какой бессовестный прием!..
Бить будут!.. Насмерть бить!..»
Волк жалобным вытьем
Весь лес тут огласил, из глаз пуская жижу:
 «И уверял еще меня какой-то враль,
Что, дескать, у людей есть этика, мораль!
Ан этики у них как раз я и не вижу!»

В деревне был мужик Хаврош, головорез.
Он бесперечь со всеми в драку лез,
Чужое загребал, не за свое боролся.
Косясь давно уж на Фому,
В избу — непрошеный — вломился он к нему,
Решил: врасплох его возьму!
Не на такого напоролся:
Был встречен так Хаврош Фомой,
Что еле-еле
С кровавыми отметками на теле
Дополз домой.
Деревня вся далася диву:
«Хаврош-то, слышали? Поди, теперь его
Не будет уж тянуть к чужому пиву!»
«Да, встретил, друг Фома, Хавроша ты… тово…
От угощенья твоего
Ему остаться вряд ли живу!»
«Как мог, так гостя привечал, —
Фома с улыбкой отвечал, —
Неважно встретил. Делать неча.
Какой был гость. По гостю — встреча».
У немцев стынет кровь от фронтовых вестей,
Не чаяли такой закуски.
Что делать? Русские — непрошеных гостей
Привыкли мы встречать по-русски.
Вломились «гости» к нам — враги.
Так «по гостям и пироги»!

Колдун уральский бородатый,
Бажов, дарит нам новый сказ.
«Живинка в деле» — сказ богатый
И поучительный для нас.
В нем слово каждое лучится,
Его направленность мудра.
Найдут чему здесь поучиться
Любого дела мастера.
Важны в работе ум и чувство,
В труде двойное естество,
«Живинка в деле», мастерство
Преображается в искусство.
И нет тогда ему границ,
И совершенству нет предела,
Не оторвать тогда от дела
Ни мастеров, ни мастериц.
Их вдохновение безмерно.
Глаза их пламенем горят.
Они работают? Неверно.
Они — творят!

Один пройдошливый румын, кривой Антон
(Иль по-румынски Антонеску),
Рядившийся в сюртук, заношенный до блеску,
Не вылезавший век из рваных панталон.
Всю жизнь пиликавший на скрипочке в трактире,
Вошел в лихой азарт, решил зажить пошире
И у себя в квартире
Устроил воровской притон:
Набив замки, навесив шторы.
Он принимал, поил-кормил
Отчаянных воров-громил,
И вместе с ними сам, как делают все воры,
Чужие уважал не очень-то запоры.
Сначала был Антон в «счастливой» полосе.
Как мышь, сыскавшая дорожку к бакалее.
Он с каждым днем жирел и делался наглее.
Но вдруг и он, и воры все
Засыпалися с кражей:
Сам обокраденный ворами гражданин,
Да не один,
А с обвинителем, с внушительною стражей,
Накрыв притон, налег на двери — двери вон!
При неприятном столь визите
Заголосил вовсю Антон:
«Спаси-и-и-те!..
Спаси-и-и-те!..
В обитель мирную!.. Побойтеся икон!»
«Вот в том и главное, — сказал
тут обвинитель, —
Что мы, блюдя закон,
Вошли с оружием не в мирную обитель,
А в воровской притон!»