Эфиопия? Похожа на Индию. А Индия как? Похожа на Гану. Вот и здешние красоты непременно должны быть встроены в бесконечный ряд сравнений, в эту стройную и бессодержательную картину мира. Нет, не должны. Поменьше сравнений, метафор. Представь себе, что нигде раньше не был, даже у себя дома; что только что родился и не с чем сравнивать, — что тогда? До этого философского камня, которым выложен вход в суфийскую обитель, мне далеко, к этому чистому созерцанию можно только стремиться. Хорошо, пусть пока будут метафоры и сравнения одних туристических впечатлений с другими, раз уж без этого никак не обойтись. Сравнивай, но помни: Узбекистан — такой, какой он есть, безотносительно и Корсики, и Африки, и СССР. Да и где еще ты видел горную обитель вроде той, куда тебя сейчас привезли? Она как будто затем и построена, чтобы тебе не с чем было ее сравнивать. Чтобы ты развел руками: невиданные красоты. И хозяева, заботливо подливая тебе в пиалу зеленый чай или фанту, одобрительно кивнули в ответ: нармална. Эта святая обитель в горах — место паломничества, двести лет назад здесь кончил свои дни какой-то важный имам или муфтий. А еще раньше в этих горах, по преданию, странствовала сестра пророка Мухаммеда. Однажды на нее напали разбойники. Пророк, находившийся за три тысячи фарсахов отсюда, бросил башмак, чтобы защитить сестру от нечестивцев. Башмак угодил атаману в темя, и шайка в страхе разбежалась. Вот это углубление в скале — след от башмака пророка. Сейчас здесь находятся мечеть и склеп с мощами имама, а рядом — караван-сарай в сени чинар и вишен, где любит отдыхать многочисленная семья Садокат.
Сегодня празднуют сразу два события: наш приезд и покупку нового автомобиля кем-то из родственников. По слухам, за автомобиль было уплачено ни много ни мало 55 тысяч долларов. «Все, что переплатили при покупке, сэкономим на топливе». В Узбекистане бóльшая часть машин — на метане. Взрывоопасно, зато дешево. «Все, что сэкономим на метане, потратим на прием гостей», — мысленно добавляю я. С таким экстремальным гостеприимством я и правда никогда не сталкивался. Соня, простая душа, уже успела похвалить накидку, которую сшила мать Садо, и что-то из украшений — и ей тотчас подарили понравившиеся ей предметы. «Сонечка, пожалуйста, пока мы тут, ничего больше не хвали, хорошо?» А сейчас не успели мы приехать в эту обитель, как нам уже несут подносы с яствами, как в какой-нибудь сказке из «Тысячи и одной ночи». Фрукты, лепешки, дамляма из только что зарезанного барана. Падишахский дастархан в райском саду, где журчание ручья и шелест листвы услаждают слух отяжелевших гостей. Пора встряхнуться, пойти прогуляться. И хозяева, точно угадав наше желание, предлагают прогулку и назначают нам в проводники Аблайора, с энтузиазмом демонстрирующего недюжинное владение английским. Мы взбираемся в гору по тропе, которой когда-то гуляли здешние суфии или знатоки калама, философы-перипатетики. Для их ученых диспутов здесь даже соорудили беседки. Каждые 20 метров восхождения можно сесть-отдохнуть-обсудить тафсир [253]. Но наша задача — не экзегетика Ибн Рушда или аль-Газали, а небольшая кардиотренировка после чрезмерно обильной трапезы. И потому мы обходим стороной беседки и устремляемся ввысь, где виднеются саманные постройки горного кишлака и виноградники, орошаемые талой водой снежников, и под ногами — пушистый дикий миндаль.
Вечером перед нами снова ставят еду, но, прочитав в наших глазах неподдельный ужас, деликатно убирают ее и так же деликатно подсаживаются ко мне с вопросом: им очень неловко спрашивать, но, может быть, я не буду сильно возражать, если обратятся ко мне за медицинской консультацией. Дело в том, что одна их родственница, тетя Зухра, несколько месяцев назад заболела. Они были у врача в Самарканде, ей делали какие-то тесты, они не очень понимают, что к чему, но у них есть выписка — может, я им мог бы разъяснить? Я соглашаюсь, и через сорок минут ко мне из соседнего кишлака привозят саму пациентку со всеми результатами обследования. У Зухры — рак носоглотки, в Самарканде ей прописали химию, фтороурацил и больше ничего. «Нет, — говорю я, — так это не лечится». И меня тут же соединяют с лечащим врачом в Самарканде. Я выкладываю ему свои соображения: нужна лучевая до 70 грей, плюс цисплатин и фтороурацил. Он выслушивает меня, соглашается, задает вопросы. «Но понимаете, у нас в стране лучевая терапия есть только в Ташкенте, в одном центре. У них там кобальт-60? Вы считаете, необходимо ее туда направить?» Удивительно. Когда ты гуляешь по современнейшему Ташкент-Сити, тебе не приходит в голову, что лечение онкологических заболеваний здесь может находиться на более низком уровне, чем во многих африканских странах. Теперь понятнее, почему соотечественники Садо так рвутся в Америку, в Россию. Вспоминаю историю Солижана, младшего брата Садо, лишившегося глаза по вине здешних хирургов. Все непросто.
* * *
Гитара, которую я привез в подарок Садо, поехала с нами в кишлак. Оказалось, что во всем доме, да и во всем кишлаке, на гитаре никто не играет. Однако все были страшно воодушевлены, и каждое утро было слышно, как кто-то из домашних тренькает, теребит струны. Сам я играю из рук вон плохо, но тут я со своими тремя дворовыми аккордами неожиданно оказался нарасхват. Заезжий музыкант, массовик-затейник. По вечерам Гайрат и Миша совали мне инструмент, и вкрадчивое «Саша-акя, гитара?» звучало так, как если бы они говорили «Пой, Бояне». На второй и третий вечер на мой концерт собралась, казалось, вся махалла. Я брал ля минор, и они как по команде доставали айфоны — записывать выступление на видео. Я пел, что и как умею, прекрасно понимая, что они, вероятно, ни одной из этих песен раньше не слышали. Но так как угадать их предпочтения я не мог, а мастерство мое, как уже было сказано, оставляет желать лучшего, я решил держаться своего привычного репертуара: Федоров, Чистяков, Лагутенко, БГ и проч. Слушали внимательно, между песнями хлопали. Может, во мне пропадает рок-звезда? Наконец Миша не выдержал: «Саша-акя, а вот такую песню знаешь?» Показал ютубовское видео, где кто-то златозубый исполняет песню «Доля воровская» в узбекском переводе. «А „Любэ“, „Любэ“? — встрепенулся Гайрат. — Про берез?» Нет, друзья, этих песен я не знаю.
Другое излюбленное вечернее времяпрепровождение — футбол. На краю поселка, в пяти минутах езды от дома Садо, есть футбольное поле. Местные мальчишки гоняют мяч днем и ночью; когда ни придешь, здесь всегда кто-то тренируется. Играют босиком, и на весь поселок слышатся их возгласы по-русски: «давай!», «дальше!», «рука!»; остальное
