Александр Цыганков - Ветер над берегом: Вторая книга стихов

Открылась даль. Простор безбрежный!

Я вышел в поле босиком.

И время все мои надежды

Метёт весёлым ветерком!

на языке отверженных селений

БОЖЕСТВЕННУЮ КОМЕДИЮ

не напишешь

Здесь Гамлет пишет пьесы, не Шекспир.

Смешалось всё. И все теперь актёры.

Одним – чума, а некоторым – пир.

Уехать бы подальше, лучше – в горы.

Там ближе недоступный идеал

И утром забываешь ночи адрес.

Там взгляд на вещи ясный, как сказал

Из Африки вернувшийся Сервантес,

А здесь, когда идёшь пешком домой,

То всё яснее ясного… Сюжета

Такого не придумать, и порой

Мне кажется, что не со мною это.

Навстречу, словно сотни лет назад,

Гремела вверх телега с мужиками.

Орали пассажиры невпопад

И лошадь погоняли матерками.

Густела тьма в заречном кедраче.

Проснулся филин – и пугал кого-то…

Старик тащил оглоблю на плече

И сбоку был похож на Дон-Кихота.

Дул ветерок. И веяло весной.

Бродячий пёс облаивал округу,

Где замертво, укрывшись с головой,

Валились в сон идущие по кругу.

Летит комар. Восход не за горами.

Бессонница осмыслена стихами —

И в прошлом все печали. Ночь в цвету,

Как райский сад. Эдем в начале мая.

Прости, Господь, за то, что я играя

Словами, поверяю пустоту.

Грядёт рассвет. Комар пошёл в атаку,

Но я не замечаю забияку,

И казнь его не стоит и строки.

И всё не в том – не в приговоре дело.

Кружись, комар! Лети в атаку смело.

Ты чувствуешь, чем пишутся стихи.

Так вышло, этой ночью нам не спится.

Со мной всё ясно. Комару напиться

Приспичило. Мы не сомкнули глаз!

Но, паразит, он бьётся для приплода,

И мне должно быть стыдно: для народа

Я не придумал даже пары фраз.

Я не боюсь ни клеветы, ни гнуса

И слышал от знакомого индуса,

Что жизнь – обман, иллюзия, каприз

Великой пустоты. И тропик Рая

Не пересечь. Прости, Г осподь, – играя,

Вкрапляю в речь блаженный парадиз.

Над головой комар всё свирепеет.

Уже в окошке светит, но не греет

Ярило над болотом – день грядёт!

Комар гудит и вьётся – ищет смерти.

Ему, увы, средь этой круговерти

Не испытать вневременный полёт.

Давным-давно, когда ещё Луна

Бродила, словно нимфа, в небосводе,

В непостижимой эллинской природе

Вдруг кончилась навеки тишина.

И первый шмель, слетевший на пчелу,

Жужжал так непорочно и отважно.

О первенец! Ты пел многоэтажно

И от последних не прими хулу.

Ты пел любовь, как вечно юный бог.

И кем ты был, таков ты и поныне.

А что менады – так замирим с ними,

Раз Эвридику вызволить не смог.

Коварные вакханки! Нелегко

Поверить им, но и без них покоя

И мира нет, как мифа без героя,

Как лиры без Орфея самого.

шмель с кувшинчиком цикуты

разливающий по часовой стрелке

горечь потерянного времени

ТОЙ, КОТОРАЯ НЕ ПРИШЛА

В твоих садах, Цирцея, так светло!

И кажется, что можно без Итаки

Прожить свой век, переломить весло —

Отдать врагу Отечество без драки.

Какая роскошь, нега… Пенье птиц.

Разнеженное море за аркадой.

В твоих садах, Цирцея, смех девиц.

В купальне плеск: резвится грек с наядой.

Изысканно волшебное вино.

Попутчики отравлены дурманом!

И кажется, что время заодно

С тобой на этом острове туманном.

Но я сбегу, Цирцея! Мне судьба

Начертана другая: не на ложе

С колдуньей спать, изображать раба.

Не нравится мне это, морю тоже.

изящная тень Европы

скользит над поверхностью моря

Время уносит Быка

растут бесконечные волны

на каждой изящная тень

Муза! Смирил я свой гнев. Все корабли догорели.

Нет ни тоски, ни огня – в сердце моём пустота.

Чистая снова душа! Воля и разум без цели.

И расплываются сны в белом квадрате листа.

Время с вершины стекло. И над судьбою мгновенье

Царствует. Как же мне быть? Сущее как различить?

Снова прочтёшь мне диктант или своё сочиненье

В классе заставишь читать или уроки учить?

Лучше не трогай меня в этой пустыне, как в доме,

Где не ответит никто – сколько уж времени… Сам

Не наблюдаю часов, как и столетий, и кроме

Трёх бесполезных вещей здесь ничего не ищу.

Прозрачен слог – да стих туманный,

Как будто что-то сквозь него

Проходит музыкою странной,

Как авангардное кино.

Постылый клип. Полёт валькирий.

Сумятица и нищета…

Но выткана из этих линий

Ткань самобраного холста.

Война – поэзия народов.

Проклятый эпос! Прах времён.

В гортанном вопле скотогонов —

Кочующий наполеон.

Сраженьям, что проходят зримо,

Виной не скиф и не варяг.

В раздоре – поле неделимо.

Любой кому-нибудь да враг.

Ах, эпос, эпос! Время оно,

Как с губ сорвавшийся мотив,

Взрывающийся с полутона,

Не позитив, а негатив.

И птичий крик над зыбью моря,

И плавный ход морских зверей,

С волнистой путаницей споря,

Пророчат гибель кораблей.

То не в небе сверкают зарницы,

То Гоморра объята огнём.

То не солнце за горы садится,

То вдали догорает Содом.

И от страшной беды и позора

Без оглядки спешит пешеход —

К благодатному солнцу Сигора

Приближается праведный Лот.

Слышит ангела глас: «Божья кара

Совершается в этом огне.

Не смотри. Уходи от пожара

И в пути помолись о жене».

Открывали вселенские дали

Восходящую в мире звезду.

Что за ним города догорали,

Он забыл, как чужую беду.

По дороге, поодаль от Лота,

Опустив неуверенный взгляд,

Шла жена, и неведомый кто-то

Ей внушал повернуться назад.

И она, вопреки уговору,

Обратилась – и Божьим судом

Вся в слезах всё глядит на Гоморру,

Всё не может оплакать Содом.

когда-нибудь я научусь

без слов молиться

и в пустыне видеть Бога

и напишу поэму из имён

какими нарекли его в гордыне

строители высокой башни

и в споре разошлись

когда-нибудь я одержу победу

и пропою хвалу своим врагам

помилую друзей

прощу знакомых

когда-нибудь

ещё до восхожденья

и гибели библейских городов

И ропщет мыслящий тростник…

Думающий дождь – в мыслящие травы.

Вольный ветерок – в тёмное окно.

И бегут часы – словно от облавы.

В ножны кабаков спрятано руно.

Разверните свет, как слова Гомера:

Кто измерил миг, тот и будет жив.

Ропотом в окно – к нам не наша эра,

Словно океан волнами в залив.

Быть может, что-нибудь родится

На этом острове в конце

Сезона, чтобы возвратиться

К нему с улыбкой на лице:

Прочесть судьбу в полёте птичьем,

Примериваясь к облакам, —

Волшебником из древней притчи

Вернуться к этим берегам.

Кафе и бульвары, набережные рек —

Мои мастерские, где человек

Прозрачнее света или темней

Зрачка красотки. Следи за ней.

В рассеянном взоре расширен глаз.

Я это видел уже не раз.

Бумага стерпит любой излом,

Чтоб ярче было – черти углём.

Я третье лето держу пари:

Смотреть сквозь стены и вне двери

Входить в порталы кривых зеркал.

Пылают маки во весь накал.

Мне интересно следить за тем,

К чему был с детства и глух, и нем.

Я выбрал волю. Мой дом – в пути.

Кого обидел, меня прости.

Здесь нет метафор и всё не так.

Никто не знает станок, верстак.

Трава да липы растут в саду.

Стоят машины, и я иду.

Венец превратится в корону,

Поднимется нищий по склону,

Взойдёт над горою звезда.

И время три образа свяжет.

Бродяга о жизни расскажет —

И станет святою вода.

И дальше как в сказке: в машине

Приедет кондуктор, что ныне

Терзает набитый трамвай.

И память утробу трамвая

Качает, словами играя:

Товарищ, смотри, не зевай!

Корона достанется нищим.

Бродяга расстанется с тыщей

Босых километров пути.

О прочем философ расскажет

И накрепко узел завяжет.

Развязки, увы, не найти.

Загадка форм: что статуя, что ода —