Но и вернулся Гарри именно из-за него. Застав однажды крестного за весьма пикантным занятием в ванной и случайно услышав, как тот зовёт Ремуса Люпина, Поттер, наконец, понял, как от многого отказался Сириус ради него. И заставлять его и дальше жить вдали от любимого человека только из-за собственных капризов он не мог и не хотел. Тем более, что сам Сириус был оправдан ещё в течении войны, когда пленённого Питера Петтигрю доставили в Британский Аврорат.
Именно после того случая с Сириусом Поттер и решил ответить согласием на очередное приглашение Британского Министерства на рождественский бал.
И вот теперь, начитавшись громких статей о том, что Гарри Поттер возвращается в Лондон и курсируя между гостей, никем не узнанный, Гарри ликовал. Один раз он даже прошёл мимо Гермионы с Роном. Девушка скользнула по нему взглядом, но, к разочарованию Гарри, не узнала, двинувшись дальше. Почему он сам не подошёл к ним парень и сам не знал, но что-то в последний момент остановило его.
Гарри уже начал размышлять о том, что, возможно, следует уже сдаться журналистам, когда за его спиной послышался поражённый, почти уже забытый, но такой знакомый голос.
— Поттер?!
Он быстро обернулся и столкнулся взглядом с расширенными от удивления серыми глазами Драко Малфоя. Как, чёрт побери, из всех людей в Магической Британии именно этот
Хорёк узнал его спустя столько лет?!
Гарри набрал уже побольше воздуха, чтобы вслух посетовать на это, как его взгляд скользнул по фигуре школьного врага, и он захлопнул рот, так ничего и не сказав.
Малфой был… хорош. Гарри сам не любил себе признаваться в этом, но иногда он скучал по Хорьку. Уже давным-давно он пересмотрел их отношения, решив, что по-настоящему врагом Слизеринский Принц ему никогда и не был, да и соперничество их не всегда было неприятным. Особенно, когда дело касалось квиддича. Как часто, сталкиваясь в Дурмстранге с омегами, с жаждущими его, или альфами, раздумывающими, стоит ли вступать в бой с Поттером, Гарри с ностальгией вспоминал Хорька? Да, конечно же, тогда, в Хогвартсе, и сам Поттер был совсем другим, но всё же ему всегда было интересно, каким вырос его школьный соперник? Смог бы и решился бы противостоять ему даже сейчас? Стал ли он и сам достойным альфой, способным составить конкуренцию Поттеру?
Но сейчас перед ним стоял кто угодно, только не альфа. Высокий, совсем чуть-чуть ниже самого Гарри, стройный юноша с тонкими, островатыми, но всё равно изящными чертами лица был бы очаровательным омегой, если б от него только шёл соответствующий запах. Но запаха, как и у всех бет, у Малфоя не было.
Сказать, что Гарри был разочарован, значит не сказать ничего. Вот только природу своего разочарования Поттер и сам не понимал до конца — что больше огорчило его? То, что Малфой точно не стал достойным его соперником, не только достаточно сильным, но и вообще альфой? Или то, что, взглянув на этого юношу, Гарри внезапно остро пожелал, чтобы бывший соперник был омегой и он мог бы получить этого по-настоящему красивого, но, скорее всего, всё такого же колючего парня?
Драко Малфой был бетой — вряд ли судьба могла посмеяться над ними обоими более изощрённым способом.
— Язык откусил, Поттер, или разучил английский, пока прятался по норам? — первый «отмер» Драко и, насмешливо усмехнувшись, сложил руки на груди.
— И я рад тебя видеть, Малфой, — Гарри тоже усмехнулся, ещё раз обведя бывшего однокурсника, на этот раз уже нарочито внимательным, взглядом и разочаровано скривился. — Жаль, только, природа не была к тебе благосклонна.
— Зато ты, Поттер, полон сюрпризов, как я посмотрю, — не остался в долгу тот.
Поттер не удержался от самодовольной улыбки.
— Зависть — плохое чувство, Драко.
Тот передернул плечами, как-то странно взглянув на Гарри, но оставил эту колкость без ответа, переведя тему.
— Почему ты всё ещё не в свете софитов, Поттер? Ты — главное блюдо сегодняшнего дня, но вместо этого трёшься по углам, как какая-то приблудная дворняга.
— Драко, — обманчиво мягко начал Гарри, тем не менее подобравшись и угрожающе взглянув на собеседника, — тебе стоит следить за тем, что ты говоришь. Конечно, ты мне больше не соперник, но и я уже не гриффиндорец — пришибу и не замечу. — И тут же, без перехода продолжил. — И я вовсе не прячусь — вот он я, на виду. Да только никто не смотрит. Один только ты и узнал. Кстати, почему, Малфой? Так соскучился? Небось, думал обо мне все эти долгие годы, да?
Гарри было усмехнулся, но усмешка померкла, как только он заметил, что в ответ на простой, вроде бы, выпад Хорёк залился краской и резко отвернулся. Что ж это выходит? И впрямь думал? Поттер, конечно же, шутил, но, если отбросить шутки в сторону — Малфой и впрямь единственный, кто узнал его. Даже друзья спустя шесть лет прошли мимо.
Он ещё раз скользнул взглядом по собеседнику, уже искренне признаваясь себе — всё-таки чертовски жаль, что Драко оказался бетой. Даже то, что он остался всё так же остр на язык сейчас только привлекало Гарри.
— Ладно, Поттер, не буду тебя задерживать. Меня-то, в отличие от тебя, знают в этих кругах, а светиться слишком долго в твоей компании мне что-то не хочется.
Тот уже отвернулся, собираясь ретироваться, но Гарри успел податься вперед, перехватив его за запястье и удерживая на месте.
— Да ладно тебе, бросай уже это дело, Малфой. Вся наша с тобой вражда — не больше, чем детские разборки. Неужели ты до сих пор придаёшь ей значение? Мы с тобой столько лет не виделись, неужели тебе не хочется пообщаться?
Драко как-то странно всхлипнул, сглотнув, и попытался вырвать руку. Впрочем, Гарри не отпускал и тому пришлось обернуться.
— Слушай, Поттер, — ядовито процедил он, — мы не друзья и никогда ими не были, нам не о чём говорить и у нас нет общих хороших воспоминаний, которым мы могли бы с удовольствием предаваться. А теперь будь так любезен, отпусти и не позорь хотя бы меня.
Гарри хмыкнул, разжал руку и Малфой, сдержанно поблагодарив, чуть ли не бегом скрылся в толпе, которая, наконец-то, начала обращать внимание на Поттера. Сам же герой рассеяно посмотрел сначала вслед Хорьку, затем перевёл задумчивый взгляд на свою ладонь и, повинуясь какому-то порыву, поднес ее к лицу, принюхиваясь. От неё шел слабо ощутимый, но всё равно безумно приятный запах молодого, непокрытого омеги.
Какого чёрта?!
Гарри резко посмотрел вслед Малфою и уже хотел было метнуться за ним, но тут кто-то в зале, наконец, узнал его и героя плотным кольцом обступили журналисты, министерские чиновники и прочий свет магического мира. Его заставили пожимать множество рук (Гарри не нашел бы слов, чтобы описать, как жаль ему было перебивать омежий аромат), давать интервью, позировать для колдографий и даже экспромтом читать речь. Не говоря о всех тех омегах, которые явно начали заигрывать с героем, а некоторые даже откровенно предлагать себя. Напоследок его всё же выловила расплакавшаяся Гермиона и улыбающийся Рон.
За весь вечер Драко Малфой больше ни разу даже не попался ему на глаза. Но Гарри, разумеется, не собирался оставлять всё как есть, пока во всём не разберётся.
*
Драко позорно сбежал с приёма сразу же, как состоялся тот злополучный разговор с Поттером. И какого чёрта он его вообще окликнул?! Постоял бы, полюбовался бы и ушёл восвояси. Но когда в статном альфе с таким соблазнительным ароматом Малфой неожиданно узнал потерянного героя, здравый смысл покинул его.
Поттер оказался альфой — разве такое могло быть возможным? Сколько раз Драко мечтал об этом! Как часто хотел принадлежать Поттеру! Но сейчас, встретив его, понял, что одна только природа не делает всё проще. Пусть герой и сам признал, что не относится серьёзно к их школьной вражде, но сам Малфой так и не научился спокойно относиться к нему. Может, всё было бы проще, если б Драко, как и всякая порядочная омега, начал бы тереться об Поттера, практически умоляя такого статного самца сделать его своим. Но, видя того, все эти ядовитые гадости, кажется, сами лезли на язык и Малфой просто ничего не мог с собой поделать. Да и потом, он столько лет боролся и подавлял свою омежью сущность, что просто не научился быть «правильным омегой». Даже если бы все эти зелья не отбивали бы его запах, всё, на что можно было бы рассчитывать — пару неплохих сексуальных раундов с Гарри Поттером. В том, что нормальные, правильные, в совершенстве освоившие искусство обольщения омеги гроздями вешаются на героя не приходилось сомневаться. Зачем бы ему был нужен зубастый и языкастый двадцатилетний омега-девственник, перебивающий собственный запах горькими зельями? Тут не на что было рассчитывать. И до того печально было оказаться в шаге от своей мечты, чтобы неожиданно понять, что до неё всё равно никогда не добраться.
