ему весь мир, а хан в ответ дал ей в точности то, о чем она попросила: пустой титул. И глубочайшей жестокостью казалось его нежелание это понимать.
Очевидно, посчитав разговор оконченным, Великий Хан повернулся к приближенным:
— Мы направляемся в Зал Великого Сияния. Я хочу дать Чжу Юаньчжану персональную аудиенцию перед казнью. Пусть увидит лицо того, кто отнял у него трон.
Уходя, ни он, ни его спутники не удостоили Мадам Чжан даже взглядом. Чжу услышала его слова, обращенные к главному евнуху:
— Скачите вперед, скажите Госпоже Шинь, чтобы одевалась. Я хочу, чтобы она была рядом со мной, когда я закончу с Чжу Юаньчжаном.
В этот момент Чжу поняла, как поступить. Ее осенило. Точно искра упала на соломенный тюфяк: все ее существо вспыхнуло от волнения. Она без остановки ломала голову, где взять оружие, а была другая возможность, и оружие тут совсем ни при чем. Эта возможность касалась самой Чжу, невидимой для Императора, словно иголка, развернутая острием к глазам… и еще Ма, которую Великий Хан так любил, которой настолько доверял, что пожелал, чтобы она разделила с ним миг его торжества.
Мадам Чжан рухнула, как ненужная кукла, прямо в галерее, где Великий Хан оставил ее. Стоя на коленях, она плакала от ярости и отчаяния. Для Чжу это был шанс ускользнуть и вернуться в Дворцовый Город.
Но она медлила. Незнакомое доселе чувство удерживало ее рядом с плачущей женщиной. Мадам Чжан желала и боролась так яростно и отчаянно… Только нельзя по-настоящему победить, сидя в золотой клетке, а она этого не понимала.
— Оставьте повозку, — приказала Чжу остальным служанкам так уверенно, что они повиновались. — Я могу сопроводить ее обратно, когда она будет готова.
Рыдания Мадам Чжан отзывались в Чжу, как в свое время — боль Сюй Да. Чувство было крайне неприятное, но Чжу не попыталась его отогнать. Ветер осыпал ее новым дождем из лепестков, донес колокольный перезвон.
— Даже если бы на трон сел генерал Чжан, он бы тоже отверг вас, — негромко сказала Чжу. — Может, не так быстро, как Великий Хан, но рано или поздно… Когда до него дошло бы очевидное: что все лекарственные чаи на свете не помогут зачать женщине, которая уже вышла из нужного возраста.
Пораженная Мадам Чжан вздрогнула и вскинула на Чжу глаза.
— У генерала Чжана был Мандат, — сказала ей Чжу, — но не думаю, что он обрел его своими силами. Ему бы честолюбия не хватило. За ним стояла ваша воля. Печальней всего то, что вам даже в голову не пришло самой претендовать на Мандат. Вы добивались его мужскими руками, думая, что Мандат может принадлежать только мужчине, но не вам. А когда вы ставите себя ниже мужчины — любого! — это становится вашей судьбой.
Вдали, на южной равнине, взметнулись золотые флаги армии Чжу.
Мадам Чжан спросила бесцветным голосом:
— Кто вы?
— Вы правда меня не узнаете? Мы уже встречались. Вы предложили мне сдаться, а я отказалась. Я знала, что покориться вам, женщине, которая покорна мужчине, — это совсем не победа.
Мадам Чжан разинула рот и тут же закрыла его. Она не могла заставить себя выговорить знакомое имя.
Стоя над побежденной соперницей, Чжу ликовала. Как здорово снова стать собой. Чистый восторг — опять обрести свой потенциал, отбросить маску ничтожества.
— Да. Это я. Назовите мое имя. Назовите его прежде, чем я займу трон, и вы больше никогда не сможете его произнести.
— Невозможно, — ответила Мадам Чжан придушенным голосом. — Чжу Юаньчжан владеет Небесным Мандатом.
— А почему невозможно? Потому что я не мужчина? — Чжу вскинула руку, и белый огонек сверкнул в ее ладони. — Я завладела Мандатом, потому что поверила — мне это по силам!
Она погасила огонек и подала руку Мадам Чжан, чтобы помочь той встать.
— Позвольте вернуть вам предложение, с которым вы некогда обратились ко мне. Сдавайтесь и присоединяйтесь ко мне, когда я взойду на трон.
Но лицо Мадам Чжан с новой силой исказилось яростью.
— Присоединиться к вам? — выплюнула она. — К человеку, который хуже любого евнуха? Вы же сами отказываетесь принять долю, уготованную вам Небесами. Человек, у которого нет своего места, не более чем животное! Разве вы достойны трона?
— Я его завоюю, — Чжу взглянула туда, где над стенами Дворцового Города возвышалась сверкающая драгоценностями крыша Зала Великого Сияния. Это самое сердце мира, и место Чжу именно там. — Если мне нет места в узоре мироздания, я создам его сама.
Мадам Чжан хрипло и неприятно рассмеялась. На миг под отрицанием и протестом мелькнул ужас, но тут же пропал, и Мадам Чжан кинулась на Чжу, шипя и царапаясь, точно кошка.
Ногти полоснули Чжу по лбу, но та успела увернуться от ее броска. На крохотных лотосовых ножках сложно совершать манеры: Мадам Чжан споткнулась, пролетела мимо Чжу и на миг застыла, размахивая руками, у ограждения — словно победить силу тяжести возможно усилием воли.
И упала.
Чжу метнулась к ограждению и посмотрела вниз. По ее лбу обжигающей струйкой стекала кровь, заливая глаза. Она видела мир сквозь алую пелену. Открывшаяся ей картина полоснула по сердцу, точно глубокое горе. Внизу, на камнях под сенью пяти изогнутых крыш, ни одна из которых не поймала падающую в полете, лежала сломанная, разбитая кукла: нетронутый макияж, крохотные башмачки, слетевшие при падении, неизменно прекрасные заколки для волос, сверкающие под весенним солнцем.
Когда Ма вошла в Зал Великого Сияния и присела в поклоне, Великий Хан сошел с золотого драконьего трона и взял ее за руки со словами:
— Встань. Я рад, что ты пришла.
Из того, как стражники обыскивали ее на предмет оружия, прежде чем впустить, она заключила, что Хан там один. Когда огромные двери затворились, тронный зал погрузился во мрак. Лунные фонарики рождали одинокие пятна света, не рассеивая тьму. Великий Хан блуждал взглядом по стенам, отделанным рельефным серебром. В полутьме они обрели глубину, но в ней Ма видела только искаженные отражения. Однако она достаточно хорошо знала Великого Хана, чтобы понять — ему крайне неприятно находиться в этом зале. Видел ли он что-то, незримое для нее? От догадки она поежилась.
— Рад? Я думала, Великий Хан гневается на меня. Из-за…
Она не смогла произнести слово вслух. Сердце ныло от раскаяния. Он не должен был узнать о ребенке. Если бы не Цзяо, это осталось бы тайной, скрытой в глубине ее тела, которую она пронесла бы сквозь момент ужаса туда, в будущее, где Хану нет места.
— Нет. Не
