— Не нужно. Мы из Телехан. «Скорая помощь». Нас по телефону вызвали. Фельдшер Павленко, каково состояние больного?
Девчушка — фельдшер говорить не могла. Она плакала навзрыд.
— Федя! Кислород сюда! Быстро! Сколько сыворотки ввели?
— Две лечебные дозы.
— Так, хорошо. Фельдшер Павленко, прекратите рев и готовьте больного! Сейчас кислород дадим! Осветите лодку фарами!
Девушка — фельдшер утерла лицо сдернутой с головы косынкой и повернулась к пострадавшему. Чтобы не мешать, я вылез на берег. На причале столпились люди.
Ко мне подошел председатель колхоза.
— Как вы думаете, спасут Коську?
— Спасут! — твердо ответил я, хотя в душе в этом уверен не был.
— Дай-то бог! — вздохнул председатель.
Светало. В окнах домов погасли огни. Шоферы выключили фары. Потом в лодку понесли носилки, а автомобиль «Скорая помощь» подъехал к самому причалу, и шофер открыл задние дверки. Носилки с пострадавшим вынесли на берег и осторожно задвинули в кабину машины. Ко мне подошел врач: — Спасибо за сыворотку. Без нее было бы совсем плохо. Сейчас положение у больного серьезное, но не безнадежное. Будете в Телеханах, заходите. Я живу возле больницы, а сейчас, извините, нам пора ехать!
«Скорая помощь» ушла. В Выгонощах дел у меня не было. Я обратился к председателю: — Как бы мне обратно на кордон попасть?
— А Василий Фомич, бригадир, сейчас на стан поедет и вас завезет. Вот позавтракаете и поедете.
— Да я на кордоне позавтракаю…
— И не думайте. Без завтрака мы вас не отпустим!
Завтрак затянулся на целый час. Меня потчевали и карасями, жаренными в сметане, и сметаной, и парным молоком, и топлеными сливками, и варениками со сметаной, и ватрушками, и пампушками, и свиным салом, и еще всякой всячиной. Все было очень вкусно, и мы сели в лодку, изрядно отяжелев. Едва мы отъехали от села, как я заснул и проснулся уже на кордоне. Вещи наши были приготовлены к переезду, но Илларионыча на кордоне не оказалось.
— А он ушел поохотиться, — сказал мне Платон Кондратьевич. — Погода для охоты хорошая, когда ты должен вернуться — неизвестно. Вот он и пошел, чтобы времени зря не терять.
День был теплым, но по небу ползли армады тяжелых серых туч. Пахло сыростью. Можно было и мне пойти на охоту, но после беспокойной ночи я чувствовал себя усталым и лег спать.
Разбудил меня шум. Тараторила какая-то женщина.
— Вона ее ухопыла за палец. Мы палец перетянули и хотели в село ехать, да добрые люди сказали, что у вас на кордоне тоже доктор есть. Сюда ближе, вот мы и приихали. Разбудите доктора, Платон Кондратьевич, будьте так ласковы!
Опять кого-то гадюка укусила! Надо оказать помощь. Вылез я из полога. На причале стоял егерь, а рядом с ним женщина и мужчина. В лодке сидела девушка.
— Вот и сам доктор идет, — сказал егерь, — и будить не пришлось.
Женщина бросилась ко мне.
— Будьте добреньки, доктор. Помогите! Дочку гадюка ухопыла!
Я взял аптечку и подошел к лодке. Девушка была очень бледной, плакала. Левой рукой она поддерживала правую, замотанную цветастым платком.
— Ну-ка, покажите, куда она вас укусила, — сказал я.
Девушка осторожно размотала платок. Средний палец правой руки сильно опух и побагровел. Он был перетянут у основания шпагатом. Шпагат глубоко врезался в тело и, очевидно, причинял девушке сильную боль.
— Давно перетянули?
— Да уже часа два, — ответил мужчина.
Нужно было немедленно снять перетяжку, но развязать шпагат было невозможно Я достал нож и рассек перетяжку. Девушка вскрикнула.
— Зачем вы так? — закричала женщина. — А если яд дальше пойдет?
— Не пойдет, — коротко ответил я и сначала обколол палец новокаином, а потом ввел сыворотку. Очень скоро новокаин снял боль, и девушка перестала плакать.
— Теперь везите ее в Телеханы, в больницу, — сказал я.
— А вы?
— А зачем он вам? — вмешался егерь. — Вы что, сами дороги не знаете?
— Ой, доктор, ой, миленький, поедемте с нами! А ну как в дороге доченьке плохо станет? Что тогда мы делать будем? Люди добрые, не оставьте нас! Поедемте с нами до больницы! Я вас так отблагодарю!
— Так ведь я не доктор, — попробовал я отказаться, — сыворотку я ввел. Теперь ее нужно настоящим докторам показать…
— Ой, лишенько мне! — завопила женщина. — Ой, помрет моя доченька! Ой, не оставляйте нас, люди добрые!
Ее спутник молчал, но умоляюще смотрел на меня. Пришлось ехать с ними до самой больницы. В пути девушку стало лихорадить. Мать опять подняла крик. Успокоили мы ее с большим трудом.
В приемном отделении больницы я снова встретился с тем врачом, который оказывал утром помощь Косте.
— Бросайте ловить гадов, переходите на работу к нам! — пошутил он.
— Я и так скоро потребую у больницы полставки фельдшера сельского медпункта, — в тон ему ответил я, — как — никак, два случая оказания помощи в один день.
— Да, начался сенокос. Теперь укушенных будет много, — вздохнул доктор.
— А сколько бывает? — поинтересовался я.
— Много. По району за сезон до ста случаев. Особенно в первые дни подбора сена. В чем тут причина, понять не могу.
— Ну и какие исходы? Смертельные случаи бывают?
— Как правило, все кончается благополучно. Я работаю здесь уже пятый год, и смертельных исходов не было.
— А по архивам?
— Я поднимал архивы послевоенного времени. Там тоже нет.
— Долго ли болеют пострадавшие?
— Обычно дней десять, но бывают случаи, что и до месяца залеживаются.
— Кстати, как чувствует себя Костя?
— Угрожающие симптомы удушья мы устранили, но положение его очень серьезное.
— Ну, а с этой девушкой как?
— Здесь все в норме. Сыворотку вы ввели вовремя. Через неделю будет дома.
На кордон к Илларионычу я возвратился только вечером, и переехали мы на следующий день.
Хутор Нивка — три избы и два амбара на узкой длинной поляне среди глухого леса в сотне метров от берега полу заросшего озера Лунево. За постройками на поляне — грядки картофеля. Вся поляна отделена от леса частоколом. Попасть на хутор можно только через крепкие дубовые ворота. На хуторе жили пять человек — хозяйка хутора с мужем и трое рабочих лесхоза. Лесничий Иван Иванович попросил хозяйку хутора Наталью Саввичну пустить нас в пустующую избенку. Наталья Саввична согласилась не сразу. Она долго отказывала ему — боялась наших гадюк. Часа полтора и лесничий, и мы как могли убеждали хозяйку. Несколько раз мне казалось, что все уговоры напрасны, но лесничий хитро подмигивал мне и как будто не слышал довольно резких выражений хозяйки. Его настойчивость увенчалась успехом. Взяв с нас «страшную» клятву в том, что мы будем курить с соблюдением всех противопожарных правил, а главное, не распустим по хутору гадов, хозяйка пустила нас в избенку.
