Ознакомительная версия.
210
Иванов Вяч. И. Цусима (1905).
«Или Цезарь, или ничто!» (лат.) – ответ императора Гая Калигулы (12–41), на упрёк в излишней роскоши двора.
Её отцом был Иван Дмитриевич Ахшарумов (1831–1903) – тайный советник, чиновник Военного министерства и один из сподвижников министра Д. А. Милютина по военно-судебной реформе; по выходе в отставку (1882) И. Д. Ахшарумов публиковал в столичной периодике нравоописательные романы и повести, которые современники склонны были ассоциировать с французской «бульварной» литературой. Братьями Ивана Дмитриевича (и дядьками Елены Ивановны) были поэт В. Д. Ахшарумов, художник, критик и беллетрист Н. Д. Ахшарумов и «петрашевец» Д. Д. Ахшарумов – врач, мемуарист и юношеский конфидент Достоевского.
Кто не любит вина, женщин и песен, тот всю жизнь остаётся дураком (нем.).
Андрей Горенко-младший, вспоминая об отце, замечал, что тот «вечно ухаживал за чужими женами, и они его очень любили. К нам приезжал Леонид Галахов, и мы отлично знали, что он незаконный сын моего отца». Как можно понять, этот визит пришёлся на последние годы проживания семейства Горенко в доме Шухардиной и, в таком случае, можно предположить, что длительная отлучка Инны Эразмовны из Царского Села в Киев в 1893 г. имела причиной не служебные, а именно романтические обстоятельства, случившиеся в жизни её супруга.
Гумилёв Н. «Осенняя песня» (1903–1905).
В евангельской истории Рождества упоминаются, в частности, «волхвы с востока», которые первыми «увидели Младенца с Марией, матерью Его, и, пав, поклонились Ему; и, открыв сокровища свои, принесли Ему дары: золото, ладан и смирну» (Мф. 2. 1; 11). Богословская средневековая традиция говорят о «трёх царях» – из Африки (Бальтазар), Европы (Мельхиор) и Азии (Каспар), – которым искусство магии открыло тайну пришествия в мир Спасителя. Отсюда относительная терпимость Церкви к народным обычаям гадания и «ворожбы» во время рождественских праздников.
Гумилёв Н. «Русалка» (1904).
Минцлов С. Р. Петербург в 1903–1910 годах. Б. м. 2012 (запись от 23 февраля 1905 г.).
Этот «путиловский инцидент», возымевший воистину планетарные последствия, до сих пор поражает объективной ничтожностью конфликта: в сущности, некую несправедливость со стороны злополучного мастера Тетявкина (и стоящего за ним заводского начальства) можно усмотреть лишь в отношении уволенного рабочего лесообработочной мастерской Сергунина. Это был ветеран, отдавший заводу тринадцать лет и, конечно, заслуживающий снисхождения. Работал же он, по немощи, действительно, всё хуже и хуже: с должности старшего контролера был переведён на строгальный станок, потом на ленточную пилу, но и там не выполнял и половины нормы. Что же касается трёх остальных рабочих, то тут имела место обычная дежурная ругань начальника с подчинёнными: все трое по разным причинам попались на прогулах и получили, разумеется, «выволочку» (понятно – с угрозами уволить).
Михаил Андреевич Ушаков был ярким деятелем раннего профсоюзного движения в России, создателем «Независимой социальной рабочей партии» и издателем «Рабочей газеты» (1906–1908). Ушаков был противником влияния интеллигенции на рабочих. К любым революционным акциям он относился отрицательно, уповая исключительно на лояльные к существующим законам методы общественной борьбы, так что со стороны «левых» общественников (и Гапона, в том числе) «ушаковщина» воспринималась враждебно, как вредный вид оппортунизма.
Волошин М. А. «Предвестия (1905 г.)». Имеется в виду оптический гало-эффект (от англ. halo – ореол, сияние), возникающий на небосводе в морозную погоду: свидетелем такого необычного атмосферного явления автор стихотворения стал, оказавшись утром 9 января 1905 г. в Петербурге.
Упорные попытки историков связать Гапона с какой-либо политической партией (или с охранным отделением), видеть в нём сознательного провокатора и т. п. представляются малоубедительными именно потому, что он всегда держался какой-то собственной линии, связанной, как кажется, более с мистическими и нравственными интуициями, нежели с рациональным расчётом. Это был именно духовный вождь, вроде Петра Пустынника или Иоанна Лейденского, что и явилось основой его общественных успехов в российской народной среде.
По характеристике одного из видных эсеров: «Совершенно не понимая необходимости партийных программ и партийной дисциплины, считая деятельность революционных партий вредной для цели восстания, он глубоко верил только в себя, был фанатически убеждён, что революция в России должна произойти только под его руководством» (С. А. Анский (Раппопорт)). Следует добавить, что саму «революцию» Гапон мыслил как «обновление России на началах правды», т. е. крайне неопределённо. В эмиграции, куда он попал после Кровавого воскресенья, Гапон активно сотрудничал с эсерами, анархистами, социал-демократами, но уже к осени 1905 г. имел повсюду в этих кругах репутацию «обнаглевшего попа», с которым невозможно иметь дело. После дарования гражданских свобод Манифестом 17 октября 1905 г. он на краткое время нелегально вернулся в Россию, где вступил в тайные переговоры с… премьер-министром С. Ю. Витте (последний имел виды на Гапона как на будущего лидера легальных профессиональных союзов рабочих). За границей Гапон вновь публично отрёкся от идеи вооруженной борьбы («вооружённое восстание в России в данное время есть тактическое безумие»), после чего революционная печать заклеймила новоявленного «октябриста» как оппортуниста и провокатора. В конце концов, 28 марта 1906 г. он был убит эсером Петром Рутенбергом.
Газета «Новое время» так описывала случившееся: «Во время величественной иорданской церемонии, когда митрополит Антоний совершал водоосвящение и по сигналу ракеты в момент погружения креста загремел салют артиллерии, непостижимым образом в одном из холостых зарядов оказалось несколько патронов с пулями старого образца, которые при выстреле перелетели Неву, осыпали часть Иордани, коробку подъезда и колонны Зимнего дворца, оставив на них заметные следы. Одной пулей пробило знамя морского корпуса, одной пулей ранило городового; две пули пробили верхние стекла Николаевского зала и залетели в самый зал, упав под хорами». Именно этот инцидент, а вовсе не подготовка «шествия с петицией» (как потом утверждали революционеры), был причиной постоянного нахождения императора в Царском Селе с 7 по 9 января 1905 г.
5 марта петербургский военно-окружной суд признал случившееся «несчастным случаем» и вынес наказания нескольким офицерам за «бездействии власти, имевшем особо важные последствия» (т. е. за халатность). Однако в Петербурге ходили упорные слухи о военном заговоре или об террористической атаке японской агентуры. Любопытно, что эти слухи упомянуты в одной их листовок социал-демократов, посвящённой событиям 9-го января: «Достоверно известно, что выстрел 6 января картечью в Зимний дворец был не «несчастный случай», как говорит “Правительственный вестник”, а организованное покушение».
Во время переговоров 8 января министр юстиции Муравьёв, утратив нить понимания, пытался связать Гапона с министром внутренних дел Святополк-Мирским. Мирский заявил, что «не умеет» разговаривать с о. Георгием и посоветовал обратиться к директору департамента полиции Лопухину. Однако в полицию Гапон идти отказался, рассудив, что сведения о шествии он до властей уже довёл и может действовать по собственному усмотрению.
Статья П. Б. Струве, опубликованная 12 (25) января 1905 г. в либеральном журнале «Освобождение», носила характерное название «Палач народа». В том же духе о событиях в Петербурге многократно высказались и другие, как русские, так и зарубежные печатные органы самой разной общественно-политической ориентации, видевшие в происшедшем апофеоз «русской деспотии». Примечательно, что уже через два года Струве полностью изменит общественную позицию и станет инициатором сборника «Вехи», призывавшего к гражданскому миру, а Эмилий Диллон будет горячо приветствовать действия русского правительства по подавлению революционной смуты.
По официальным данным за весь день в столкновениях по всему городу было убито 96 человек, ранено около 300 (включая военнослужащих и полицейских). Современная историография установила 129 жертв «Кровавого воскресенья», полагая пострадавшими (от огнестрельных ранений или иных травм) до 800 участников событий. Однако молва оперировала, разумеется, куда большими числами, которые охотно подхватывала русская революционная печать и иностранные газеты и журналы. Так, 18 января 1905 г. В. И. Ленин в газете «Вперед» (статья «Революционные дни») упомянул о 4 600 убитых и раненных. В британских источниках фигурировали от двух до трех тысяч жертв среди участников шествия (которое сравнивалось со штурмом Бастилии и иными знаковыми событиями революций в Европе).
Ознакомительная версия.
