дальше по списку обязательных туристических галочек, следующим пунктом у нас пойдет оздоровительный массаж. Но чего я никак не мог предположить, так это сеттинга: не массажный салон в каком-нибудь злачном районе и не буддийский монастырь, а городская больница. Вот где на меня сразу повеяло родным! Запах карболки и тряпки из советской поликлиники, и все остальное — под стать этому запаху. Вспомнилось, как в начальной школе классная руководительница Лариса Ивановна показывала нам упражнения — какие-то махи, вращения, а коронным номером — «вьетнамский точечный массаж». Оказывается, техника Ларисы Ивановны, наверняка почерпнутая из какого-нибудь отксеренного самоучителя, была не так уж далека от оригинала.
* * *
Вечером в ресторане нас встречает долговязая девушка с волосами до пояса, одетая по-бэкпекерски: майка на лямках, хлопковые тайские шаровары со слониками, холщовая сумка кросс-боди на длинном ремне. Представляется: Пиггиэппл Вивитворакит. Пиггиэппл? Да-да, Свинка-яблоко. Это имя она выбрала себе сама, ей так нравится. А фамилия — это от родителей, тут ничего не поделаешь. Иностранцам не выговорить, не стоит и пытаться. Все зовут ее просто Эппл. Она наш экскурсовод без страха и упрека, топ-гид по Индокитаю для англоязычных бэкпекеров. В течение следующих трех с половиной недель она будет показывать нам незабываемые красоты этого удивительного края, рассказывать про его богатую историю и культуру. Собственно, вот уже рассказывает. Тараторит без умолку, делая паузы на затяжки. Это первое, что бросается в глаза: курит без остановки. Прикуривает одну сигарету от другой, болтая с нами и одновременно объясняясь жестами с официантом-вьетнамцем. Дело в том, что Эппл — из Таиланда, по-вьетнамски ни бум-бум. Но для топ-гида незнание местного наречия — не помеха. «Говорить по-вьетнамски проще простого, сейчас научу. Когда хочешь кого окликнуть, говоришь так: эм ааай, эм ааай! А когда хочешь, чтобы тебе принесли счет, говоришь: кьем чьяаа! Нет, не так, как ты сказал. Повтори еще раз. Ты говоришь „кьем ча“, а это грубо. Если хочешь сказать вежливо, надо тянуть как можно дольше. Чтобы получилось сладко-сладко. Вот так: кьем чьяаааааа… Слышишь, как сладко получается?.. Да, чуть не забыла, мне нужно срочно сделать объявление насчет завтрашнего хостела. Это очень важно, все должны меня послушать. Все в сборе или мы кого-то еще ждем?» И, так же приторно растягивая гласные, Эппл обращается уже ко всей группе: «Эй гьяаааайс!» До меня не сразу доходит, что это обращение — на английском. Имелось в виду «Hey, guys». Надо сказать, когда она не пытается, чтобы получилось сладко-сладко, ее английскую речь понимать несложно. Другое дело, что речи бывает чересчур много, особенно когда Эппл выпьет. На протяжении следующего месяца, путешествуя по Вьетнаму, Лаосу, Таиланду и Камбодже, мы услышим много историй. Но эти истории будут вовсе не о богатом прошлом Индокитая, а о непростых отношениях Эппл с молодым человеком, безуспешно сватающимся к ней с прошлого года. Эппл любит его, мечтает выйти за него замуж, но что-то не позволяет ей принять его предложение. Она сама не понимает, что именно. Всякий раз, когда он предлагает ей руку и сердце, душа ее радуется и ей хочется сказать «да». Но вместо этого она говорит: «Ты что, сбрендил? Или набухался? Последние мозги пропил, да?» Говоря это, она, вероятно, не растягивает гласные, как при обращении к вьетнамским официантам, и получается совсем не сладко. Потом у себя дома, в одиночестве бангкокской квартиры, она долго льет пьяные слезы, оплакивая свою горькую долю: ну почему она не может просто сказать ему «да»? На следующий день она принимает предложение провести очередную экскурсию и уезжает на целый месяц или даже на два — колесить по Юго-Восточной Азии с бэкпекерами вроде нас, жить в хостелах, медитировать в ступах и напиваться в барах. Кочевая жизнь внештатной сотрудницы туристической компании. А ведь ей уже тридцать пять лет, пора обзаводиться семьей, так ей все говорят. Почему она не может просто сказать «да»?.. Бедная Эппл! Суетливая, обидчивая, бесшабашная и беззащитная. Ее очень жалко, хотя ее психология мне совершенно непонятна. Видно только, что ей тяжело с собой.
После ужина мы всей оравой отправляемся на дискотеку в районе, оккупированном британской и австралийской молодежью. Кто-то из девушек напялил купленные в туристической лавке аозай и нонлы [79]. Кто-то недавно узнал, что вьетнамский эквивалент «Cheers!» звучит как рэперское обращение «Йо!», и теперь щеголяет этим знанием, опрокидывая стопку за стопкой. Только и слышно, что «Йо-йо-йо!». Кто-то задает культурологические вопросы на засыпку: «А правда, что у всех вьетнамцев фамилия Нгуен?» — «Почти. Только произносится она не так. На юге говорят Уэн, а на севере — Ньуэн». Я тоже не отстаю: «Эппл, Эппл, а правда, что во Вьетнаме пьют кофе, высранный куницей?» — «Конечно! Кафе чон. Самый дорогой кофе. Хочешь попробовать?» Как не хотеть? Меня похождениями Эндрю Циммерна [80] не удивишь. В Японии я пробовал ядовитую рыбу фугу, в Швеции — тухлую селедку «сюрстремминг», а несколько часов назад уплетал жареную собачатину из стеклянного шкафчика. Теперь, значит, кофе, переработанный в желудке пальмовой куницы. Эппл тащит меня через весь район, протискиваясь между пьяными бэкпекерами и мопедами; мы петляем какими-то бесконечными закоулками и наконец добредаем до совсем неприметной кофейни — из тех, что в Америке называют «hole in the wall». Там нам наливают заветный напиток. Вкус сладкий, почти как у какао. Куница старалась. Покупаю пакетик с собой: увезу обратно в Америку, буду друзей пугать. Не хуже, чем коронный номер Бахыта.
Не дописанные во сне стихи рассыпаются, как песочный замок, от прикосновения пробуждающегося сознания. Так всегда: то, на чем пытаешься сосредоточиться, тут же отступает на задний план. А на переднем — вид из окна в рассеянном утреннем свете. Карстовые острова, бухта Халонг. Непроизвольно-очевидная рифма: how long? «How long till my soul gets it right?» [81]
Каждое утро начинается с занятий буддийской философией. Прилежный ученик, я конспектирую все, что мне преподают в университетском онлайн-курсе. Сегодня речь пойдет об учении йогачара — философии крайнего номинализма, признающей «только лишь ум». Под умом подразумевается не индивидуальное сознание («виджняна»), а Единый ум («дхармовое тело Будды»). Одно из основных понятий йогачары — «татхата», или «вещь в себе». Человек, знакомый с западной философией, сразу вспомнит Канта и Шопенгауэера. У последнего мир как трансцендентная вещь в себе есть воля (или то, что обнаруживает себя в самосознании как воля). Воле противопоставляется представление — кантианская «вещь для нас». Стало быть, для Шопенгауэра, как и
