444. ТЕТКА ГРЕГУАР
В годы юности моей
Тетка Грегуар блистала.
В кабачок веселый к ней
Забегал и я, бывало.
Круглолица и полна,
Улыбалась всем она,
А иной брюнет, понятно,
Пил и ел у ней бесплатно.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
Вспоминался ей подчас
Муж, что умер от удара.
Не знавал никто из нас
Простофилю Грегуара,
Но наследовать ему
Было лестно хоть кому.
Всякий здесь был сыт и пьян,
И лилось вино в стакан.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
Помню в прошлом, как сквозь дым,
Смех грудной, кудрей извивы,
Вижу крестик, а под ним
Пышность прелестей стыдливых.
Про ее любовный пыл
Скажут те, кто с нею жил, —
Серебро — и не иначе —
Им она сдавала сдачи.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
Было б пьяницам житье,
Но у жен своя сноровка,—
Сколько раз из-за нее
Начиналась потасовка!
Лишь из ревности такой
Разыграют жены бой,
Грегуарша очень кстати
Прячет муженьков в кровати.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
А пришел и мой черед
Быть хозяином у стойки,
Что ни вечер, целый год
Я давал друзьям попойки.
Быть ревнивым я не смел,
Каждый вдоволь пил и ел,
А хозяйка всем, бывало,—
До служанок вплоть — снабжала.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
Дням тем больше не цвести,
Нет удач под этой кровлей.
Грегуарша не в чести
У любви и у торговли.
Жаль и ручек мне таких,
И стаканов пуншевых.
Но пред лавкой сиротливой
Всякий вспомнит день счастливый.
Да, бывало, каждый мог
Завернуть к ней в кабачок!
<1934>
445. «Как грустно наблюдать повсюду корни зла…»
Как грустно наблюдать повсюду корни зла,
На самый мрачный лад петь про его дела,
На небе розовом густые видеть тучи,
В смеющемся лице — тень скорби неминучей!
О, счастлив взысканный приветливой судьбой!
В искусстве для него всё дышит красотой.
Увы, я чувствую — когда моей бы музе
Шестнадцать было лет, я в радостном союзе
С весной ее живой, в сиянье новых дней,
Позабывать бы мог печаль души своей.
Рождались бы в душе чудесные виденья,
Я часто бы бродил лугами в дни цветенья,
По прихоти своей в безумном счастье пел
И хоть бы этим мог свой скрашивать удел!
Но слышу я в ответ рассудка строгий голос,
Который говорит: «Как сердце б ни боролось,
Знак на челе давно ты носишь роковой,
Ты мечен черною иль белой полосой,
И вопреки всему за грозовою тучей
Обязан ты идти, одолевая кручи,
Склоняя голову, не смея вдаль взглянуть,
Не ведая, кому и руку протянуть,
Пройдешь ты этот путь, назначенный судьбою…»
Покрыто надо мной всё небо пеленою,
Весь мир мне кажется больницей, где я сам,
Как бледный врач, бродя меж коек по рядам,
Откинув простыни, заразы грязь смываю,
На раны гнойные повязки налагаю.
<1953>
Как грустен облик твой и как сухи черты,
О Микеланджело, ваятель дивной силы!
Слеза твоих ресниц ни разу не смочила,—
Как непреклонный Дант, не знал улыбки ты.
Искусству отдавал ты жизнь и все мечты.
Свирепым молоком оно тебя вспоило,
Ты, путь тройной свершив, до старости унылой
Забвенья не нашел на лоне красоты.
Буонарроти! Знал одно ты в жизни счастье:
Из камня высекать виденья грозной страсти,
Могуществен, как бог, и страшен всем, как он.
Достигнув склона дней, спокойно-молчаливый,
Усталый старый лев с седеющею гривой,
Ты умер, скукою и славой упоен.
<1953>
Рожденный в той стране, где чист лазури цвет,
С нежнейшим именем, в котором лир звучанье,
Беспечной Музыки веселое дыханье,
Певец Неаполя, любил ты с юных лет.
О Чимароза! Где другой такой поэт,
Чье озаренное весельем дарованье
На лица, полные угрюмого молчанья,
Могло бы так легко отбросить счастья свет!
Но в упоении бездумного успеха,
В бубенчиках шута, под тонкой маской смеха,
Ты сердце нежное хранил в груди своей.
Прекрасен гений твой, мечты всегда живые!
Не поступился ты ничем для тирании
И пел свободе гимн, томясь среди цепей.
<1953>
Привет, Флоренции великий сын! Твой лик
С крутым высоким лбом, с волнистой бородою
Прекрасней для меня могущества владык,
И я, восторга полн, склоняюсь пред тобою!
Что честь, добытая кровавою войною,
Перед сокровищем души твоей, старик?
Что лавры тщетные и почести герою
Пред дивной порослью искусств и мудрых книг?
Почет, почет тебе! Твой животворный гений
Фантазии полет и мудрость рассуждений
Двойным могуществом в живом единстве слил.
Подобен солнцу ты, что на пути небесном,
Склоняясь, восходя, в могуществе чудесном
Живит поля земли и водит хор светил.
<1953>
Не раз твердил я: к черту этот
Ничтожный мир и всё, что в нем!
Но если луч последний света
Погаснет на челе земном —
Во мне всё может измениться,
Я руки протяну с мольбой:
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
В тот час земля б затрепетала,
Дворцы бы ваши потрясла,
О богачи, — и крох немало
Нам перепало б со стола.
Голодным есть где поживиться!
Я всем бы крикнул: пей и пой!
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
От этого столпотворенья
(Над ним могу лишь хохотать!)
Забудет каждый, без сомненья,
Жену, купоны и кровать.
Хвастливый буржуа смутится!
Законы жги! Суды долой!
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
Уж меркнет дряхлое в зените
Светило дня; земля стара.
Бродяги, в город поспешите,
Нам в жмурки поиграть пора.
Пусть, Роза, Лора, вам не спится,
Сегодня я игрок лихой.
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
Спешу к дверям моей Аннеты,
Я пьян был ею без вина.
Пускай за все мои куплеты
Заплатит весело она.
Мне надо прозою проститься
С тем, что в стихах я пел порой.
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
Домовладельцу Грегуару
Скажу, спеша кутить к друзьям:
«Должок получите вы старый —
Господь заплатит завтра вам.
Он мой отец. Не мог родиться
Я без него — клянусь душой».
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
Так напевал я в полудреме,
От жизни горестной далек,
И вдруг услышал где-то в доме
Ко мне спешащий каблучок.
Апрель в цветах в окно стучится,
На стеклах отсвет голубой.
Кружись, как прежде мог кружиться,
Кружись подольше, шар земной!
<1937>
