не менее поражает очевидца, ибо диковинный восточный город в точности соответствует своему изображению в сказках Кришана Чандара или в диснеевском «Аладдине».
В лесу же ничего такого нет, никаких соответствий, и человеку остается только запоминать незнакомые названия деревьев, как будто эти названия самой своей непривычностью способны что-то передать. Вот дерево семал, дерево ним, фикус малати, моринга, кассия… Некоторые названия все-таки знакомы, и ты хватаешься за них, как будто это компас или спасательный круг. Где тут сандаловое дерево? Где баньян? Если русский лес — место действия сказок про Бабу-ягу, а дантовский предназначен для встречи с Вергилием, то индийский лес показался мне не таким уж сумрачным и дремучим. Не таежная глушь, не джунгли, не южноамериканская сельва. Этот лес создан для подвижничества, для саньясы, для многолетних скитаний царевича Рамы, братьев Пандавов и философа-ракшаса Гаудапады, для ашрамов и сокрытых от мира храмов. Именно ради храмов мы и затеяли поездку.
Судха, младшая сестра Сандипа, встретила нас в Удайпуре. В течение двух дней мы обозревали белокаменное великолепие резиденции махараджей на озере Пичола (так, должно быть, выглядел тот дворец, что построил для Пандавов демон Майя), слушали истории про воителя Пратапа Сингха и его коня Четака, на которого перед сражением надевали кожаный хобот, чтобы враги принимали его за слона. Про боевых слонов, в совершенстве владевших искусством меча (дрессированный слон держал в хоботе меч с отравленным лезвием). Про то, как «элефантерия» раджпутов давала отпор моголам и англичанам. Экскурсовод, проворный толстяк с раздувшейся от флюса щекой, отрекомендовался школьным учителем истории. Судха нашла его через каких-то знакомых; по их словам, он был лучшим гидом в Удайпуре, если не в Раджастане. В отличие от водителя он свободно изъяснялся по-английски, но то и дело норовил перейти на хинди, выражая таким образом свой патриотизм. Когда же Сандип по-английски напоминал ему, что в группе есть иностранец, наш гид поворачивался к Судхе и делал жалостливое лицо: «Я вижу, ваш бедный брат, живя на чужбине, совсем забыл родную речь… Как это печально!» Раз за разом выпадая из разговора, я никак не мог решить, что в этом человеке раздражает меня больше — его националистическая фанаберия или непрерывное жевание бетеля, которым он врачевал свой флюс. Судха пыталась как могла нивелировать ситуацию, но к исходу второго дня ее долготерпению пришел конец, и учитель был послан по известному адресу на чистом хинди.
Оставшись таким образом без экскурсовода, мы вышли в свободное плавание и положились на волю случая, олицетворяемую лихачом-шофером. За несколько дней мы исколесили пол-Раджастана, от пустыни Тар до горы Абу, высшей точки хребта Аравали. По пути мы останавливались в отдаленных деревнях и, не отваживаясь отойти дальше чем на сто шагов от машины, топтались у кромки леса, где, по утверждению нашего водителя, до сих пор водятся олени, кабаны, гиены, медведи-губачи и леопарды. Разумеется, никто из этих персонажей «Книги джунглей» не попался нам на глаза. Не увидели мы и свирепых адиваси. Но зато мы взобрались на стену форта Кумбалгарх, разрекламированную как «одна из самых длинных крепостных стен в мире… вторая после Великой Китайской!». В это утверждение верилось с трудом. Как-никак длина Великой Китайской стены составляет почти 9 тысяч километров, а длина стены Кумбалгарх — 36 километров. Пожилая туристка из Великобритании подтвердила наши сомнения. «Всё врут! — возмутилась она. — Вторая по длине стена находится у нас в Англии. Семьдесят два километра!» Возможно, так оно и есть. Но где в Англии сыщешь эти строения из джайпурского розового камня, древовидные узоры расщелин и трещин, храмы, похожие сверху не то на грибы строчки́, не то на сосновые шишки? Панорамные виды гор Аравали? К югу отсюда — Гуджарат, к западу — Пакистан. Кто бы мог подумать, что доведется увидеть эти края?
— Ты еще не видел востока страны! — затараторил Сандип. Там, где красота мира заставляет нас застыть в немом созерцании, он, переполненный эмоциями, всегда трещал без умолку.
— А ты видел?
— Нет, но скоро увижу. Вместе с тобой. Рванем в Бенгалию. Ты знаешь, что такое Бенгалия? Гуджаратцы — гениальные бизнесмены. Раджпуты — воины. А бенгальцы — люди творчества. Все лучшее, что есть в индийской культуре, пришло из Бенгалии. Я, пенджабец, готов это признать. Бенгалия — родина Рабиндраната Тагора. Знаешь, кто такой Тагор?
Я промычал что-то уважительное. По правдя говоря, я не понимаю Тагора, то есть не понимаю, чем он так хорош. Допускаю, что всему виной плохие переводы. Верю: бенгальская просодия настолько отличается от русской и английской, что нет никакой возможности хотя бы отдаленно передать величие оригинала. Но есть еще проза: она, хоть и тоже не всегда пригодна для экспорта в другие языки, все-таки более переводима, чем поэзия. Проза Тагора метафорична и философична, полна рассуждений о судьбах Индии, которую он именует архаичным названием Бхарат-Варш; полна афоризмов вроде «Когда утрата и приобретение сливаются воедино, это и есть истинное обладание». Сюжетная интрига в его книгах медленно, но верно стягивается, точно петля вокруг шеи главного героя или героини. Но в конце нас ждет диккенсовская разгадка: кто-то оказывается чьим-то внебрачным сыном или без вести пропавшим женихом, все складывается самым невероятным, почти водевильным, но непременно счастливым образом, и хеппи-энд всегда имеет назидательную окраску, без морали не обойтись. При этом, в отличие от Диккенса, Тагор не отличается остроумием; юмор — не его стихия, а без юмора все превращается в какой-то неудобоваримый фарш из бесконечно повторяющегося Бхарат-Варша. Впрочем, писания хиндустанского классика Мунши Премчанда понравились мне еще меньше. Что же касается утверждения о том, что Бенгалия — родина всего лучшего в индийской культуре, то надо полагать, эту сентенцию выдумал не Сандип. О том, что бенгальцы — самые творческие люди, я слышал и раньше, не то от Саурабха, не то от Прашанта. Расхожий стереотип. А стереотипам надо верить. Тагор Тагором, но ведь есть и великий роман «Шриканто» Шоротчондро Чоттопаддхая. Есть «Подходящий жених» Викрама Сета и «Теневые линии» Амитава Гоша. Есть поэзия Джибанананда Даса, прекрасная даже в переводах. Есть мои любимые фильмы Сатьяджита Рая (что может быть лучше «Трилогии Апу»?), философия Рамакришны и Вивекананды, музыка Вилаята Хана и Рави Шанкара. Все это родом из Бенгалии. Если будем живы, Санни, обязательно съездим.
А пока нас интересует необъяснимое: лес и лесная обитель, джайнский монастырь в Ранакпуре, где вместе с послушниками живут обезьяны, такие же невозмутимые, как все остальные животные в этих краях. Храмовая постройка XV столетия, архитектурное чудо, 20 куполов, 1444 резные колонны, среди
