не имеет смысла. Все, что он готов был рассказать нам о себе, он уже рассказал. Лучше поговорим о том, что в мире происходит. Нет, не про Израиль с ХАМАС, это его не интересует. Главная новость последних дней: спецслужбисты завалили Колю-Киргиза.
— Это вор в законе такой был, — поясняет Муса, — главный авторитет в Кыргызстане.
— Не просто авторитет! — восклицает гид, впервые за весь вечер проявляя эмоцию. — Это как если бы президента завалили! На похоронах три тыщи человек было.
— Хочет ли кто-нибудь еще кумыса? — спрашивает Айжамал, которую, кажется, не очень интересуют похороны Коли-Киргиза.
Я говорю:
— От кумысотерапии не откажусь.
Гид-полиглот бросает на меня строгий взгляд:
— Это не кумысотерапия. Кумысотерапия бывает только в мае. И только по правилам. Между дойкой и приемом кумыса должно пройти не больше пяти минут. Курс длится десять дней. Доза постепенно повышается от одного до пяти стаканов в день, всегда — от одной и той же кобылы. В начале курса клиенту так и говорят: «Это будет ваша кобыла». И только в мае. В июне это уже разводка для туристов.
Потом разговор переходит на строительство юрты, и он вновь проявляет осведомленность — тем же бесстрастным тоном объясняет про каркас из тополя, низ из чия, верх из войлока, тюндюк и шырдак [269].
Через некоторое время француз и его загадочный гид откланиваются, а мы с Мусой и Айжамал остаемся пить водку с кумысом. Обсуждаем книги, поэзию «Московского времени». Стиль и содержание нашего застольного трепа абсолютно привычны: такой разговор мог бы состояться в Нью-Йорке на кухне у Кенжеевых или в Москве у Айзенбергов. Но мы — в юрте на озере Иссык-Куль, вот что невероятно. И оказывается, что это идеальный сеттинг. Юрта притягивает, тут можно сидеть и говорить бесконечно, не замечаешь, как течет время.
— А традиционные кыргызские застолья, они какие?
— Церемонные. Там очень важно, кого куда усадили и кому какую часть барана или коня дали. Например, когда подают баранью голову, нёбо дают девочкам, чтоб были рукодельницами. Язык — невестке, чтоб не болтала лишнего. Глаз — тому, с кем хочешь почаще видеться. Или иногда глаз дают детям, чтоб были послушными. А самому почетному гостю дают «учаа». Это копчиковая часть туши, она считается самой вкусной. Главный принцип: чтобы всего было много. Напоить и накормить гостей до отвала.
— Иногда до смешного доходит. Я помню, нас с Айжамал как-то на сватовство позвали. Ну там большая церемония — тосты, песни, пляски. Зарезали пять баранов. Все наелись, а хозяева говорят: «Это была всего лишь закуска. Теперь пусть все поют и танцуют, а потом будет главное блюдо». Все гадают: что же это за главное блюдо такое, если пять баранов — закуска? В общем, попели, потанцевали. И выносят наконец это самое главное блюдо. Окорочок с картофельным пюре. И на пюре — змейка из кетчупа: «Поздравляем». Представляешь? Специально русского повара позвали, чтобы он им это приготовил! Как у Гайдая, «икра заморская баклажанная».
Уже за полночь расходимся по «спальным юртам»: Айжамал ночует в одной, мы с Мусой — в другой. Спать в юрте тепло и уютно, особенно когда за пологом — холодная осенняя ночь. Уюртно.
* * *
Аида — родственница Айжамал. Когда она решила организовать юрточный лагерь на Иссык-Куле, Айжамал с Мусой помогли ей все устроить и с тех пор ездят сюда каждый год, а то и по несколько раз в год. Привозят ей необходимые вещи из города, всех здесь знают. У входа в лагерь нас встречает рослый парень в войлочном калпаке с традиционной нашивкой. При виде Айжамал он восклицает «Сестра!» и бросается к ней на шею, широко улыбаясь беззубой улыбкой.
— А чего такой беззубый?
— Так это меня это, лошадь копытом ударила. Во время игры. На следующей неделе в город поеду зубы ставить.
— Игра — это кок-бору, — поясняет Айжамал. — Он у нас чемпион!
— По-русски это «козлодрание» называется, — вставляет парень. — Как это там, «трусы не играют в хоккей», да? Хоккей — для слабаков. Вот кок-бору — это да, для настоящих мужчин спорт.
Я понимающе киваю, утвердительно мычу. Муса смотрит на меня скептически и потихоньку спрашивает:
— Я так понимаю, в кок-бору ты, прости за каламбур, ни в зуб ногой?
Я снова киваю. И, попрощавшись с беззубым чемпионом, мои друзья проводят ликбез по части традиционного кыргызского спорта. Древняя игра кочевников, один из самых опасных видов спорта в мире. Лихие наездники с камчой в зубах пытаются на скаку выхватить друг у друга тушу козла, а затем домчаться до «казана» (ворот) и забить гол, бросив тушу внутрь казана. При этом они сами часто вылетают из седла и, сделав сальто, зрелищно пролетая над казаном, забивают гол в полете — своего рода слэм-данк [270]. В казахском варианте игры вместо казана используется круг, нарисованный в середине поля. По словам Айжамал, большой энтузиастки кок-бору, кыргызский вариант — красивей и жестче. Много падений, травм. Главное, когда падаешь, вытащить ногу из стремени. Есть «дворовые правила», когда каждый за себя, но в большом спорте играют командами. Там своя тактика, защитники, нападающие. Те, кто в теме, поименно знают не только сильнейших игроков, но и лучших лошадей. Что же касается «мяча», во время матча тушу как следует отбивают, так что мясо козла становится мягким и вкусным. После этого из него хорошо жарить шашлыки. Какое-то время назад экоактивисты предложили более гуманные правила: вместо козла использовать муляж. Но это совсем не то, это экоактивисты пусть муляжом играют.
— А кроме кыргызов и казахов в кок-бору кто-нибудь играет?
— Узбеки играют, но плохо. Все-таки они не конный народ. А у нас ребята с детства в седле. Как там у эскимосов — сорок слов, обозначающих разные формы снега, да? А у кыргызов — сорок слов, обозначающих разные возрасты коня. И все наши традиционные игры — на конях. Не только кок-бору. Вот, например, «кыз куумай». Там всадник должен догнать всадницу и на скаку поцеловать, а потом она его должна догнать и камчой ударить. Или такая еще забава: на скаку поднять с земли монетку. Даже наша национальная борьба — тоже на лошадях!
— А у тех, кто с детства в седле, всю жизнь одна и та же лошадь?
— Нет, необязательно. Вообще кыргызы стараются к животным не привязываться. Иначе ты никогда не сможешь ни барана зарезать, ни коня. А жизнь в горах — суровая.
* * *
В отделении радиологии и лучевой терапии меня встречают всем врачебным
