И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

Время – упадок – и падают на спину птицы.

Листья взлетают и намокают,

и не мигают миллионоглазые мухи.

Скоро возьмутся за пилы зубные,

вырубят дом мой дневной и опрокинут,

что ж, мне достаточно и землянки.

Я с чертежами залягу на зиму,

скажем, в углу и закроюсь глазами,

в вечный гамак из паутины.

Этих закованных в ложные цепи

из катастроф

дунь – и рассыпятся, пыль это, пыль.

Птицы зловещи, их градус и речь,

и не сморгнешь, и не знаешь, куда унесут

их треугольники-крылья – и хвост и – клюв,

Ляг в ухо лягушке,

я не был, не был! Согласен.

В списки воскресших меня не пишите —

этих утопий я не знаток.

В списки воскресших меня не пишите —

ноги, ветрами гонимы,

мокнут как листья.

Не орфография,

кнут и его ударенья,

ритмика боя с собой, глобус пустынь,

кто ее слышит, лисицы на скалах,

когда проливаются снеги

слез невидимок-волков.

О одиноки!

И ноги устали,

уши и капилляры.

Гордые гимны,

звездные речи!

Не увлекают – фальшивки.

Кожа и лимфа

как висящие змеи на подбородках,

и сыплется чешуя.

Камни устали. На наковальне

молот накален по темени бьет.

Струны у пальцев остыли.

Рыцарь и рог – как мираж в запятых,

когти у рока устали.

Выбрось, не натянуть!

Что ж ты наделал с собой, что глазницы

пусты, в них плещется ртуть.

Бицепсы как паутина.

Сердце как перстень

в двух пальцах.

Бюст Аполлона пуст.

О неопрятен декор оптиматов.

И вьются собаки меж кирпичей,

где мусор, крича:

«Микены! Микены!» —

чертим рукой волосатыми лепестками.

Видение ливней как золотых монет!..

Мигни!

Когда я уйду – сожгите,

И пеплы уйдут по водам тела.

Тихие толпы бегут в одиночку.

Лютни у них не играют. Поют.

А подземелья закрыты.

Лютни поют: скоро! скоро!

Вверх нужно, вверх, туда вы уйдете,

вниз не смотрите – вверх!

Люди не умирают, а каменеют

их лебединые шеи

заткнуты пробкой.

Пули, ветрами гонимы,

устали,

падают в горсти.

Все мы взлетим, как чайные ложки

будем оттуда

звоном в стакане.

Новые люди нальются собой.

Боги вы боги, антиитоги.

Погаснет Звезда и еще через месяц уйдет Небосвод

и не будут кружиться дубы заоконные на корнях

и змея не очертит круги

и скальпель с пинцетом положит Хирург,

он вмонтирует в сердце часы

и будет их заводить,

а сады цветомузыки – моль съест,

и положат мне Луну в рот красный.

Ну, попразднуй уход

тринадцатой рыбки из щелей пруда

и взлетанье ее на крылах-орлах

к жизни; и жажда, она задохнется

              под градом скал

и расплавится воск ее перышек

вниз, как спина.

Говорил же тебе: не пророчь,

не приводи в движенье Ничто,

пусть стоит и мерцает и брызжется,

и цветет, и свистит.

Ты же закрой глаза-веки, рот и не тронь,

всё случится само и без тебя, ты себя

прибереги пока, свет тебе делает смотр,

а потом уж решай,

стоит ли розе вздохнуть,

а слонам трубить,

в том мажоре жить сто световых лет.

Зло опереточное оставь, о Зевс!

Розы пахнут. Слоны трубят!

Всю ночь, всю ночь шел дождь

как шквал.

И умер с оком конь.

Всю ночь шли нищие в шелках

под фонарем —

без фонарей.

И пифии в болоте пели.

Их пенья были о коне,

как обо мне,

печалью тонки.

У нищих был раскрытый рот

и в нем

решетчат

Время смято, снято

как море бился

глаз.

Коня – огня – и от меня

что требует

Эллада?

Я смерть пою.

Я рву на саван сантиметр —

кармашек для души…

Всю ночь, всю ночь лицо блестело!

Энеада – девятка (греч.).