отравление и таджикский праздник отменился. Ничего серьезного, вроде бы просто несварение желудка, но лучше Соне сегодня посидеть дома, поиграть с Мишиными дочерьми. Алка сказала, что тоже останется.
— Тогда пусть девочки — дома, а ты — на юг, Шахрисабз, Кашкадарья, — предложил Миша.
— Это далеко?
— Можно далеко, можно Сурхандарья, Термез. Граница с Афганистаном.
— Не знаю, может, лучше не надо так далеко уезжать? Вдруг Соньке хуже станет? Может, мне тоже дома остаться?
— Ну нет, — вмешалась Алка, — это уже чересчур. В конце концов, мы не затем приехали, чтобы всей семьей дома тут сидеть. Поезжай с ребятами. Я за Соней присмотрю.
— И я присмотрю, — подхватил Миша.
— А ты разве не поедешь?
— Сегодня не могу, дела дома есть. Ты едешь Шохрух, Солижан едешь. И Коля, наш друг. Он ваш водитель.
— Коля?
— Да, Коля. Камал.
— Камал?
— Да, Камал. Коля.
По-русски Камал не говорит, зато уважает русскую музыку, особенно блатняк. Любимая группа — «Бутырка». Слушаем всю дорогу. «А для вас я никто, как и вы для меня. Я плюю на закон, вы меня — в лагеря…» «Владимирский централ» тоже в почете. Как и уже упомянутая «Доля воровская». Когда все это крутят шоферюги на Северном Урале, диссонанса не возникает. Но когда слышишь это в узбекском кишлаке, где и по-русски-то никто не говорит… Не говорят, но про «долю воровскую» и «судья, давай скорей, да я в тайгу поехал» понимают. Видимо, есть многое на свете, друг Горацио, чего я не знаю о наших хозяевах… Или нет? Во всяком случае, вид у этого Камала-Коли вполне соответствующий его музыкальным предпочтениям. Пузатый человек в трениках и в майке, надушенный советским одеколоном, криво улыбающийся фиксатой улыбкой. Само собой, водитель-ас. Несется по горному серпантину на бешеной скорости, подрезает и обгоняет по встречной. Я стараюсь отвлечься от его лихачества, равно как и от специфического музыкального аккомпанемента. Стараюсь сосредоточиться на заоконных красотах. Горные хребты Памиро-Алая. Старинный арочный мост через Кашкадарью. По краям дороги плетутся вьючные ослы, мелькают тандырные и базар, где торгуют исключительно курутом. Сто сортов курута. Любишь курут, Саша-акя? Купим на обратном пути. Машины, которые мы обгоняем по встречной, — это привет из далекого детства. Весь диапазон позднесоветской автомобильной продукции, от КамАЗов до «Москвичей», «Жигулей», «Волг» и даже «Запорожцев». Не удивлюсь, если увижу на этой дороге «Победу». «Едем, едем, с гаража угнав папину „Победу“» — это мы тоже прослушали. А ведь в моем детстве «Побед» было еще довольно много. Люди моего поколения — это те, кто безошибочно определяет модель «Жигули», мигом отличит «шестерку» от «тройки», «пятерку» от «семерки», «однушку» от «одиннадцатой».
Камал ведет машину как Джеймс Бонд, ему все нипочем. Но когда впереди показывается стадо коров, намеревающееся перейти дорогу, он сбрасывает скорость почти до нуля. Вслед за коровами появляется и мальчик-пастух. Камал подзывает его, о чем-то спрашивает — видимо, как проехать к Аксараю или где найти хорошую чайхану. Тот небрежно пожимает плечами. Тогда Камал съезжает на обочину, останавливает машину, выключает двигатель. Со свирепым видом приказывает мальчишке подойти к водительскому окну. Поклониться старшему и пожать ему руку. Нечего тут грубить, понял? Мальчишка повинуется. И удовлетворенный Камал заводит мотор, так и не получив ответа на свой вопрос. «А для вас я никто-о…»
Шахрисабз — город, существующий, как и Самарканд, с VIII века до нашей эры, то есть со времен Согдианы и Бактрии. Древнее название города — Кеш. В эпоху Ахеменидов это был центр зороастризма и один из главных городов согдийской сатрапии. При Александре Македонском он считался цитаделью эллинистической культуры, позже был частью Кушанской империи, поочередно принадлежал государствам неведомых хионитов, кидаритов и эфталитов. Словом, переходящее знамя, гордость нескольких наций, канувших в небытие две тысячи лет назад. Однако настоящую славу Шахрисабзу принес основатель династии Тимуридов, родившийся здесь в 1336 году. С XIV века и до наших дней историческое значение города умещается в одной фразе: Шахрисабз — родина Амира Темура. Эта фраза была единственным, что я услышал от гида, которого Камал с Солижаном наняли на подъезде к городу. Может, это был и не гид вовсе, а просто продавец туристических брошюр? Во всяком случае, он с важным видом сел к нам в машину, принял деньги, которые всучил ему Камал (мои попытки заплатить были, как всегда, отвергнуты), доехал с нами к Аксараю и там препоручил своему коллеге, у которого в руках были такие же брошюрки. Толку от этих guidebooks было мало, так как все они были на узбекском языке. Да и сами эти экскурсоводы говорили почти исключительно по-узбекски. Солижан честно старался переводить на английский, но то ли его английского не хватало для адекватного перевода, то ли и переводить-то было нечего… Как бы то ни было, дальше фразы «Шахрисабз — родина Амира Темура» дело не пошло. Все же гид номер два был несколько многословней, чем его предшественник. Водя нас по огромному архитектурному комплексу, он, по крайней мере, сообщал названия построек. Выкрикивал их, как выкрикивает пункт назначения водитель маршрутки в любезной моему сердцу Гане. «Аксарай, Аксарай, Аксарай!» Дорут-Тиловат! Дорус-Сиадат! В общем, этого достаточно. Остальное можно погуглить, ловит тут хорошо, 5G. Гугл-акя подсказывает, что мемориальный комплекс Дорут-Тиловат включает в себя мавзолей, где захоронен отец Амира Темура, а в Дорус-Сиадате находится склеп самого Темура (однако мощи Тамерлана давно уже покоятся не здесь, а в мавзолее Гур-Эмир в Самарканде). Но есть источники и помимо гугла. Есть музей с экспонатами разных эпох. Согдианские монеты и сосуды, кольчуга и дубулга [259] времен Тимуридов и даже шатрандж, в который так любил играть Амир Темур. В какой-то момент наступает пресыщение: сколько можно разглядывать древние монеты, если ты не нумизмат? Сколько кувшинов и амфор? Нашему экскурсоводу все по фигу. Он ходит за мной по пятам, ничего не объясняя, и смотрит куда-то в потолок. Как будто он не экскурсовод, а охранник. Зато Камал дотошен. Он не знает ничего про историю, не знает, что нужно делать в музеях, но зато знает про гостеприимство, которое должно проявляться во всем. Знает, что я почетный гость его друзей и что мне вся эта древняя рухлядь интересна. Стало быть, его задача — водить меня по музеям, чтобы мне было приятно. И когда я, подуставший от засилья согдийских амфор, предлагаю закончить осмотр музейной коллекции и перейти к следующему пункту культурной программы, он отвечает ласковым, но настойчивым отказом: нет-нет, в этом музее есть еще три комнаты, которых мы не видели, их обязательно
