с ней о тебе.
– Саша, мне надо время. Много времени. Я не буду переворачивать все вверх дном ради того, что мне непонятно и что меня пугает. А ты меня сейчас пугаешь. Все твои действия, вся твоя настойчивость меня пугает. Твой натиск на меня пугает и напрягает меня. Прости уж за честность. Я бы позвала тебя, возможно, со временем, когда была бы готова к столь резкой и неожиданной в моей жизни перемене. Но ты не подождал меня. Почему? Мы бы вместе приняли решения, которые касались бы уже нас. Но ты сам все решил, начиная с разговора с женой. Я не вижу себя сквозь камнепад твоих решений. Где здесь я?
– Богомила…
– Если я в сердце твоем, оставь меня там. До времени оставь. Такой был уговор.
– Послушай, Богомила.
– Ты благодаришь меня, но что я сделала?
– Послушай…
– А можно я завтра послушаю? Я пару дней назад попросила побыть одной. Почему ты не дал мне этот покой? Почему начал все эти разговоры с женой именно сейчас? Ты давишь на меня. Это не честно. И не справедливо.
– Да ничего я не начинал, Богомила! Утром жена сама подошла и потребовала объяснений. Я чувствовал, что это случится однажды. Но я хотел отложить это на после Пасхи. Не получилось.
– Это не оправдание.
– А что оправдание? Я повторял, как мальчишка, твое имя, повторял весь день. Только это помогло мне сегодня. За это я тебя и благодарил. Но… Я чувствую, что напираю и давлю на тебя. Это правда.
– Саша, ты спекулируешь моей открытостью тебе.
– Нет, Богомила!
– Ты поступаешь не благородно, втягивая меня в семейные разбирательства.
– Я о тебе вообще ничего не говорил…
– Хочешь послушать, сколько раз ты скомпрометировал меня? Давай в подробностях это обсудим, и я тебе поплачусь на то, как мне не легко принимать решения. Ты даже не пытаешься уберечь меня от подобных разговоров. Дико мне это обнаружить, Саша.
– Единственный день, когда мне надо было почувствовать твою поддержку. Прости, что так вышло. Я тебе уже говорил – больше никаких разговоров на эти темы, разве что ты сама спросишь. Правда, прости. День такой… поворотный, что ли. Прости, что напугал тебя. Никого рядом не было, кроме тебя, чтобы ощутить поддержку.
– Саша, все что ты пишешь сейчас, все, что делаешь – это твоя плата за мою откровенность?
– Не понял.
– Неужели ты, услышав все, что я тебе рассказала о себе, подумал, что я жду от тебя каких-то действий? Ты заставляешь меня пожалеть о многом. Зачем ты так? Это опять мне ход с письмом напоминает.
– Мы действительно не знаем друг друга, Богомила. О каких действиях ты говоришь?
– Тогда ты хотел отдалить меня за мою же откровенность, сейчас – овладеть мной за нее же… Я очень устала сегодня, Саша. Ты тоже.
– Да.
– Завтра у меня тяжелый день, я должна выспаться. Надеюсь, утро у меня начнется с кофе.
– Ладно. Только, пожалуйста, не воюй со мной? Я и так наделал косяков в наших отношениях… Завтра выйди сама на связь, когда будешь готова, хорошо? Я буду ждать.
– Удобно мне что-либо или нет – ты этого ни разу не спросил толком. По мелочи – да, а по сути? Хочу я или не хочу этих перемен? Ни разу не спросил.
– Ладно, Богомила… Давай завтра? Если ты захочешь.
– Я подумаю. Много подумаю. Даже больше, чем рассчитывала.
– Я буду ждать.
– P.S. Я надеюсь, я этого хочу – что ты помиришься с женой до Пасхи. Что все остановится. Это мое желание, кто это учитывает? Делай, как сам считаешь правильным.
– Девочка, послушай тогда и ты меня. Я уже пытался следовать твоему желанию и оставить все как было. Помнишь? Ты сказала мне, что я нужен тебе, если оставлю все как есть. И что? К чему это привело? К неделе лицемерия и вранья, неумелого и странного? Я пытался честно выполнить твое условие. Но я не могу. Я изменился. Я – другой человек, не тот, что вылетал в Израиль. Я пытался, Богомила, изо всех сил. Но стало только хуже. Жена сказала мне, что, если бы я с порога сказал ей, что все кончено, она бы меня поняла. Я хочу сохранить сейчас наши с тобой отношения, это правда. Может, я делаю это коряво и неумело, но я пытаюсь. А клеить разбитое я не буду. Симулировать жизнь там, где ее нет я не умею. Даже ради тебя. То, что сложилось у нас там, в пути, это как камертон, что ли. Остальное звучит фальшиво. Сейчас я не знаю даже своего завтра. Я просто верю. Верю, что все получится у меня, хотя бы на старости лет. Верю, что ты сможешь поверить в любовь.
– Тут уж стоп.
– Я не знаю, как все будет. Но у тебя выбор есть. Есть выбор все свернуть, а меня послать подальше.
– За девочку спасибо, принято. Насчет жены – все обманутые так говорят, все считают, что им лучше сразу узнать, чем ходить так… с рогами. Никому не хочется быть в шкуре обманываемого. В остальном ты, похоже, использовал меня, вернее, пользовался мной. Моей доверчивостью, открытостью и доступностью. Я, как всегда, распахнулась. Что до старости лет и твоей последней попытки – поверю сразу. Я так подумала еще в Израиле. Я решила подарить тебе легкий ветерок, а ты превратил его в свой личный ураган, сметающий все на своем пути. Я к этому не стремилась.
– Знаешь, я устал от твоих обвинений, Богомила. От того, что я тобой пользовался, что я тебя использовал. Я готов признавать ошибки. Но я не готов брать на себя то, в чем ты меня обвиняешь. Я не могу использовать того, кого люблю. Это как плевок в душу. И я готов принять это только потому, что ты – та, кого я люблю.
– Хотя мне приятно было представлять, что я могла бы выйти за тебя замуж. Потому я и сказала, что я готова попробовать, если ты ничего не будешь менять сейчас. А ты поменял. Хоть и говоришь, что не хотел этого.
– Я поменял не потому, что так хотел, поверь ты мне хоть раз?
– А кто хотел? Кому была выгодна эта перемена?
– Выгодна?! Ты издеваешься? Это слово вообще не отсюда! Я пытался, я честно пытался все продолжить, как было, спрятав тебя в сердце, только оно слишком громко кричало, прости за пафос.
– Да, жёны чуткие. И стены тонкие. И соцсети доступные, Саша. Ты сразу сделал меня доступной всем. Все могли читать и думать. Саша, зачем эта публичность? Мог бы мне писать, а не на публику изливать.
– Черт, Богомила! Не ты ли сама комментировала и отписывалась в сетях? И если ты – причина каких-то
