Дан, и что этот последний получил свое название от близ лежавшего Финикийского города
Дана; но доказано, что название Иордана гораздо древнее названия города Дана, и что это слово означает по-еврейски течение или реку; и так как во всей Палестине нет другой реки, равняющейся с Иорданом, то он и прозван был общим именем реки. Протекая по обширной и вообще весьма плодоносной долине, называемой ель-Гор, он проходит сквозь два озера,
Самохонитское, теперь
Ель-Гауле, и
Тивериадское», можно также сказать, что он протекает и сквозь Мертвое море, и некоторые полагают, что до ужасного истребления гневом Божиим Иорданского пятиградия, Иордан впадал в Чермное море, чрез долину носящую также название:
ель-Гор, которая идет до самого Чермного моря. По этому, предполагаемому древнему руслу Иордана, пролегает, как думают, путь израильтян из Египта в Палестину. Ширина Иордана вообще не более 60 футов; глубина, летом, от 7 до 8 футов: а зимою от частых дождей он выступает иногда из берегов; так было и во дни Иисуса Навина при переходе Израильтян. Обыкновенная высота воды доходит до 4-х саженей. Иордан изобилует рыбою, но в нескольких шагах от устья своего в Мертвое море, вода его делается горька, а берега сглаживаются. Вода Иорданская имеет вкус приятный; летом она прозрачна, а зимою, осенью и весною возмущена по причине наносимой земли быстрым течением. Арабы, со всем оружием, пешие и на конях, смело спускаются с нагих хребтов каменной Аравии со стадами и табунами роскошествовать по нескольку дней на луговых и тенистых берегах Иордана. Не редко они находят в его тростниках, других гостей своей родины, львов и тигров, привлеченных туда жаждою и стадами, и тут возгорается кровавый бой; длинное ружье, копье и кинжал, никогда не оставляют этих Моавитских пастырей. Пророк Иеремия живописно говорит о львах, тревожимых в кустах Иордана его разливом. Арабские писатели сохранили его библейское имя и называют его:
ель-Урдун; в простонародии:
Эшь-Шериах ель Кебир.
Мой товарищ оставил меня, отклонясь к Мертвому морю, а я, решившись еще раз подробнее осмотреть эту вдохновительную пустыню, тихо направился в обратный путь к Иерусалиму, невольно углубленный в задумчивость дикостию места. Недавно покрытые несметною толпою равнины Иорданския опять пришли в обычное запустение; пожженный на далекое пространство ковыль, обозначал снятый лагерь Израиля...
Мы достигли подошвы гор Иудейских по ближайшему направлению, но не в том уже месте, откуда мы с них съехали, а ближе к Мертвому морю, чем к Иерихону. Мы долго достигали вершины, не раз оглядывась на необъятное пространство Иорданской пустыни, на горы Аравии, на блестящую поверхность Мертваго моря, — и когда вся эта картина закрылась от меня стенами гор, — знойная, безжизненная дебрь предстала передо мною. Мы выехали сквозь узкий дефилей, на большую дорогу, к развалинам гостиницы благого Самаритянина, где мы накануне отдыхали с Абугошем. На скалах этого дефилея, несколько вычеканенных крестов обратили мое внимание: полагают, что это то самое место, где по преданию, благой Самаритянин нашел ограбленного и израненнаго путника: местность совершенно оправдывает это предположение. Томимые усталостью и зноем, мы сошли отдохнуть под свод скал, но не найдя в наших джарах, ни капли воды, принуждены были опять садиться на усталых лошадей, чтобы достичь скорее источника, на расстоянии более часа отсюда. Тут нагнали мы несколько отсталых поклонников, жадно пьющих из водоема; вообразите мое удивление, когда я в одном из этих поклонников, одетом в красную рубашку, узнал русского крестьянина, Московской губернии, Дмитровского уезда, села Рогачева — соседа моего родительского дома! Наша встреча и свидание были конечно не менее трогательны, как встреча Энея с Андромахою по разорении Трои.
Я возвратился в Иерусалим, в мирную монашескую обитель, до захождения солнца.
Той же язвен бысть за грехи наша, и мучен бысть за беззакония паша, наказание мира нашего на Нем: язвою Его мы исцеляхом.
Ис.53:5.
Поклонники, желающие говеть, заключаются на всю страстную неделю во храм Святого Гроба. Я возвратился с Иордана во Храм. Вся дорога от греческого монастыря и площадь храма были заняты продающими четки, кресты и перламутровые образа; большая часть этих продавцев, — жители Вифлеема. Все пространство огромного здания храма было уже наполнено необъятною толпою народа, собраннаго от четырех ветров. Нил, Тибр, Дунай, Волга, Евфрат, — имели своих представителей у Гроба Искупителя мира. Все галлереи от купола до низу, все отделения, все ходы, все ступени крылец, имели своих разноплеменных жителей всякого возраста: от грудных младенцев до согбенных летами старцев. Дикия племена заиорданских и дамасских арабов, составляли главную часть поклонников; их умножение, к утешению христианства, нынешний год было очень заметно. Взор европейца оскорбляется множеством чалмоносцев; но это христиане коптские и абиссинские. Все церковные службы совершаются ночью, как во времена гонения христианства: но это устроено более для того, что при таком стечении народа, живущего во время страстной недели во храме, благоговение во время дневного Богослужения было б беспрестанно нарушаемо людьми, не принадлежащими тому исповеданию, которого церковь совершает служение; а во время ночи, — они отдыхают. Келья, в которой я жил, была над святою Голгофою, и примыкала к хорам церквей греческой и армянской. Службы разных исповеданий почти не прекращались во всю ночь и следовали одна за другою. Я засыпал при протяжном пении латинцев, или под звуками тимпанов сириан и абиссинцев. Благовест Греческого собора в медную доску, висящую на хорах, пробуждал меня на молитвы.
Но, как торжественны краткие минуты совершенного успокоения всех поклонников! Какие мысли рождаются при виде этой толпы человеков, объятых сном и простертых по всему помосту и по всем ступеням Голгофы, под сению спасшего их Креста! «Спите прочее и почивайте!» Как трогательны среди этого общего успокоения, рыдания отклонившегося из толпы уединенного инока или поклонника, и поверженного перед крестом Голгофы или у Гроба Искупителя! Но, настающий слишком рано, для души молящегося, день, — превращает молебный Дом Отца Небесного в дом купли! Вся галлерея за Греческим соборным алтарем до Католической церкви, делается торжищем съестных и питейных припасов, где с трубками и с кофейными чашками в руках, расхаживает народ при громких беседах, — и это не только стражи мусульманские, но даже и некоторые христиане!
Я имел утешение видеть здесь трех русских иеромонахов и пользоваться их беседами. Первый, старец Паисий, с давних лет переселившийся в Иерусалим, занят хозяйственною частию и угощением русских поклонников; второй, отец Антоний, ведет также уже несколько лет келейную жизнь в самом храме; третий, с которым я познакомился еще
