ПОСЛАНИЕ К МИЛЕНЕ
Позволь в час мирного досуга
С тобой не о себе тужить,
О тех, кто не имеют друга
И сами не хотят любить;
О тех душах окаменелых,
Распутством сердце что мертвят;
В глазах, слезою покровенных,
Слезой любви лишь слабость зрят.
Любовь сердец, любовь прелестну,
Химерой смеют называть;
Названьем бредней страсть небесну
Они дерзают унижать.
В постыдной неге утопая,
Лишь в тине светской ищут жить;
В сердечной пустоте зевая,
Они с собой бояться быть;
Презрев любви дары простые,
Ценят высоко счастья дар:
Венки с полей или златые
Дают спокойствию удар?
Любовь, спокойство возмущая,
Тогда же сладостью манит;
Тщеславье, тоже разрушая,
Что сердцу мертвому сулит?..
— Жаль вас! но вы того хотите:
Толпитесь вкруг богов своих!
Улыбку получить ищите
Вельмож в отменах золотых!
Что в них искать себе? не знаю! —
Искать ли знатности пустой?
Я их и знатность не сравняю
С моей Миленою драгой! —
Я принял меч, щитом закрылся,
Шлем гордый на главу надел
И в поле ратное пустился;
Быть мил любезным я хотел.
Для них за славою гонялся!
Теперь вся цель моя в одной;
И для любезной лишь остался
Милены друг, блистать войной!
Чтоб ты, Милена! не краснела
Нигде за друга своего;
Сказать чтоб право ты имела:
«Узнать там можете его». —
А там создать трофей потщуся,
Хотя и кровью тот облит;
Щитом я слабых там явлюся,
Чтоб в их сердцах трофей мог быть.
Сражусь ли в поле я с врагами,
И в поле враг падет попран,
В ножны и ярость пусть с мечами,
И пусть слеза кровь моет с ран,
Пусть сердце к пленным сострадает,
Пусть слезы с пленными прольет;
Героя вздох не унижает,
И лавр живей от слез цветет.
Но жатвы лавров мы лишенны:
Итак, в бездействии ль вздыхать?
Стезя к добру не затворенна
В себе Милену украшать.
Украшу сердце постоянством,
Чтоб ты, Милена! не могла
Своим душевным всем убранством
Его верней найти стекла.
На шлеме буквами златыми,
Любовь и честь! я написал:
Завет священный сей своими
Досель делами сохранял.
Потщусь хранить! чтобы мне вверить
Могла Милена свой залог —
Невинно сердце, — и уверить
Ее своим я сердцем мог. —
Когда б ты, милая! со мною
На здешних берегах жила,
Меня б кратчайшею стезею
К желанной цели ты вела:
Шаг каждый взором ободряла,
Сближала бы мечты конец,
Успех улыбкой награждала
И тот же час дала венец.
Плети его, плети в разлуке,
И пусть судьбина все вершит!
В награду подвигу и муке
Его она мне подарит…
И мзду заслуга украшает;
И благу зло цену дает! —
…Тобою друг твой день кончает;
Последню мысль тебе он шлет.
Немень! Немень мой любезный!
Друг тоскующей души!
Дай раздаться песни слезной,
Шумом волн ту не глуши;
Чтобы эхо повторяло
Песнь унылую со мной:
Хоть бы эхо сострадало,
Сокрушенному бедой.
На брегах уединенных,
Пеной белой орошенных,
Милых дикою красой
Ты мне возврати покой.
Дай дрожащею рукою
Милый вензель начертать;
Окроплю его слезою:
Те слезы не смей смывать!
Их тебе бы я поверил;
Ты далек от дорогой,
Не туда течешь, назначен
Путь иной тебе судьбой. —
Если ж здесь опять драгая
Снова будет обитать:
На брегах твоих, гуляя,
Верно сядет отдыхать;
Погони волну волною,
Шумно их начни струить,
Чтоб заняв ее собою,
Страсти след моей явить. —
Ель столетня наклоненна
Над твоей висит водой;
Ель увидишь оживленну,
Горлиц страстною четой;
И не в горестной пустыне
Потекут твои струи:
Будет образ тут отныне
Постоянства и любви.
За сини дальних гор хребты
Лучи златые закатились;
Ближайши сердцу красоты
Унылым вечером явились.
Луна скользит на струйках чистых,
Сребрит зеленые поля
И, зыбляся в древах пушистых,
Алмазы сыплет вкруг себя.
Нет ветров буйных: не дерзают
Свистеть в брегах, клонить древа.
Древа стоят и отдыхают
В объятьях ароматна сна.
Все спит и тенью все одето. —
Приятно мне! душа полна!
Тесней тень сблизила предметы,
Роднит с природою она!
Роднит? Но будто сердцу страстну,
Окроме милой, есть родня!
Дружит, — чтоб в участи злосчастной
Был друг в природе у меня.
Мой друг! отрада всех влюбленных!
Луна! прошла ты весь эфир.
Скажи мне, что в пространствах тленных
Тебе являл наш бедный мир?
Луна! ты видела ль Милену?
Ах! помнит ли она меня?
Храня в глазах слезу священну,
Она взглянула ль на тебя?
Главою на руку склоняясь,
Она вздыхала ли тогда?
Шепнула ль, в думу погружаясь,
Что мил я буду ей всегда?
Скажи! — чтоб сердце не томилось,
Скажи скорей, и слезу в дар!..
Вдруг облако — луна сокрылась.
О рок! за что мне сей удар?
Ах! слезы чувствия драгие,
Уже мне не с кем проливать;
Хотя б луны лучи благие
Могли в глазах их осушать!..
О рок! о рок! или ты вечно
Меня к несчастью осудил?
Нет! нет! ты сжалишься, конечно,
Надежды если не лишил.
Благословенная сень мира!
Храм меланхолии благой!
Тебе хвалу, уныла лира,
Хвалу гласить своей струной.
Под кровом древ твоих кудрявых
Я встретил некогда любовь;
И вместе с кипом вод тут рьяных
Во мне вскипела юна кровь:
Клубились волны и шумели,
А я под плеск их отдыхал;
Амуры, вдруг порхая, пели;
А я — души в себе искал!
Искал! — Милена белокура,
Резвясь с подругами, бежит;
Стан Грации и вид Амура!..
Душа за нею вслед летит. —
Я счастлив был и все с тобою
Свои восторги разделил;
Я на сосне тогда ж рукою
Мне милый вензель начертил:
Он тут! он тут! и если взглянут
Сердца влюбленны на него,
Гулять без чувствия не станут
В твоих пределах, круг его. —
Была весна и удалилась;
Был счастлив я — и счастья нет:
Милена с нами разлучилась! —
Но в сердце у меня живет!
О ты! убежище спокойно!
Храм меланхолии благой!
Еще в твоих пределах вольно
Мне душу утешать тоской:
Везде предметы все постылы,
Меня с Миленой не ближат;
Твои пребудут вечно милы,
Они про друга мне твердят.
Милена в сердце обитает;
Пребудь ты в мыслях у меня;
И пусть душа не разделяет,
Мою Милену — и тебя!
Зарделось солнце, покатилось
За верх ближайшего холма:
Все тише, тише — и спустилась
Глубока всюду тишина.
И я, с природой унывая,
Свет взором томным провожал;
И взоры в дальность устремляя,
Мечтами душу восхищал. —
Смотрел на дальние равнины,
На лес, на горы и поля,
И на реку, и на стремнины;
Гулял далеко взором я!
Гулял, и сердце вдруг забилось;
И будто облако к глазам;
И нечто в дальности явилось…
Является Милена там!
Является в слезах, уныла,
И ищет будто бы чего:
Искала близ — не находила…
Как будто друга своего.
И друг хотел бежать поспешно
К прелестной, к милой, к дорогой!
И тут — о горе неутешно!
Я зрю — мечту лишь пред собой.
Ах! кстати, кстати сокрываться
В тенях природа начала;
Со мной в унынии равняться
Как будто мысль она взяла.
Лазурь небесна почернела;
Темно в душе — везде темно!
Природа траур свой надела.
Я встал и затворил окно.
Позвал с стены гитару страстну;
Снимал дрожащею рукой,
Чтобы воспеть любовь злосчастну,
И пел: слеза текла рекой!
Тут вдруг стихии взбунтовали,
Грозою рушился покой;
Во мраке молнии летали,
Клубясь извивистой стрелой;
И ветры бурные ревели,
И гром со треском упадал;
На цитре струны онемели.
Внимать чтоб буре, я привстал. —
Но ясно небо, как и было!
Еще от звезд своих светлей.
Где ж туча черная ходила?
Где ж буря та? — В душе моей!..
В душе, души своей лишенной;
В душе лишенной дорогой;
Драгой! иному покоренной;
Иному! варварской рукой. —
Теперь себе не доверяю;
Я был игрушкою мечте;
Луна! тебя я умоляю,
К твоей прибегнул красоте!
Видала ль ты меня с Миленой?
Сливалась ли у нас в глазах?
Играла ли в слезе влюбленной?
И множила ль ты страсть в сердцах?
С ней счастлив был ли я весною?
И был ли счастлив я когда!
Прошу тебя, прошу с слезою,
Уже ли все одна — мечта? —
Ах! нет. — Мне грусть то подтверждает:
Был друг у сердца моего! —
И страстно сердце изнывает,
Утратив друга своего!
Познал чрез горесть разлученья,
Лишь то мечта, что веселит;
То истина и без сомненья,
Что камнем на сердце лежит.
