Радость наполнила Аврелию, когда она увидела за спиной молодого человека трех крепко сложенных рабов. Она не сомневалась, что достаточно произнести одно слово, чтобы ее спаситель натравил своих людей на Фанеса. Аврелия посмотрела в сторону винной лавки. Грек внимательно за нею наблюдал. Однако Атия слегка покачала головой, и девушка поняла, что ей не стоит усугублять их положение.
– Нет. Однако мне следовало смотреть, куда я иду. Приношу свои извинения.
– Прекрасной молодой госпоже нет нужды приносить извинения. – Юноша отпустил ее руки, и Аврелия покраснела еще сильнее. – Меня зовут Луций Вибий Мелито.
Атия внезапно оказалась рядом с Аврелией.
– Атия, жена Гая Фабриция. А это моя дочь, Аврелия.
– Для меня честь знакомство с вами. – Он поклонился. – Мои комплименты твоей дочери. Вне всякого сомнения, она самая красивая молодая женщина из всех, кого я встречал в Капуе. И аромат жасмина, которым она пользуется… просто пленительный.
Аврелия опустила глаза. Она была смущена вдвойне: во-первых, его комплиментом, а во-вторых, существовало только одно место, где она могла взять духи. Она знала, что потом ей за это достанется.
– Ты слишком добр, господин, – промурлыкала Атия. – Я уже слышала твое имя. Кажется, ваша семья живет к югу от Капуи?
– Да. Мы с отцом навещаем друзей. – Взгляд Луция вновь обратился к Аврелии, заставив ее отвести глаза.
– Как и мы. Вы долго здесь пробудете?
– По меньшей мере, пару недель.
– Как чудесно. Быть может, мы еще встретимся на форуме?
– Для меня это будет огромным удовольствием, – ответил Луций, однако его улыбка предназначалась Аврелии.
– Тогда до встречи, – сказала Атия и легонько хлопнула девушку по руке. – Пойдем, дочь моя. Нам еще многое нужно сделать.
– До свидания, – сказал Луций.
– До свидания, и спасибо тебе, – сумела ответить Аврелия, прежде чем Атия увлекла ее за собой.
Она успела заметить помрачневших Ахилла и Весельчака и задумчивое выражение, появившееся на лице Фанеса. И еще восхищенный взгляд Луция. А потом вошла в толпу и больше ничего не видела.
Аврелия заметила, что мать внимательно на нее смотрит, и внутренне сжалась, приготовившись выслушать длинную лекцию о том, что ей не следует брать чужие вещи, но Атия не стала ничего говорить о жасминных духах.
– Какой приятный молодой человек. Он из хорошей семьи. Кажется, один из его дедушек был эдилом. Луций красив и вежлив, и он был готов помочь людям, попавшим в беду. Что ты об этом думаешь?
– Да, пожалуй, я с тобой согласна, – сказала Аврелия, возненавидев себя за румянец, который появился на ее щеках.
– Не нужно изображать скромность. Тебе он понравился – да или нет?
Аврелия с опаской огляделась по сторонам, но в толпе никто не обращал на них внимания.
– Да, он вел себя очень мило.
– Значит, ты не станешь возражать, если вы встретитесь еще раз?
А что ее может остановить? Аврелия подумала о Гае, но она не могла упоминать о нем. Когда она в прошлый раз это сделала, Атия сказала, что Марциал недостаточно богат. Это было так несправедливо! Почему она не может делать то, чего ей хочется?
– Ну?
– Неужели отец действительно должен Фанесу сорок тысяч драхм?
– Говори тише, дитя.
Атия выглядела смущенной, и это придало Аврелии смелости.
– Так он должен или нет?
– Да.
– Почему?
– Ты же знаешь, что в последние несколько лет у нас был плохой урожай пшеницы. Наш доход по большей части основывался на продаже зерна. Если бы отец не занял у Фанеса и… – Атия немного помолчала, – если бы он не занял денег у Фанеса…
– Он должен деньги нескольким ростовщикам? – перебила ее дочь.
Краска стыда залила лицо Атии.
– Это тебя не касается.
– Мы потеряем наше поместье. Наш дом. Так будет, если ты не сможешь вернуть долги Фанесу и другим, верно?
– Пусть боги даруют мне терпение… Что ты себе позволяешь? Если бы не люди вокруг, тебя ждала бы хорошая порка!
Несколько мгновений они обменивались гневными взглядами.
– Да, у нас трудности с деньгами. Но мы с твоим отцом их обязательно решим.
Что-то в ее голосе позволило Аврелии понять, что на уме у матери.
– Так вот в чем дело, – пробормотала она, охваченная ужасом и гневом. – Вот почему ты так стараешься найти мне мужа… Если я выйду за человека из богатой, могущественной семьи, ростовщики оставят вас в покое. И Мелито – твой очередной кандидат…
Атия отвела глаза, что было совсем для нее не характерно.
Гнев придал Аврелии мужества.
– Так кто же я для тебя? Имущество, которое ты продашь тому, кто даст лучшую цену?
Мать ударила ее по лицу.
– Как ты смеешь так со мной разговаривать?
– Я тебя ненавижу! – Девушка повернулась и побежала прочь.
Мать продолжала что-то кричать ей вслед, но Аврелия уже ее не слушала.
Окрестности Арретиума, север Центральной Италии
Естественно, Калатину не понравился план Квинта, и впервые за все время они по-настоящему поссорились, но Квинт не отступал. Чтобы помириться, он предложил другу последовать за ним, но тот лишь рассмеялся.
– Если ты думаешь, что я откажусь быть кавалеристом, чтобы стать велитом, то ты сошел с ума. – Калатин немного подумал. – Ты точно спятил, если решил так поступить. Дезертирство – серьезное преступление. Ты дал клятву, когда стал кавалеристом, и ты от нее до сих пор не освобожден.
– Но я буду продолжать нести службу, – возразил Квинт.
– Твой отец не будет об этом знать. Никто не будет знать, кроме меня, а я ничего не смогу рассказать. Тебя назовут предателем, или еще того хуже. Столько риска! Если же ты сейчас отправишься домой, то сможешь вернуться в кавалерию менее чем через год.
– А если Ганнибал будет разбит в ближайшие несколько месяцев? В Капуе меня будут знать как мужчину-ребенка, отосланного домой отцом и проспавшего все сражения. Ты бы мог с этим жить?
Калатин увидел решимость в глазах друга и воздел руки к небесам.
– Ты принимаешь решение самостоятельно. Я отказываюсь иметь с ним что-то общее.
– Хорошо, – кивнул юноша, уверенность в собственной правоте которого только усилилась.
Тяга к сражениям плечом к плечу с солдатами, которые не отступают перед карфагенянами, в особенности по сравнению с управлением домашней фермой – а ведь именно этим его заставит заниматься мать, – была слишком велика. Квинт и в самом деле боялся, что станет в глазах римлян человеком, бежавшим от исполнения долга. Он не раз слышал о чувстве вины, посещавшем солдат, которые пропустили решающее сражение из-за ранения.
Потом друзья напились, и на следующее утро, когда они расставались, между ними не осталось никаких обид. Калатин поклялся, что ничего никому не расскажет. Через два дня после того, как они покинули лагерь Фламина – Квинт ехал рядом с другом, чтобы провести оставшееся время вместе, – он остановился справить нужду и небрежно сказал остальным, чтобы они его не ждали. Калатин прошептал благословение и уехал, махнув на прощание рукой и сказав, что не хочет ощущать запахов, которые останутся после трудов Квинта.
