сохранили самобытность и землю, один из офицеров Идальго вновь поднял факел восстания. Он тоже был священником, но скромным и практичным, совершенно не похожим на амбициозного мечтателя Идальго.
Отец Хосе Мария Морелос был не креолом, а метисом и, что важнее – весьма талантливым лидером. Его армия была хорошо организована, его основные цели были просты и ясны: положить конец рабству, кастовой системе и дани, которую платили коренные народы. На подконтрольных ему землях Морелос отменил касты: все родившиеся в Мексике были просто американцами. В 1813 году он провозгласил полную независимость. Его движение все равно не вызвало доверия у большинства креолов, но стало силой, с которой приходилось считаться – по крайней мере пока отец Морелос не был схвачен и казнен в 1815 году. К тому времени в некоторых районах небольшие отряды сражались уже по несколько лет, и гибель предводителя их не остановила. Партизаны ни во что не ставили правительство, а оно было вынуждено идти на все большие военные расходы. Восставшие тем временем жили за счет добычи, как бандиты, и постепенно подтачивали остов колониального правления.
Перу обретала независимость куда медленнее. Перуанские креолы увидели свой кошмар тремя десятилетиями раньше, в 1780-х, когда Анды потрясло великое восстание Тупака Амару II. Оно дало перуанским креолам четкое представление о том, чем опасна мобилизация коренных народов против пенинсуларов. Креолы Лимы, главного испанского административного центра Южной Америки, не формировали хунту и старались не обращаться к коренному населению в стиле Идальго. Если коренные жители Анд и склонялись к верности кому-то, то это был Фердинанд VII. Однако в большинстве случаев они предпочитали оставаться в стороне. Попытки креольских патриотов завербовать индейцев продвигались медленно и неравномерно, отчасти, несомненно, потому, что патриоты обращались с ними почти с той же небрежной жестокостью, что и роялисты. Ярким примером может послужить дневник юного барабанщика из отряда патриотов:
«Парочку бедных индейцев с ламами мы взяли в плен, потому что при нашем приближении они бросили лам и все остальное свое имущество и спрятались. Команданте Лира сказал, что они, вероятно, шпионы, и приказал дать каждому по двести плетей, пока не заговорят. Тогда один бросился бежать, крича, что они невиновны и едут в город, чтобы купить нужные вещи для своих семей, что у них много маленьких детей и что они всегда прячутся от солдат, любых солдат. Кто-то из наших индейцев побежал за ним и убил. После этого Лира приказал казнить второго пленника. Осужденный поднял голову и сердито закричал в небо, а затем бросился на колени перед Лирой, рыдая: “Команданте, взгляните на птиц на этих деревьях, которые не знают и не заботятся о наших войнах, стремясь только прокормить себя и свои семьи! Так ведь и мы такие же. Человек, которого вы убили, был моим братом, бедняком. Вам незачем нас убивать. Истинная Родина защищает и прощает своих детей, особенно невинных, как мы”.
Слыша эти слова, многие были тронуты и уговорили Лиру освободить несчастного, который ушел с изъявлениями благодарности».
Через неделю индейцам досталось с другой стороны:
«Этим утром окрестности деревни были полны солдат-роялистов. Они вошли в хижину бедного индейца по имени Фермин Мамани и убили его штыками прямо там, где он готовил и ел картошку. Ничего не сказав, они вошли и убили его. Он даже кусок не успел проглотить».
В целом в кризисные годы начала 1810-х Перу наряду с другими регионами Анд, такими как Боливия и Эквадор, оставалось под контролем Испании, хотя в других местах то и дело вспыхивали крупные восстания.
Креольские лидеры в «окраинных» колониях, таких как Венесуэла и Аргентина, были еще менее осторожны, ропща на имперские торговые ограничения, выставившие неоспоримый приоритет серебру Перу и Мексики. Травянистые равнины окраин изобиловали лошадьми, а значит, и всадниками – ценнейшим ресурсом дотехнологической войны. В отличие от восстаний Идальго и Морелоса, патриотические хунты Каракаса и Буэнос-Айреса начинались как кабильдос абьертос – собрания самых влиятельных людей. Это была «революция сверху», возглавляемая уверенными в себе, много путешествовавшими креолами, среди которых нашлись и непосредственные свидетели европейских событий. Когда в Испании начался кризис легитимности, креолы в Каракасе и Буэнос-Айресе поначалу отреагировали так же, как и в других местах. Однако постепенно они отказались от заявлений о лояльности королю, встали под знамена либеральной революции и двинулись к полной независимости. Критики хунт говорили, что они «перестали прятаться за Фердинандом».
В Венесуэле к началу 1811 года все уже произошло, оставалось только удержать захваченное. Но первая венесуэльская республика рухнула год спустя, когда в Каракасе произошло землетрясение – убедительное доказательство гнева господня. И, конечно же, землетрясения были не единственной проблемой патриотов. В самом сердце Венесуэлы, за гористым побережьем Карибского моря и плантациями какао, лежали равнины Ориноко, подверженные постоянным наводнениям: территория стад и темнокожих ковбоев-льянерос. Эти люди питались в основном говядиной, не расставались с копьями и ездили верхом так, словно родились в седле. Льянерос, мягко говоря, не питали ни малейших симпатий к революционерам из элит – плантаторам Каракаса, в свою очередь считавшим их отбросами. Когда каракасская хунта зашла так далеко, что стала отрицать власть Фердинанда VII, льянерос решили, что пришло время защитить короля, и земля под копытами их лошадей дрожала еще очень долго после того, как унялось землетрясение. Было ясно: пока патриотам противостоят льянерос, им в Венесуэле не победить.
В Аргентине же, напротив, революционной хунте добиться военного господства было на общем фоне несложно. Преимущество было за патриотами еще в 1806–1807 годах, когда испанцы и англичане враждовали. В те годы в вице-королевстве Рио-де-ла-Плата высадились две британские экспедиции, и обе потерпели поражение, причем не от сил пенинсуларов, а от местных ополченцев. Таким образом, когда в Испании начался наполеоновский кризис, войска креольских патриотов одержали верх. К маю 1810 года пенинсулары потеряли контроль над Буэнос-Айресом раз и навсегда. Впрочем, другие регионы вице-королевства не проявили особого желания следовать этому примеру. Жителей внутренней Аргентины одинаково возмущал высокомерный вид креольских аристократов из столицы, будь то патриоты или роялисты. Таким образом, войны за независимость в Рио-де-ла-Плата состояли в основном из боев между силами Буэнос-Айреса с одной стороны и провинциальными войсками с другой.
К 1815 году в Мексике казнили Морелоса, в Венесуэле (и некоторых других регионах, например в Колумбии и Чили) побеждали роялисты, Перу все еще прочно держала в руках Испания, а в Рио-де-ла-Плата патриоты сражались между собой, и борьба за испано-американскую независимость пребывала в полном упадке. Патриотам пока не удавалось привлечь на свою сторону действительно многих. Что они
