Места в дальней части стола занимали мамлюки Айюба, которыми командовал Абаан. Юсуф и Селим сидели ближе к главе стола, напротив Хальдуна, старшего сына Мансура ад-Дина, правителя Баальбека. Джон с особым интересом разглядывал будущего мужа Зимат. В тот вечер она впервые встретилась с ним перед тем, как мужчины отправились в столовую, а женщины ушли в гарем – ту часть дома, куда мужчинам запрещено входить.
Хальдун был худым, с заостренными чертами лица и длинными черными волосами. Его отец, тучный мужчина с необычно длинной, вьющейся бородой, был слева от сына, а рядом с ним, во главе стола, сидел Айюб. Место между Айюбом и Юсуфом оставалось пустым. Туран еще не пришел.
Айюб хмурился и, наверное, уже в десятый раз посмотрел в сторону двери.
– Я еще раз приношу извинения за опоздание моего сына, – сказал он правителю. Из коридора донесся звук шагов, и лицо Айюба просветлело. – О, наверное, это он.
Однако это был вовсе не Туран. Вошел лекарь Ибн Джумэй, а за ним франк в темных одеждах священника. Священник был худым и загорелым, с удлиненным лицом и каштановыми волосами, вокруг тонзуры. Глаза Джона широко раскрылись. Это был тот самый священник, которого он встретил в первый день своего появления на Святой земле много месяцев назад.
Ибн Джумэй поклонился Айюбу:
– Приветствую Наджима ад-Дина. И вас, Мансур ад-Дин. Приношу мои извинения за опоздание. Дожди замедлили мое возвращение из Джубайля, о приглашении я узнал, когда добрался до дома, и тут же отправился сюда.
– Я рад видеть тебя за своим столом, Ибн Джумэй, – сказал Айюб, посмотрел на священника и нахмурился. – А кого ты привел с собой?
– Я Вильгельм Тирский, – на вполне приличном арабском ответил франк.
– Я встретил его в Джубайле, – объяснил Ибн Джумэй. – Он священник и гость моего дома в Баальбеке.
– Если он твой гость, значит, мы рады его приветствовать у нас, – сказал Айюб, но по его тону было очевидно, что никакой радости он не испытывает. – Прошу вас, садитесь.
Мамлюки освободили место в центре стола, Вильгельм и Ибн Джумэй сели друг напротив друга.
Айюб взял кусок лепешки.
– Мы начнем без Турана. Мы пируем сегодня, чтобы возблагодарить Аллаха за дожди, которые он нам послал. – Он разломил лепешку пополам. – Слава Аллаху! И пусть наша пшеница растет высоко, а скот жиреет под дождем. – Он окунул лепешку в соус от тушеного мяса и начал есть.
Остальные последовали его примеру.
Мансур ад-Дин вертел в руках лепешку и изучал священника-франка.
– Скажи, что привело тебя в мои земли, Вильгельм Тирский?
– Любопытство. Я давно хотел посмотреть на храм Баальбека. Когда-то в нем была христианская церковь. Я находился в доме Вильгельма Джубайльского, когда его навестил Ибн Джумэй, лечивший его сына. Ибн Джумэй предложил сопровождать меня в Баальбек, и я принял его приглашение.
– Христианину опасно путешествовать по мусульманским землям, – заметил Айюб. – Его могут принять за шпиона.
– Я человек Господа, не ношу оружия и никому не причиняю вреда.
– Если ты не носишь оружия, – заметил Мансур ад-Дин, – то можешь стать легкой добычей разбойников и воров, когда будешь возвращаться.
Вильгельм улыбнулся:
– Бог меня защитит.
– Хм-м-м. – Айюб нахмурился. – Когда ты будешь возвращаться, я пошлю двух воинов, чтобы они сопровождали тебя до христианских земель. – Он перевел взгляд на Ибн Джумэя. – А как себя чувствует твой пациент?
Ибн Джумэй вздохнул:
– Боюсь, не слишком хорошо. Он мертв.
– Ты не смог его вылечить? Я не слышал, чтобы у тебя случались неудачи.
– О, я мог бы вылечить его от болезни, но не в силах спасти от собственного народа. – Айюб вопросительно приподнял брови, и Ибн Джумэй продолжал: – Мой пациент был рыцарем, племянником повелителя Джубайля. Он получил ранение в бедро на одном из турниров, и началось заражение. К тому времени, когда я приехал, опухоль стала такой большой, что он уже не мог ходить. Я сделал ему припарку, опухоль вскрылась, и рана стала заживать.
– Тогда почему он умер? – спросил Айюб.
Ибн Джумэй нахмурился:
– Появился лекарь-франк. Он назвал меня шарлатаном и потребовал, чтобы меня выставили из спальни больного, но я все слышал из-за двери. Этот безумец спросил у рыцаря, хочет ли он жить с одной ногой или умереть с двумя. Когда рыцарь ответил, что он предпочитает жить с одной ногой, лекарь приказал принести острый топор. Ему пришлось нанести два удара, чтобы отсечь ногу. Кровь была повсюду. Франк не сумел остановить кровотечение. Я наблюдал, как рыцарь умирает, а его оруженосец не давал мне подойти к нему.
– Проклятые варвары, – пробормотал Мансур ад-Дин.
– Не все наши лекари мясники, – заметил Вильгельм. – Но, увы, среди нас есть и такие. Нам предстоит многому у вас научиться.
– Франки не хотят учиться, – ответил Айюб. – Они желают только брать. Вспомните, что случилось в Дамаске. Правитель отнесся к вам по-дружески, однако вы послали крестоносцев против его города.
– Многие среди нас выступали против нападения на Дамаск, – сказал Вильгельм. – Королева Мелисенда считает, что между нашими народами должен быть мир. Ее сын, Амальрик, думает так же.
– Но Амальрик не король, как и Мелисенда. В Иерусалиме правит Балдуин.
– Он правит вместе с матерью. Она все еще имеет власть, особенно после неудачной осады Дамаска.
– Женщина командует мужчинами! – презрительно бросил Мансур ад-Дин.
– Мудрая женщина, – возразил Вильгельм.
– Это не имеет значения. – Мансур ад-Дин пожал плечами. – Она всего лишь женщина.
В этот момент в зал вошли Туран и Таур. Оба шагали с трудом, и Джон догадался, что они много времени провели в седле.
– Где ты был? – резко спросил Айюб.
– В городе. Меня задержал дождь. Приношу свои извинения.
– Извиняйся перед гостями, которых ты оскорбил.
Туран поклонился:
– Мои извинения, достопочтенный правитель. Хальдун.
Мансур ад-Дин, рот которого был набит мясом куропатки, небрежно махнул рукой.
– Ничего страшного.
Туран сел, а Таур занял место рядом с Джоном. Айюб внимательно посмотрел на сына:
– Расскажи нам, Туран, что ты делал в городе?
Туран оглядел зал, он явно колебался, словно искал ответ.
– Я… был с друзьями, мы фехтовали.
Мансур ад-Дин оживился. В молодости правитель считался превосходным фехтовальщиком.
– Мой сын говорил мне, что ты прекрасно владеешь мечом, Туран.
Туран расправил плечи.
– Никто из моих сверстников не может меня победить.
– А как ты, молодой Юсуф? – спросил Мансур ад-Дин. – Ты так же опасен с мечом в руках?
– Юсуф предпочитает книги мечам, – насмешливо сказал Туран.
Юсуф даже не повернул головы в его сторону.
– Я стараюсь развивать свой разум и тело. Я считаю, что они могут быть одинаково опасным оружием.
– Хорошо сказано, – пробормотал Хальдун.
– Верно, – согласился Мансур ад-Дин.
Он повернулся к Айюбу, и они негромко заговорили между собой, подавая знак, что и остальные могут беседовать, как им захочется. Вскоре шум разговоров заполнил зал.
Джон воспользовался моментом и шепотом спросил у Таура:
– А где вы были на самом деле?
Таур хитро улыбнулся, но ничего не ответил.
– Я не верю, что вы весь день провели в городе, – не унимался Джон. – Вы были напряжены, как член священника, когда пришли сюда.
– Я не могу рассказать, – прошептал в ответ Таур. – Хозяин меня убьет.
– Ему не обязательно об этом знать, – продолжал Джон, но Таур покачал головой, отказываясь отвечать.
* * *
На следующее утро Юсуфа растолкал мамлюк Абаан, и Юсуф посмотрел на закрытое ставнями окно. Сквозь щели еще не начал пробиваться свет.
– Твой отец просит, чтобы ты спустился во внутренний двор, – сказал Абаан. Он собрался уйти, но остался стоять на пороге, когда увидел, что Юсуф не шевелится. – Прямо сейчас!
Юсуф скатился с кровати, натянул штаны из хлопка, тунику и коричневый халат, потом надел сандалии, перепоясал халат и по длинному холодному коридору направился во двор. Там, в тусклом предутреннем свете, он увидел отца со скрещенными на груди руками – на лице Айюба застыла холодная маска. Рядом с ним стоял Туран, который насмешливо посмотрел на Юсуфа, и тот бросил на него мрачный взгляд. Рядом с Айюбом и Тураном находился еще один мужчина – бедуин, один из кочевников, скитающихся по пустыням и перегоняющих стада с одного места на другое. На бедуине был халат из грубого хлопка и белый тюрбан, перевязанный черной лентой. Небольшой рост, густая черная борода, нос, больше похожий на клюв, и пронзительные серые глаза. Юсуф обратил внимание на тонкие губы. Когда Юсуф подошел, отец повернулся к пастуху:
