Ирина ТАЛУНТИС
Над скамейкой на ветке кленовой
Резво пляшет на влажном ветру
Прихотливо раскрашенный клоун,
Будто в цирке смешит детвору.
Доплясался. Подпрыгнув повыше,
В неотвязном естественном сне
С каждым мигом плавнее и тише
Прямо в книжку ложится ко мне…
…Навсегда, без сомнения тени
Я захлопнула спящий листок
Вместе с горечью грусти осенней
В странном мире по имени Блок!
Птиц перелётных принял тёплый юг
Птиц перелётных принял тёплый юг,
Опали листья, выпали снега,
Ушёл за горизонт хороший друг,
Приобрела коварного врага.
Жизнь, как всегда, валяет дурака,
Хотя сама висит на волоске.
Я помогу. Тебе – моя рука!
Никто не прикасается к руке…
…Раньше срока забрызгало лето
…Раньше срока забрызгало лето
Жёлтой краскою ветви берёз,
Все попытки зажечь сигарету
Подтверждали – размолвка всерьёз…
…Вспыхнет пламя в руке – по привычке
Замираю и, кажется, вновь:
Я в огне догорающей спички
Несгоревшую вижу любовь!
Я сегодня вымыла окно,
Над планетой нагибаясь смело.
Не успело высохнуть оно —
На стекло коровка божья села.
То ли это тайный знак небес,
То ль на солнце выбралась из тени,
То ли приняла за дикий лес
Царство одомашненных растений…
Скажете: событье – просто смех,
Нечего делиться было с нами!
Я не претендую на успех —
Мне б чуть-чуть поговорить… стихами!
Придёт рассвет —
займусь крышиным бегом
(Бегом по крышам —
ясно и ежу),
Усядусь на сугроб,
умоюсь снегом
И на язык сосульку положу.
Послушаю капели звонкой пенье…
Дел миллион!
А выглянет луна,
Я напишу для вас стихотворенье!
Ах, да, я не представилась: Весна!
У дороги лесной —
Ель.
Меж корней у неё —
Гриб.
Мухомор – не моя
Цель.
Я ногою его
Сшиб.
Рядом холмик, на нём —
Мох.
Может, спрятан в лесу
Клад?!
Я – по камню ногой —
«Ох!».
Мухомор от души
Рад.
Мои слова за дерзость не сочти
Мои слова за дерзость не сочти,
Когда вздох сожаления услышишь:
«До Пушкина могла б я дорасти!»
…Он был всего на сантиметр повыше.
Я, «ступая по лезвию бритвы»
И «у пропасти встав на краю»,
Не шепчу пред иконой молитвы,
На коленях пред ней не стою
И грехи не считаю натужно,
Не стремлюсь очутиться в раю…
Помоги тем, кому это нужно,
Тем, кто верует в милость твою.
«Родился на земле исконно русской,
Законы чтил и защищал права,
Не праздновал в четырнадцатом труса …
Честь дворянина – больше, чем слова!
Теперь смотрю с тревогой на дорогу —
Жду изменений горестных в судьбе.
Молитвы вспомнить, обратиться к Богу?!
Забыть, что знал и помнил о себе?!
В кровавой свалке разберусь едва ли.
Что впереди?! Изгнанье? Смерть? Сума?..»
От автора: ещё не страшен Сталин,
И двадцать лет до жуткого – «тюрьма»!
Кто прежде жил достойно, сыто, честно,
Потом не знал, «что делать», – виноват…
Дед приобрёл, став жертвою репрессий,
Привычку к жизни под названьем «ад».
К твоим ногам бросается с мольбой
К твоим ногам бросается с мольбой,
Ступней коснувшись, отползает снова…
Как будто в чём-то виноват, прибой
Замолвить просит перед кем-то слово.
Ты не Господь, чтоб отпускать грехи,
Тем более явлениям Природы …
…Разгул стихии просится в стихи,
Когда поэт «у моря ждёт погоды»…
Облаков кружевная кайма
По неровному краю залива.
Словно их пришивала сама
Неохотно, небрежно и криво.
Гладь небес – нежный, ласковый шёлк
Голубого, капризного цвета.
Утюгом белый лайнер прошёл
По тончайшей вуали рассвета.
Пристрочила к волне стрекоза
Бахрому золотого рогоза…
Я протёрла в испуге глаза:
Где житейская скучная проза?!
На камне в раздумье глубоком
Сижу, что второй Робинзон,
И парус вдали одинокий
Скрывается за горизонт.
Колибри цветные не кружат
Над бедной моей головой —
Над грязным разбитым арбузом
Блаженствует бабочек рой.
А море на берег пустынный
Солёную гонит волну.
Как дева над вечным кувшином,
Печально глотаю слюну.
Летят эскадрильями осы,
Рядами ползут муравьи.
Предвижу лавину вопросов
Моей возмущённой семьи.
Таких же арбузов на свете —
Что пыли у сельских дорог.
Пусть празднуют бабочки эти —
Их жизни так короток срок!
Виктор ТИХОМИРОВ-ТИХВИНСКИЙ
Дом заколочен. В доме нет людей,
И мухой солнце в паутине бьётся.
Что говорить – ведь по России всей
Таких домов немало наберётся.
Куда ушли, какой нашли приют
Те люди, что здесь век свой коротали?..
Дома стоят… Стоят дома! Поют!
Как будто бы с людьми ушли печали.
Мать не пишет мне из Ленинграда
Мать не пишет мне из Ленинграда
В Петербург холодный и сырой.
А сама любой записке рада,
Рада мама весточке любой.
Дерева стоят, как на параде,
На ветру листвой сырой звеня, —
Мама, мама, как там в Ленинграде
Век свой доживаешь без меня?
Там луна – небесная телега —
В вечность-бесконечность впряжена!
Петербург-старик встаёт из снега.
Ленинград – из памяти. Из сна!
Серый день. Туман вдали закрывает дали.
Осень. В небе журавли запятыми стали.
Тихий дождь – как чей-то плач за окошком, вроде…
Надевает мама плащ, на крыльцо выходит.
Оглядится – ни души: не зовут, не плачут.
Капли, медные гроши, прочь по лужам скачут.
Скачут так, что не догнать, скачут за ворота.
На крыльце присела мать, будто ждёт кого-то.
Не беспокойся – со мной всё в порядке,
Я буду читать твои письма на ощупь.
Сложнее теперь мне бежать без оглядки,
Но я полон сил, и тверда моя поступь.
Со мной всё в порядке – мне стало лишь проще,
Я вижу всё то, что не виделось прежде,
И мне безразлично, что рвётся, где тоньше.
Мне чужды встречающие по одежде.
Был прав тот однажды ослепший художник,
Что зренью отсутствие глаз – не помеха.
Смеясь, говорил, что я зрячий заложник
Своих заблуждений, и плакал от смеха.
Светясь, уходил он, теряясь во мраке,
Желая найти в нём живые сюжеты.
Ему ли не знать было нашей изнанки —
Он видел всё то, что скрывалось от света.
Я буду читать твои письма на ощупь
И видеть, как тушь проливалась на щёки,
Блестели глаза и не думали сохнуть
Слезинки, смывая чернильные строки.
Не беспокойся – со мной всё в порядке,
Ослепнуть – лишь значит – услышать молчащих.
Пускай мне сложнее бежать без оглядки,
Но вижу я лучше любого из зрячих!
Мысли обретают очертанья
В завитках написанной строки
И меняют место обитанья
С хаоса на белые листки.
Клинопись случайных сочетаний
Неказисто вылившихся слов
В результате внутренних скитаний
Дарит восхитительный улов.
Словно прожилки в мраморе
Словно прожилки в мраморе,
Тени на белом снегу.
Птицы сбежали за море,
Я же взлететь не могу.
Тая в промозглой мерзости,
С солнца последним лучиком
Я пропадаю без вести,
Став для него попутчиком.
Гончарный круг. Идея волшебства
Гончарный круг. Идея волшебства.
Бег иноходца, вера иноверца.
Сюжет невоплощённого родства —
Горячность слов, опустошённость сердца.
Движенье зим и лежебока-юг.
Бредовый сон. Таблетка аспирина.
Стихи в метро – мельканье закорюк.
Гончарный круг. Податливая глина.
И ко всему – причина забытья,
Когда улыбки сходят, словно пятна.
Искусство жизни – это быт и я,
Отдельно или вместе – непонятно.
Вода и сосны. Берега отвесны
Вода и сосны. Берега отвесны.
Названья чувств известны, неизвестны
Названья трав, жуков и мотыльков.
Кузнечик пел, пропел и был таков:
Стремительный полёт его так лёгок,
Что, как бы ни был ты жесток и ловок,
Кузнечика избавить нелегко
От неба, что светло и высоко.
На синем небе вспыхивали звёзды
