Ознакомительная версия.
247
Скандал (греч.), то есть преткновение, соблазн, западня.
Поэт и литературный критик Николай Владимирович Недоброво (1882–1919) был поклонником Ахматовой в 1913–1916 гг. «Убеждённо говорит о себе: “Я чёрная”… – записывал об этом биографическом сюжете П. Н. Лукницкий. – В подтверждение рассказала несколько фактов. Никогда не обращала внимания на одного, безумно её любившего. У него была жестокая чахотка, от которой он и умер впоследствии. Однажды, встретившись с ним, спросила: “Как ваше здоровье?”. И вдруг с ним случилось нечто необычайное. Страшно смешался, опустил голову, потерялся до последней степени. Очень удивилась и потом, через несколько часов (кажется, ехали в одном поезде в Ц<арское> С<ело>) – спросила его о причине такого замешательства. Он тихо, печально ответил: “Я так не привык, что Вы меня замечаете!” <…> Ведь вы подумайте, какой это ужас? Вы видите, какая я…»
Ахматова А. «Угадаешь ты её не сразу…» (1910-е?).
Прекрасная Примавера и Гвидо Кавальканти, «первый друг» (primo amico) Данте Алигьери – любовная пара из повести Данте «Новая Жизнь» («La Vita Nuova», 1294, см. гл. XXIV). В реальности, Гвидо Кавальканти (между 1250 и 1260–1300) был одним из величайших флорентийских поэтов и мыслителей XIII века; с Данте его связывали сложные, противоречивые отношения, как личные, так и общественные.
Штампом «23 августа 1904 года» помечено полученное университетской канцелярией прошение Голенищева-Кутузова о продлении отпуска в Виндавской губернии до 6 сентября по болезни (с приложенной медицинской справкой о «случае сильного малокровия» и необходимости «отдохнуть» (ЦГИА СПб. Ф. 14. Оп. 3. № 37845. Л. 20, 21). Следующий по хронологии «Дела…» документ – очередное университетское свидетельство «о свободном проживании в С-Петербурге и окрестностях» на срок до 20 августа 1907 г. выдан канцелярией лишь 19 сентября 1906 г.; на следующий день Голенищев-Кутузов представил в университет справку о возобновлённой царскосельской прописке (см.: Л. 27, 28). Любопытно, что из итогового «Свидетельства…» о завершении университетского курса следует, что с осени 1900 по весну 1907 гг. В. В. Голенищев-Кутузов «по выполнении всех условий, требуемых правилами о зачете полугодий, имеет восемь зачтенных полугодий» (Л. 26). Никаких следов академического отпуска, исключения из университета и восстановления в нём в «Деле…» нет, хотя в университетских стенах Кутузов числился не восемь, а четырнадцать полугодий.
Ахматова А. «Пятнадцатилетние руки» (1940).
«Радости земной любви».
Экзамены на аттестат зрелости он сдал в Николаевской гимназии экстерном только в 1906–07 учебном году. С 1924 г. Курт Александрович Вульфиус (1885–1964) жил в Риге, где работал врачом-гомеопатом.
См.: Вульфиус А. А. Русский конквистадор. Воспоминания о поэте Гумилёве // Даугава. 1993. № 5. С. 159.
Ахматова А. «Угадаешь ты её не сразу…» (1910-е?).
В этом контексте можно указать и на иной, менее очевидный образный источник. Юная девушка в колодках позорного столба, над которой потешаются благополучные горожане, изображена на одной из гадательных карт Таро, именуемой «Бесчувственные люди».
Сивиллами (выразительницами божьей воли, σίβυλαι) называли женщин-пророчиц, берущих своё начало от дельфийских пифий. Усвоив склонность к мистическому трансу настолько, что она оставалась и без одурманивающего действия расщелины в Дельфах, сивиллы расходились по другим святилищам древнего мира, основывая новые оракулы в разных его областях.
Высоцкий В. «Песня о вещей Кассандре» (1967).
Лукницкий П. Н. Acumiana. Т. 1. (запись от 13 марта 1925 г.).
Откр. 3. 17.
Ахматова А. «Путём всея Земли» (1940).
Всего в первые минуты боя (начавшегося 14 (27).05.1905 в 13 ч. 49 мин. русскими залпами) японские корабли получили 150(!) попаданий крупного калибра. 30(!!) из них пришлись на флагманский броненосец «Микаса», на открытом мостике которого на протяжении всего боя находился Х. Того, препоясанный перевязью с самурайским мечом. И, вопреки всем мыслимым представлениям об огневой мощи, ни броненосец, ни адмирал даже не выбыли из строя!
Так называемый «бой фигурой “Т”», при которой на идущем впереди флагмане противника сосредотачивается огонь всего корабельного строя. При этом возможности ответного огня оказываются резко ограниченными, ибо действуют только носовые орудия передних кораблей, а арьергард вообще не может вступить в бой без нарушения строя. В эту безнадёжную ловушку и угодила русская эскадра уже на 20-й минуте Цусимского сражения.
Новиков-Прибой А. С. Цусима (1932–1941).
Заушение – пощёчина, в переносном смысле – оскорбление.
Ахматова А. «Пятнадцатилетние руки» (1940).
Это был новейший из николаевских броненосцев, вступивший в строй в мае 1905-го, выдержавший ходовые испытания и занятый в июне пристрелкой орудий главного калибра у Тендровской косы (100 морских миль от Одессы). Утром 14 июня приданный в сопровождение «Потёмкину» миноносец доставил на камбуз своего флагмана закупленные на одесском привозе муку, мясо, зелень, овощи и вино для кают-компании. Мясо оказалось несвежим, так что в обед возникла перепалка раздраженных матросов с вахтенным офицером, а затем и с капитаном 1-го ранга Е. Н. Голиковым, командиром корабля. Голиков с ходу объявил претензии команды военным бунтом и приказал немедленно казнить зачинщиков (набранных из случайных нижних чинов). Поражающая неадекватностью жестокость, по-видимому, объяснялась не только садическими наклонностями капитана и старших офицеров, но и круговой порукой флотских коррупционеров, страшащихся скандала и разоблачения. Тот же Голиков имел три дома в Севастополе, его приближенные, не таясь, наживались на матросских пайках (см., напр., «потёмкинские» публикации в «Запорожской правде» (26 июня 1955 г.) и «Советской Молдавии» (29 марта 1962 г.)). С другой стороны, в работах последних лет, авторы, склонные к оправданию и даже героизации офицеров, погибших во время мятежа, указывают на присутствие среди команды броненосца подпольной революционной организации, использовавшей поставку несвежего мяса (случай не столь редкий в жаркое летнее время) как провокационный предлог для уже спланированного выступления.
Прогарные ботинки – ботинки из грубой кожи на толстой подошве, надеваемые кочегарами при обслуживании действующих котлов.
В ходе восстания были зверски убиты шестеро офицеров, погибли четыре матроса и отдельно казнён судовой врач С. Е. Смирнов, которого живьём выбросили за борт в отместку за освидетельствование протухшего борща, как съедобного. На теле Голикова, вынесенном прибоем на берег у Тендровского маяка, нашли около десятка огнестрельных и колотых ран (его прах в советское время вторично подвергся поруганию, а могила на севастопольском кладбище была разорена).
Это был барбетный броненосец «Георгий Победоносец»; на следующие сутки он сел на мель и сдался властям. Помимо него, в «потёмкинские дни» волнения вспыхнули на других судах Черноморского флота – броненосцах «Синоп» и «Екатерина II», а также на учебном судне «Прут».
После четырёхдневного (с вечера 14-го по вечер 18 июня) пребывания на одесском рейде, «Потёмкин», в надежде пополнить запасы провизии и топлива, пошёл в Румынский порт Констанцу, куда прибыл вечером 19 июня 1905 г. Румынские власти предложили политическое убежище участникам мятежа, но наотрез отказались снабжать броненосец. 20 июня «Потёмкин» для «продолжения борьбы» покинул румынские воды и взял курс на Феодосию. Ранним утром 22 июня «Потемкин» встал на феодосийском рейде и начал переговоры с городскими властями, угрожая обстрелом, если на борт корабля не будут доставлены провизия, вода и уголь. Однако на следующий день была получена только провизия, а попытка силой захватить угольные баржи оказалась отбита огнем. Сил на боевые действия против гарнизона Феодосии и стянутых в город войск у восставших уже не было, и 24 июня «Потёмкин» вернулся в Констанцу, приняв ранее предложенные условия румынской администрации. Покинутый корабль был в июле возвращён представителям Черноморского флота, заново освящён и, переименованный в «Св. Пантелеймона», передан новому экипажу.
В записи П. Н. Лукницкого пространного автобиографического рассказа Ахматовой 2 и 3 марта 1925 г., она говорит не о Евпатории, а о Херсонесе, где, якобы, жила «три года» (чего не было никогда). Возможно, это описка Лукницкого, фиксировавшего рассказ «на ходу», подобно стенографу, возможно – сознательная мистификация Ахматовой.
Ознакомительная версия.
