— Может, и так, но не забывай, что, с другой стороны, Англия сейчас не в том состоянии, чтобы развязывать еще одну большую войну. Казна его величества истощена, правительство недостаточно прочно сидит на своих местах, а сторонники парламента готовы в любой момент попытаться снова взять власть в свои руки. Испанский посол, граф де Молина, потребовал под угрозой войны, чтобы Модифорда и тебя, — он в отчаянии поднял на Моргана глаза, — вернули в Лондон и повесили за нарушение прочного договора о мире.
Непроизвольно пальцы Моргана потянулись к шее. Здесь, в Карибском море, он научился, как распутывать нити политической интриги, как ценить друзей и врагов, но Лондон, до которого было три тысячи миль, казался ему коварной, непредсказуемой трясиной.
— Ясно, что сэру Модифорду не выпутаться. Но, Гарри, в конце концов, виноват он, потому что не вернул твою экспедицию. Поэтому я и все твои друзья считаем, что тебе надо собрать все самое ценное и бежать на Тортугу, пока есть такая возможность.
Морган хлопнул кулаком по столу.
— Черт тебя побери, Дэйв, я думал, ты меня лучше знаешь. Ты думаешь, что я сбегу и оставлю Тома одного под угрозой виселицы? Никогда! Даже если после этого мне придется жариться в аду целую вечность. Брось, мы положим этому конец. Я уверен! Ямайка не допустит такой черной неблагодарности.
Он выскочил в коридор и во все горло заорал, требуя лошадей и одежду.
Информация Армитеджа оказалась почти достоверной. Ордера об аресте Моргана не было, но Модифорд оказался в опасности.
Линч прекрасно понимал, что попытка публично арестовать такого популярного губернатора, как Модифорд, приведет только к волнениям и, возможно, бунту, поэтому он заманил сэра Томаса на борт «Желанного». Тогда, и только тогда, он опубликовал в Порт-Ройяле указ королевской власти, в котором он назначался вице-губернатором острова и временно исполняющим обязанности губернатора.
Обстановка в городе накалялась, даже самые низкие души возмущались отказом Линча отпустить своего пленника под честное слово, чтобы навестить сына, умирающего в Испанском городе.
Морган бурей ворвался в город и с удивлением узнал, что о нем самом не было опубликовано никаких распоряжений; в настоящий момент вся ответственность за атаку на Панаму была возложена на Модифорда, не только потому, что он выдал каперские поручения, но и потому, что не сообщил адмиралу о вновь подписанном мире.
Поговаривали, что Морган и его ребята ворвутся на борт королевского фрегата и силой освободят любимого губернатора, но когда гарнизоны фортов проявили достаточную дисциплинированность и признали действия сэра Томаса Линча законными, друзья Моргана убедили его, что для защиты Модифорда будет лучше, если не оказывать физического сопротивления королевской власти.
Утром 22 августа 1671 года Чарльз Барр вместе со своим хозяином смотрели на заштопанные паруса старого протекающего брига, который, словно в насмешку, назывался «Ямайский купец». В его трюме сидел в цепях глубоко несчастный сэр Томас Модифорд. Заплывшими, слезящимися глазами Морган проводил набиравший скорость и постепенно тающий вдали силуэт.
Барр вздохнул.
— Слава Богу, эти завистливые шакалы при королевском дворе не посмели так же несправедливо поступить с тобой, после всех сражений, которые ты для них выиграл. — Он подмигнул. — И богатства, которое ты заработал для королевской власти. Боюсь, Гарри, они вздернут беднягу Модифорда, чтобы умилостивить испанцев, но тебя… тебя они не тронут.
Книга четвертая
БЛАГОДАРНОСТЬ КОРОЛЕЙ
Капитан Джон Кини, командующий фрегатом «Желанный» английских королевских военно-морских сил, резко окликнул своего квартирмейстера:
— Возьми на две метки влево; проклятый дождь с туманом, я на расстоянии вытянутой руки ничего не вижу.
В этот дождливый день 4 июля 1672 года ветра почти не было, чему Кини был рад, потому что дождь усиливался, а туман сгущался. Он скомандовал:
— Убавить паруса!
— Господь меня разрази, если я еще хоть раз выйду в море на этой развалюхе, — буркнул он. — Просто чудо, что она держится.
Обшивка скрипела, угнетающе действовало на нервы постоянное чавканье помп, но в то же время капитан Кини поздравил себя с тем, что ему удалось проскользнуть через блокаду — уже третий раз начиная с мая прошлого года, после того как была объявлена война с Голландией.
Когда судовой колокол прозвонил четыре склянки, капитан Кини оперся о перила мостика и крикнул:
— Мистер Армстронг, вы можете вывести заключенного.
Одновременно с этим возгласом из колеблющегося тумана выплыл огромный нос первого помощника Барклея. От холода и влажности он весь посинел и поблескивал.
— Мы уже подходим, сэр? — прогнусавил он.
— Нет еще, но мы должны войти в бухту Спитхед до заката, когда весь этот проклятый туман поднимется наверх.
Снизу раздался топот ног, появились двое военных моряков и застыли в ожидании.
— Неудивительно, если полковник Морган не придет, — заметил капитан Кини. — Говорят, что его так замучила дизентерия, что он и встать не может.
Они оба смотрели, как Морган с трудом взбирается по лестнице. Хотя он попытался выпрямиться, как в начале их трехмесячного пути, одному из охранников пришлось поддержать его, чтобы он не потерял равновесие на качающейся палубе фрегата.
Барклей громко высморкался.
— Есть ли зрелище печальнее, чем вид впавшего в немилость героя? Скажите мне, сэр, неужели королевские министры повесят его?
Капитан Кини не отводил взгляда от основного паруса — марселя.
— Похоже на то. Пару капитанов Моргана уже повесили в прошлом январе — мерзавцев по имени Харрингтон и Рикс. Королевский военный бриг «Роза» перехватил их, когда они грабили испанцев на Кубе.
Западный ветер усилился, наполнил залатанные паруса «Желанного», и тот быстрее двинулся через серебристо-серый туман. Ветер развевал лохмотья заключенного, которые когда-то были сюртуком.
Генри Морган, уже не адмирал, но все еще в звании полковника, оперся на поручень, слегка подрагивая на свежем воздухе от холода. Однако его плечи не поникли от унижения, и хотя он согнулся от приступа кашля, но потом снова выпрямился и поднял голову. Немного передохнув, он начал прохаживаться по палубе туда и обратно, сцепив руки за спиной; один рукав лопнул по шву и висел, словно крыло подбитой птицы.
Постепенно небо посветлело, и скоро дождь прекратился, оставив на палубе неглубокие лужицы.
Словно по мановению руки кудесника, туман развеялся и проглянуло солнце, осветив линию побережья.
Там лежала Англия. Руки Моргана вцепились в поручень, а красные глаза наполнились слезами. Да, это была Англия, о чьей величайшей славе и мощи он мечтал, за которую сражался и страдал; Англия, которая оказалась так безумна, что не протянула ему руку, в которую он уже собирался насыпать сокровища колониального мира.
