Ознакомительная версия.
Загадка форм: что статуя, что ода —
Изящно и прекрасно. На века
Отлито и представлено. Природа
И здесь берёт своё наверняка.
И всё привычно, всё обыкновенно —
И всё согласно внешнему внутри.
В пределах узнаваемой Вселенной
Горим, как на морозе снегири.
Но в чём секрет? И что это за диво:
Что облако, что зеркало, что взгляд —
Так осторожно и красноречиво
О чём-то непонятном говорят.
И вдруг вдали рассмотришь через годы:
Обломками полно глазное дно —
Из мрамора изваяны уроды,
Как будто выбирать нам не дано.
5.2001
В пластмассовое время этот город
Творит капроновые облака.
Где трубы – словно кисти великана,
Там уличный художник – не поэт,
А просто аппаратчик или страж
Своей молекулярной простоты.
Похмелье одуревшего фантаста,
Бездомного прораба жуткий мат —
Пересеклись, как две диагонали,
На однозначной плоскости квадрата:
Как будто в шахте выключили свет —
Вот смысл пресловутого шедевра.
Малевич мне простит. Супрематизма
Поклонником я не был никогда.
И супермат сложнее сопромата.
И даже поролоновые барби
Ругаются и, глядя на часы,
Синтетикой, как баксами, шуршат.
И заводной полуночный гуляка,
Влезая в запотевшее такси,
Распространяет запах полимеров.
Химический процесс к утру на убыль.
В цистернах дозревает самопал,
И медленно, но гаснут звёзды в небе.
И всё сначала. Перед нами синтез.
Рождение химеры и закат,
Но не Европы, а средневековья.
Господь глядит во все глаза на землю.
Восточный популярен мистицизм.
Я ни химерам, ни ему не внемлю
Во времени, какое многогранно,
Что формообразующий Шекспир
Не мог придумать, образы воруя,
Как суеверьем брошенные лиры
На дно дистиллированной воды.
Кемерово – 4.2001
Театр драмы имени Луначарского
Театр драмы. Луначарский
В нём сроду не был. Здесь живёт
Седой импровизатор Чарский —
Кузбасской сцены Идиот.
В нём, словно гидры: руки, косы…
Прибой в картавых голосах,
Античные молокососы
Мужают прямо на глазах.
Все маски розданы и роли.
Актриса вышла прямо в зал,
И каждый взгляд её до боли
Знаком, как «Гамлета» финал.
Под самый занавес в партере
Смеётся странный человек,
Как будто Чехов на премьере.
Театр драмы. Новый век.
Кемерово – 4.2001
Вдохновение любит свободу,
А не тех, кто, не ведая броду,
В эту воду однажды ступил.
Шмель кружит над соцветием розы,
Не тая для нектара угрозы —
Вот и брак, что Господь освятил.
Вид прекрасный! Удачное место
Для роения или инцеста:
Что ни улей, то рынок невест.
И не розы алеют, а маки.
В небесах заключаются браки,
При нехватке заказанных мест.
Только шмель, как прообраз круженья,
Презирает не пчёл, а роенье,
Над распущенной розой полёт
Совершая – раскрашенной пулей
Пробивает натруженный улей,
Но медовых не трогает сот.
5.2001
Пусть вечный Шекспир, как фонарик,
На лунных дорожках горит,
Из книги законченный трагик
В комедию жизни летит.
Пусть в небе и солнца не будет,
Наступит безумца черёд.
В какие-то новые люди
Выходит шекспировский сброд.
Не ропщет в садах Мельпомена.
Подмостки трещат, что корма.
Джульетта, Россия, подмена…
Сойдёшь поневоле с ума!
Среди невозможных сравнений,
Крылатых метафор земли,
Актёры проходят по сцене
Как лучшие строчки мои.
Захваченный будущим делом,
Я в прошлом остаться сумел,
И чёрное кажется белым —
Крошится классический мел.
9.2002
Гоби. Гортанное пение знойного ветра
Только мак расцветает на камне, где спит
Повелитель пустыни. На красный гранит
Раскалённое солнце, как время, течёт.
Ясновидец орла выпускает в полёт.
На крутом перевале поёт ветерок:
Прикоснись к пустоте – и откроешь Восток.
И в зыбучих песках воет вой-ураган,
За органом сидит гуртоправ-чингисхан.
На бархан опускается пламя дождя.
Ясновидец-номад воскрешает вождя.
И кончается степь, начинается ночь,
Согласуясь во мгле с этой речью точь-в-точь.
5.2001
Огранщик под музыку Грига
Алмазы шлифует водой.
Открыта старинная книга,
Страницы в пыли золотой.
За окнами майская зелень
И смех беспризорных ребят,
А в келье огранщика темень
На тысячи звёздных карат!
Быть может, он старый бродяга,
Мятежник с обветренных круч?
Старинная тлеет бумага,
В замке позолоченный ключ.
О ком эта древняя книга?
Чья исповедь? Что за рассказ?
Звучит откровение Грига.
Вода полирует алмаз.
6.2001
Всё суета. Мгновенье, вспышка —
И что-то в нас упразднено.
Бывало раньше, хватишь лишка —
И настежь двери и окно!
А там гроза, дождями кроя,
Пройдёт и скатится с перил.
Как будто Бог не миг покоя,
А этот гром благословил.
6.2001
Каракули небес. Поэма, повесть…
Терзает очевидец чью-то совесть.
И крик его врастает в камень, то есть
Не пёс, а цербер говорит, как лает.
Чутьё не подведёт, но взгляд обманет.
Повсюду ветер, ветер… Всё в смятенье.
Прохожий заклинает наводненье,
Не зная, что отдать за просветленье
Своих мозгов, как вымарать бумаги.
Стихи уж не нужны, потребны саги.
Смятение и ветер. О, как трудно
Собою быть и быть собой прилюдно,
Когда вокруг так ветрено, так блудно,
Что некому уже считать потери —
Страшней зверей теперь уже не звери.
И непонятно – что слова диктует:
То шепчет стих, то просто в ухо дует.
Растёт волна, и ветер озорует.
«Куда ж нам плыть?» – Указывать наивно.
Один Гомер писал не примитивно.
Один Гомер не сочинял, а правил
Действительность, где запятых не ставил,
Не зная алфавит и прочих правил,
Не ведал, что творил – вот вам и эпос!
Старик, а богоравный, словно Эрос.
Оттуда мы и выпали. Остаток,
Когда он не осадок, всё же сладок,
Но не в чести, как лирики задаток —
У эпоса разменная монета.
Взгляни наверх – не тешь в себе поэта.
Взгляни, взгляни… Упрись бараньим взглядом
В оскал подонка-месяца, с ним рядом
Падучая звезда, под ними задом
Качает, тяжелея от напитка,
Твоя мечта; за нею, как улитка,
Троллейбус с паразитами с разгона
Берёт крутой подъём – сия препона,
Как правило ньютонова закона,
Должна предостеречь, но бесполезна
При всей своей наглядности – как бездна.
…………………………………………
Каракули небес. В чернилах тучи.
Дожди и те идут на всякий случай.
Вдруг что-нибудь да вырастет над кручей,
Объятой то стеною, то простором
На береге, неведомо котором.
7.2001
Луна – в радугу ряженая —
Простужена.
Улица – нервная, ржавая —
Натружена.
Над крышами шлейф самолёта —
Оранжево,
Словно сжигают пилота —
Заживо.
Кемерово -11.1987
Разговор отдаёт холодком —
К наступлению первых морозов.
Заиграла листва с ветерком
И закат, словно девица, розов.
Отражаются в чёрном стекле
Догорающий шлейф самолёта
Да крадущийся месяц во мгле —
Словно ищет в потёмках кого-то…
9.2001
В наряде красном придёт октябрь,
Верней, наступит, как шут на полу
Своей матроны. Из рощи явор
Метнёт трезубцы листвы по долу,
А там и грянут по струнам скальды
О том, что снова в походе Роланд.
Расправят плечи герольды Мальты:
Осенний рыцарь душою молод.
Как крестоносец у переправы
Метнёт октябрь огни в пустыню:
Кому-то битва не ради славы,
Кому-то время унять гордыню.
Когда и в доме спасенья нету,
Господь в пустыне своих приветит.
Трезубцы листьев летят по свету,
Священный явор качает ветер.
9.2001
Не человечьи уста эти слова изрекли…
Мы не рабы, а мыши в сквозном туннеле.
Что это? Где это? Влажного ветра всхлип.
Новая музыка пулями рвёт свирели.
Вместо картины времени – только клип.
Змеем воздушным – двуглавый на триколоре.
В Ялте – чужбина. И на Тамани – туман.
Нищий вдруг выдохнет сагу о Беломоре
И разобьёт с размаху пустой стакан.
Внемлет пустыня голосу, но не Богу.
Ветер – как птица в сетке из проводов.
Кто там? Откликнись… Выйди же на дорогу!
Где ты, король подвалов и погребов?
Все поезда сгорают в одном туннеле.
Все отраженья влиты в одно стекло.
Бог, если строил своды – не ставил цели,
Ознакомительная версия.
