века из собрания Государственного Русского музея.
С. 53. К портрету N. N. N. N. – Nomen nescio – имя неизвестно (лат.). Упоминание цареубийцы в данном случае позволяет предположить отсылку к истории последнего покушения на Александра II. Народоволец Игнатий
Иоахимович Гриневицкий (1856–1881), бросивший бомбу, взорвавшую его вместе с царем, перед смертью не назвал своего имени и звания. На процессе по делу о цареубийстве он фигурировал как «умерший 1 марта человек, проживавший под именем Ельникова». Подлинное имя Гриневицкого было установлено много позже.
С. 53. Дым камня. Словам вернулось Дело. – Слово и Дело – условная формула, свидетельствовавшая о готовности дать показания о покушении на государя или государственной измене. Законодательно оформлена при Петре I, отменена при Екатерине II.
С. 54. Флейта времени. Миф о флейтисте Марсии, сопернике Аполлона, для литераторов кривулинского круга был одним из самых продуктивных в осмыслении культурной ситуации современности и своего места в ней. Отсылки к этому мифу мы находим у Е. Шварц, А. Миронова, А. Ожиганова, Б. Останина. У Кривулина он становится еще и вариацией на тему музыки как гармонизирующего и разрушающего начала – ключевую для него в плане развития и преодоления традиций русского модернизма.
С. 59. Приближение лица. Ст-ние подводит итог нескольким, начиная с «Флейты времени», предшествующим, сводя воедино их мотивы. О, старчество ребен-
ка / на льду реки фламандского письма! – На картинах голландских и фламандских художников зимние игры на замерзшей реке принято рассматривать как аллегорию незаметно, словно вода подо льдом, текущей жизни, в которой радости и веселья оборачиваются печалями и опасностями. …и третьего не достигают года. – Отсылка к начальным и финальным строкам ст-ния Б. Пастернака «Так начинают. Года в два…» (1921).
С. 61. Подтверждение образа. Звучащие в этом и нескольких следующих стихах египетские мотивы при всей их кажущейся отвлеченности прямо, как это бывает у Кривулина, связаны с событиями международной политики. Начиная с 1956 года, Советский Союз оказывал Египту широкую военно-техническую поддержку. В 1967 году в ходе Шестидневной войны Израиля с Египтом и другими арабскими странами эта поддержка переросла в непосредственное участие в военных действиях. Активная фаза «египетского похода» Советской армии продолжалась до 1972 года, когда основные советские силы были из Египта выведены. В этом же году написаны и «египетские» стихи Кривулина.
С. 63. Процессия. Эпиграф представляет собой авторскую стилизацию, приписанную Конфуцию. Речь в ст-нии идет, видимо, не о полумифическом китайском царстве Шу, существовавшем с 111 г. до III века до н. э., а о государстве послед-
них веков до и первых веков нашей эры. Можно предположить, что источником для Кривулина послужила работа Л. Н. Гумилева «Троецарствие в Китае», опубликованная в «Докладах Отделений и комиссий Географического общества СССР» (Вып. 5. 1968). Там Гумилев, в частности, пишет: «Царство Шу было наиболее интересным и замечательным явлением. Принцип его – „Человечность и Дружба“ – не получил воплощения. Возникло Шу из соединения высокого интеллекта
Чжугэ Ляна и удальства головорезов Лю Бэя».
С. 65. «С вопроса: а что же свобода?» Русская религиозная мысль и прежде всего труды Н. Бердяева, стала для независимых интеллектуалов конца 1960-х – начала 1970-х гг. предметом серьезного изучения и осмысления. Сформулированный в первой строке ст-ния вопрос восходит к классической работе Бердяева «Философия свободы». Далее звучит отголосок его мысли о том, что классическая философия замкнулась в себе и утратила органическую связь с Бытием. Кружок меловой – меловой круг, внутри которого решаются самые трудноразрешимые проблемы и споры. Отсылка к пьесе Б. Брехта «Кавказский меловой круг», восходящей к средневековой китайской драме и основанной на легенде о суде царя Соломона. …под купол высоко взяла… Ср. у А. Блока: «Так пел ее голос, летящий в купол…» («Девушка пела в церковном хоре…», 1905). …где точка твоя воскресала, / В каком перепаде времен? – Проходящая через все творчество Кривулина мысль о переходе прошлого через настоящее, оказывающееся мнимым и пустым, в будущее – искаженный образ прошлого.
С. 67. «Фарфоровая музыка раскроет…» Это ст-ние многими смысловыми и предметными деталями связано со ст-нием «Святая Цецилия», см. с. 78 наст. изд.
Вторая тщательно и продуманно выстроенная поэтическая книга Кривулина. Общее название и названия разделов указывают на то, что пластические искусства, тема которых является одной из ведущих, непосредственно повлияли и на принципы ее выстраивания. Кроме сложной системы смысловых переходов, связей и отсылок, Кривулин ищет способы воссоздания визуального эффекта от разглядывания картины или скульптуры с разных точек зрения, при разном освещении, с возможностью не только последовательного движения вдоль экспозиции, но и движения возвратно-поступательного или даже хаотического. К этому располагают и структура книги, и последовательность текстов, и сложная система взаимосвязей между ними. Два ст-ния-эпиграфа знаменуют переход к новой книге и подчеркивают ее связь с предыдущей. При этом первое («Вечен Бог, творящий праздник…») звучит как смысловая кода «Воскресных облаков», а второе («Удлиненный сонет») – как знак преемственности и связи не только с «Воскресными облаками», но и всем формирующимся контекстом новой петербургской поэзии. Недаром это ст-ние так отчетливо, почти цитатно, перекликается с поэтикой, образами и мироощущением недавно погибшего Леонида Аронзона (1939–1970).
С. 70. Удлиненный сонет (воспоминание о «Воскресных облаках»).
Ст-ние посвящено Анне Кацман, первой жене Кривулина.
Музыкальные инструменты в песке и снеге
Большинство ст-ний этой композиции написано зимой 1972–1973 гг. – если не раньше, то одновременно с теми стихами из «Воскресных облаков», с которыми они вступают в очевидную перекличку. Сравнивая, например, «Истерзанное истерией…» и «Град аптечный» или «Крылья бездомности. Свист. Леденящий брезент…» и «Флейту времени», мы найдем многие объединяющие эти ст-ния мотивы и предметные детали. Отбирая стихи для новой книги, Кривулин следовал принципиальному замыслу создания таких сверхтекстовых единств, которые позволяли бы читателю, слыша звучание новых стихов, вспоминать отголоски прежних, по-иному звучащие в новом поэтическом пространстве.
С. 74. Aurea catena Homeri. Золотая цепь Гомера (лат.). См.:
Цепь золотую теперь же спустив от высокого неба,
Все до последнего бога и все до последней богини
Свесьтесь по ней; но совлечь не возможете с неба на землю
Зевса, строителя вышнего, сколько бы вы ни трудились!
(«Илиада». Песнь восьмая; пер. Н. Гнедича)
Этот образ в античной и христианской культуре стал многозначным символом небесного луча (света), управляющего миром, а в средневековой алхимической литературе – символом связи и взаимопроникновения природных начал. У Кривулина этот символ подвергается скептическому переосмыслению.
С. 75. Песочные часы. Этот диптих в 1970-е годы, когда единственным способом публичной репрезентации литераторов круга Кривулина были камерные квартирные чтения, стал одним из самых часто исполняемых «номеров» в программе
