ЛЬВЫ И СФИНКСЫ
Пишу тебе одной,
одной
во всей стране,
какой мне снится сон,
что
думается мне.
Два сфинкса
над рекой.
Я не скажу, что груб
гранит
их нежных глаз,
их миловидных губ.
На цоколе
слова:
«Привезены из Фив».
А кто-то
проходил,
хвосты им поотбив.
Обиделись бы! Нет.
Сфинкс,
видно, не гордец.
Загадка на губах,
и никаких
сердец.
Перед подъездом спят
два
равнодушных льва,
у каждого — в кудрях
в судейских
голова.
Когда другим дано
метаться
и рычать,
готовы эти львы
обид
не замечать.
И разве в этом нет
особенной
судьбы, —
о, статуи Любви,
о, каменные львы!
О, кони,
коих Клодт
поставил на дыбы,
балконы
на плечах
держащие рабы!
О, божества
без рук,
положенных плечу, —
в одном я только
вам
завидовать хочу.
Обидные пинки,
насмешливую
брань,
железным молотком
отколотую
грань —
вы сносите!
Пускай
и жалят вас и злят —
не дрогнет
ваша грудь,
не повлажнеет взгляд.
А я —
ни лев, ни сфинкс,
и от твоих обид
во мне
все говорит,
все стонет,
все болит…
«Мне скучно, бес».
Себя
запродал черту Фауст!
Мне скучно.
Без тебя
я по земле скитаюсь.
И не рассеет бес
ту скуку
ни чумою,
ни молнией с небес,
ни тонущей кормою.
«Ты» мне нужна.
Кто «ты»,
бог видит, я не знаю.
Я осмотрел
мосты,
я трясся на трамвае;
смотрел на груды льдин —
и никого
не встретил.
Но человек один
не может жить
на свете;
не может у стены
блуждать
пустынным взглядом,
где даже сатаны —
вот черт! —
не видно рядом,
Вот небо с уймой звезд,
их больше,
чем у Гете.
Все до одной бы свез
тебе одной.
Но где ты?
Приблизься
хоть на шаг.
Душа тебя устроит?
Готов отдать.
Душа
хоть сколько-нибудь стоит?
Загробного судьбой
я с чертом
расквитаюсь.
Но с будущей тобой
не поступлю,
как Фауст.
Есть купола.
Их лик
зрит россиянин всякий.
Се —
мощен и велик —
сияет Исаакий.
Когда
и солнца нет,
и небо как болото —
все ж
излучает свет
святая позолота.
Другой
трехглавый храм
крыт крашеным железом,
а купол
пополам
таинственно разрезан.
Он в Пулкове стоит,
храм
чисел и приборов.
Вот каковы сии
великих
два собора.
И разные у двух
и боги
и святые,
к которым ввысь ведут
ступеньки
винтовые.
И мученики есть
у каждого.
Зверея,
вели Христа на крест.
И к пытке —
Галилея.
Вот, христианский мир,
какой шедевр
ты создал!
Вот мрамор, вот порфир,
вот путь,
ведущий к звездам.
Вверх,
по виткам,
себя
я ввертывал шурупом,
и довинтился
я
в Исаакиевский купол.
И — небесам конец,
ни звезд, ни туч!
К чему же
нам — золотой венец,
сияющий снаружи?
И ангелам сюда
сквозь плиты
не пробиться!
Нет, эта красота —
не солнце,
а гробница.
Ослепший и без чувств,
и вниз верчусь,
и вскоре я
шоссейной лентой мчусь
к тебе,
Обсерватория!
В пожарных касках крыш
среди Земного Шара
ты
словно сторожишь
планету от пожара.
И лестничкой витой
вхожу я
в купол дивный,
не золотой — простой,
с трубой
посередине.
И он
раскрылся вдруг,
как подымают веко,
и стал
ходить вокруг
светила — человека,
как ходит
наш Земшар,
кружа меридианы,
как ходят
не спеша
планеты мирозданья.
И царствуй
и смотри
на солнце в полном блеске!
Здесь,
в куполе,
внутри —
смерчи,
пожары,
всплески.
Следи
глазами линз
за солнечной короной!
И я смотрю
на жизнь,
сияньем покоренный.
Хочу я жить
не час,
а без конца, сверхсметно,
как человек,
как часть
материи бессмертной,
часть звезд
и часть людей
или хотя бы часть я —
травы,
цветов,
лучей
какого-нибудь счастья.
Нет,
я не раб, не червь!
А мысль моя несется,
не ведая
ночей,
ракетой вокруг солнца.
Как к хочется мне здесь,
где ширь
так осиянна,
вскричать:
«В сей мир чудес
я верую!
Осанна!»
Прочь, мелочи,
прочь, рой
обид!
Тоска, долой!
Забыть заботы!
Прочь,
бессонных мыслей ночь.
Любовь и ревность,
прочь!
И — снова
на простор
гранита и мостов
через Неву.
Мосты
надежны и просты.
И как ни широка
гигантская река,
просторы
не пусты.
Сроднились берега,
как в браке,
на века.
Так сделали мосты.
пускай одни —
горбом
прошли из дома в дом.
Их жизнь —
канала муть,
и в пять ступенек путь.
Другим —
взамен любви
двухсводчатый уют.
Сторожевые львы
расстаться
не дают…
Зато у самых звезд
Канавки Зимней
мост.
И преданно-верны
живут две стороны
двух зданий,
две стены
так близко,
тесно так
и так вдвоем всегда,
что только
кое-как
под мост течет вода…
Но,
берега Невы,
вам трудно.
С детства вы,
с пустынных лет реки,
так страшно
далеки!
И ледовитый лед
вот —
между вами лег,
и только иглы ввысь…
И все же
вы сошлись.
И, дружески легка,
легла
издалека
Литейного рука
проспекту на плечо.
«Чего ж тебе еще?
Я рядом.
Я с тобой…»
Но как мне быть
с собой?
Я понял
жизнь мостов,
пролетов и основ.
Соединять —
их суть.
Но и оставить путь
судам,
идущим в верфь
или от устья вверх.
Покинувший залив
корабль
так горделив —
сияющая медь
и мачты
в полный рост…
Но больно мне
смотреть
на разведенный мост.
О, горестный разлад!
Мост,
как любовь,
разъят,
и входит в наш разрыв,
спокойный ход
развив,
громада корабля,
два берега
деля
на разных две судьбы…
И я стою,
моля
ростральные столбы
помочь
и сблизить вновь
двух берегов любовь!
Но я же начал — «прочь,
бессонных мыслей ночь»,
я же сказал —
«прочь, рой
обид,
тоска, долой,
любовь и ревность, прочь»,
к Неве я вышел…
Ты,
река,
и вы, мосты,
не в силах мне помочь.
В огнях, гудках, парах
и флагах
пароход
торопится.
Пора
открыть ему проход!
