236. СТАРЫЕ КНИЖНИКИ
Помню, как в студенческие годы
На Литейном забирался я
Под глухие каменные своды
Рыться в грудах книжного старья.
Всё здесь есть: листочки мадригалов,
Знатных литографии персон,
Связки молью траченных журналов,
Памятных с некрасовских времен.
Описанья знаменитых зданий,
Ярмарочный песенный товар,
Томики стихов — первоизданий
С маркой типографии Плюшар.
Пьесы, избежавшие цензуры,
Корректуры «Искры» и «Звезды»,
Ленина женевские брошюры,
Первые марксистские труды…
Летчики, ученые, артисты
Рылись в этих грудах не спеша,
И несли им книги букинисты
Так, как будто в каждой есть душа.
Чтобы всех обрадовать находкой,
Ворошили с ними пыльный прах
Старички с козлиною бородкой,
В старомодных узеньких очках.
Как не заблудиться в книжной груде!
Но, любя родных легенд язык,
Эти многознающие люди
Как свои бродили в мире книг.
Давние проглядывая списки,
К ним, осенний отряхнув туман,
Заходили Горький, и Десницкий,
И Смирнов-Сокольский, и Демьян.
Оценив их верную услугу,
Сколько книголюбов — и не зря! —
Пожимали руку им как другу,
За редчайший том благодаря.
Где они, все эти могикане,
В памяти хранившие своей
Столько дат, событий и названий,
Отгоревших и живых идей?
Может быть, родной землей хранимый,
Не один из них навек уснул…
Добрым словом Алексей Максимыч
Стариков когда-то помянул.
И, воспоминанием согреты,
Как живые в памяти встают
Те, кто так любил свой невоспетый,
Радость людям приносящий труд.
Июнь 1960
Колючие травы, сыпучие дюны
И сосны в закатной туманной пыли,
Высокие сосны, тугие, как струны
На гуслях рапсодов латышской земли.
За ними взбегает Янтарное море
На сглаженный ветром ребристый песок,
И горькая пена в усталом узоре,
Слабея и тая, ложится у ног.
Склоняясь в крылатке над тростью тяжелой,
С помятою черною шляпой в руке,
Стоит он, вдыхая вечерние смолы
На темном, остывшем от зноя песке.
Оставили след свой суровые годы
В морщинах, в короткой его седине,
Но те же глаза сквозь туман непогоды
Глядят, разгораясь в холодном огне.
Быть может, и радость приходит всё реже,
И медлит в полете раздумчивый стих,
Но он не сдается — ведь сосны всё те же
И та же могучая поступь у них!
Пусть яростно ветры над ними несутся,
Пусть давит им плечи дождливая муть,
Их можно сломать, но они не согнутся,
Со скрипом, со стоном, но выпрямят грудь.
И, в дюны впиваясь пятой узловатой,
Как мачты тугие, гудя в высоте,
Несут они берег — свой парус косматый —
К бессонному солнцу и вечной мечте.
Июль 1960
В земном пути, меняющем кочевья,
Жилища, встречи, лица и края,
Беседу с вами я веду, деревья,
Ни в чем не изменившие друзья.
И как мне было с вами не сродниться,
Приветившими родину мою,
Когда живые образы и лица
Я в ваших очертаньях узнаю!
Вот старый дуб — листва из звонкой меди,
Могучий стан в извилинах коры,
Он весь гудит, рокочет о победе,
Как некогда на струнах гусляры.
Вот сосны. Прямоствольны и упруги,
Колючие — ветрам не разорвать,
Стоят в своей чешуйчатой кольчуге,
Спокойные, как Игорева рать.
И елки, неподвижны и суровы,
Роняя низко рукава ветвей,
Ждут, пригорюнясь, — матери и вдовы,
Молчальницы в платочках до бровей.
А рядом боязливая осина
И вовсе простодушная ольха
Глядят поверх кустов, как из-за тына,
На тропку, что тениста и глуха.
Но всех милей мне девушка-береза,
Пришедшая из сказок и былин,
Снегурочка, любимица мороза,
Аленушка пригорков и равнин.
Ей любы наши зори, сенокосы,
Ромашки в росах, звонкие стрижи,
Зеленые она качает косы
Над волнами бегущей с ветром ржи.
И с нею сам я становлюсь моложе,
Позабывая беды и года.
Она ведь чем-то на тебя похожа…
Ну что ж! Мы были молоды тогда.
1960
239. «О русской природе, о милой природе…»
О русской природе, о милой природе
С зарей в материнских глазах,
О тающем снеге и ясной погоде,
О яблонях в наших садах!
О шумной пшенице, о вольных просторах,
О солнце сквозистых берез,
О ласковых реках, о девичьих взорах,
О песнях, щемящих до слез!
О гроздьях рябины, о шорохах бора,
О ландышах ранней весной,
О том, как твои голубые озера
Прозрачны и в холод и в зной!
О том, как живою водою поила,
И радость и горе деля,
Нам сердце твоя неизбывная сила,
Простая родная земля!
О том, как в дорогу на долгие годы
Ты нам колобок испекла,
О том, как сквозь ветры, закаты, восходы
Ты верною тропкой вела!
Ты вся расцветаешь, как русская сказка,
Как песня, ты плещешь крылом,
И вечно живет материнская ласка
В задумчивом взоре твоем!
Декабрь 1960
По ладожским сонным каналам
Из тихвинских чащ и болот
Они приплывали, бывало,
В наш город, лишь лето придет.
Пройдется заря спозаранку
По стеклам громад городских,—
Они уже входят в Фонтанку
На веслах тяжелых своих.
Их день трудовой некороток
В плавучем и зыбком гнезде,
У ржавых чугунных решеток,
У каменных спусков к воде.
Торгуясь еще по старинке,
Хозяйки берут не спеша
Какие-то плошки и крынки
Из бережных рук торгаша.
И, щелкнув по боку крутому,
Звенящему гулко в ответ,
Им кутает плотно в солому
Покупку старательный дед.
К чему бы такая посуда,
Давно уж отжившая век,
Из глины рожденное чудо,
Приплывшее с северных рек?
Давно уж расстались мы с нею,
Но радость ребяческих дней
Мне эллинских амфор стройнее
И тонких фарфоров милей.
Здесь в каменном знойном июле,
Забытой прохладой лесной
Мне веет от этих свистулек,
От чашек с нехитрой каймой.
Мешали ту замесь упруго,
В избушке трудясь до утра,
Умельцы гончарного круга
И глиняных дел мастера.
Не зная расчетов науки,
Храня вековую мечту,
Из глины мужицкие руки
Умели лепить красоту!
Март 1961
241. «Раздвинул Киев крутые склоны…»
Раздвинул Киев крутые склоны,
И запах свежий, немного пряный,
Течет бульваром в тени зеленой —
Цветут каштаны, цветут каштаны…
В час этой светлой весенней встречи,
Раскинув щедро свои жупаны,
На стройных ветках расставив свечи,
Цветут каштаны, цветут каштаны…
Где дым пожарищ, где след Батыев,
Недавних бедствий огонь и раны?
Всей грудью дышит воскресший Киев,
Цветут каштаны, цветут каштаны…
Он словно не был раздавлен горем —
Живут в нем песни и смех гортанный.
Над этим пышным курчавым взгорьем
Цветут каштаны, цветут каштаны…
Лететь бы чайкой к днепровской дали,
Раскинуть крылья в простор нежданный,
Чтоб вечно юным меня встречали,
Зеленый Киев, твои каштаны!
Май 1961
