сеньора, а отношений между селянами. Наконец, ход судебного заседания определялся не волей сеньора, а древними и влиятельными традициями – поместным обычаем.
Сход был законодательным и судебным органом: он издавал постановления, регулировавшие пользование полями, лугами, пастбищами и лесами от Михайлова дня до Михайлова дня следующего года – работа крестьян и выпас животных должны были строго согласовываться между собой – и определявшие, кто и в течение какого времени должен собирать урожай и подбирать колосья. Сохранившиеся судебные записи Элтона не говорят ничего о принятии постановлений, только о нарушениях уже действующих, но в документах других деревень отмечается, что они приняты «общиной», «вассалами (homage)», «держателями» или «соседями». Сеньор упоминается редко, хотя охрана посевов на его полях была главной целью схода523.
Один из документов, сохранившийся в неполном виде, описывает маршрут управляющего аббатством Рэмси, который посетил в начале 1294 года двадцать три таких манориальных суда. Первый состоялся в самом Рэмси 7 января, в четверг. Затем управляющий отправился в ближайшие поместья – Бротон, Уистоу, Риптон, Стьюкли и Гиддинг. В субботу, 16 января, он был в Элтоне, в понедельник, 18-го, – в Уэстоне. Побывав в хантингдонширских поместьях, он повернул на юг, добрался до Терфилда в Хартфордшире, затем проследовал обратно на северо-восток, в Кембриджшир и Бедфордшир, где также располагались поместья аббатства. Там он присутствовал на нескольких заседаниях, последнее из которых пришлось на 19 февраля. Девять разбирательств потребовали двух дней, остальные удалось завершить за один день524.
Если суд назначался на январь, заседание наверняка проходило внутри усадебного дома. В теплое время года его часто устраивали под открытым небом (например, в Сент-Олбансе – под старым ясенем)525. В зале поместья, по всей видимости, было многолюдно и шумно: там собирались все вилланы, к которым присоединялись несколько свободных держателей, присутствовавших на суде согласно договору с сеньором или из-за обязательств, принятых предками. Управляющий председательствовал, но не выступал в роли судьи, передавая полномочия аббата присяжным, числом двенадцать (иногда шесть или девять). Присяга, которую давали последние, действовала не только во время заседаний суда, но и между ними: присяжные могли подвергнуться значительному штрафу за «сокрытие» (если они не выносили на рассмотрение суда спор, о котором знали), неявку в суд, а также за «недолжный ответ и лживое изъяснение», как неоднократно случалось с присяжными Элтона526. Они собирали и представляли доказательства, опираясь, наряду с ними, на соответствующие законы, обычаи поместья и деревенские постановления. Сейчас этот орган называют «большим жюри»; так говорили и тогда, но чаще – «предъявительное жюри». Вердикт начинался со слов «Присяжными установлено, что…», «Присяжные говорят, что…» или «И они говорят, что…». Затем излагались обстоятельства дела. После слов «Таким образом» следовало заключение, за ним – сумма штрафа и оценка ущерба. Решение присяжных утверждалось не только управляющим, но и жителями деревни, пришедшими на заседание. Как правило, их согласие было молчаливым, однако в некоторых случаях истец, ответчик или и тот и другой «ставили себя на рассмотрение всего суда». В таком случае одобрение заносилось в протокол под рубрикой «villata dicit» (деревня говорит), или «coram toto halimoto» (в присутствии всего схода), или «per totum halimotum» (всем сходом). В любом случае утверждение вердикта деревенским собранием имело огромное значение527.
Бывало так, что истец, ответчик или они оба просили, чтобы дознание провел специально созданный орган, за что полагалось вносить плату. Какого бы расположения или компетентности ни надеялся добиться тяжущийся от той или иной группы своих товарищей, его судьба почти всегда, к добру или худу, зависела от людей, знавших его самого и его соперника в суде, обстоятельства дела, соответствующие законы и обычаи – и обсудивших все между собой.
Судебные записи делались писцом управляющего на длинном куске пергамента шириной около восьми дюймов. Такие куски сшивались затем друг с другом. Сверху ставились место и дата: «Эйлингтон, в День святого Климента Папы Римского в 12-й год У[ильяма] аббата» – иначе говоря, Элтон, 23 ноября 1279 года. Менее образованный, чем счетовод, писец писал на довольно грубой латыни, с многочисленными синтаксическими ошибками и сокращениями. На левом поле он указывал категорию дела, решение суда и размер штрафа. В конце каждого протокола суда писец суммировал штрафы, так же как делал счетовод в конце отчета старосты. Какие бы вопросы ни рассматривал суд, он всегда оберегал деловые интересы сеньора. В конце XIII века судебные записи уже тщательно сохранялись, и к ним часто обращались в поисках прецедентов528.
Где бы ни собирался суд, в помещении или на улице, он имел довольно неофициальный вид: управляющий и писец сидели, селяне толпой стояли перед ними. Однако процедура была вполне официальной, а порядок строго соблюдался. В Сент-Олбансе в 1253 году мужчина был оштрафован за проклятия в адрес двенадцати присяжных; кроме того, известно множество случаев, когда суд карал за ложные обвинения в адрес должностных лиц и присяжных, за оскорбление своих противников в суде и за учинение беспорядков: «Fecerunt strepitum, in curia garrulando» (они шумели, много говорили в суде)529. В Элтоне (1307 г.) Джон, сын Джона Эбавбрука, представший перед судом за то, что он задолжал тридцать два пенса Роберту из Тейнгтона, обещал заплатить, но не сделал этого и в следующем году вновь выступил в роли ответчика, но «тут же, проявив неуважение к суду, удалился, не найдя залога». Суд постановил взыскать с него тридцать два пенса и еще сорок – в качестве штрафа за его поведение. «И после этого он пришел и заплатил штраф в сорок пенсов… и… отныне он будет повиноваться сеньору и своим соседям»530.
В руководстве XIV века для начинающих управляющих, озаглавленном «The Court Baron» (другое название манориального суда), судебная процедура выглядит настоящим ритуалом. Писец зачитывает вслух типовое заявление – обвинение в нанесении побоев постороннему человеку, выдвинутое против одного из жителей деревни:
Господин управляющий, Генри из Комба, который сейчас здесь [указывает], жалуется на Стивена Карпентера, который сейчас там [указывает], говоря, что, когда он шел своей дорогой, не нарушая мира Божьего и господского, через эту деревню, которую охраняете вы согласно своим привилегиям, в такой-то час и в такой-то день в прошлом году, явился этот Стивен Карпентер, и встретил его в таком-то месте [называет его], и обрушился на него с незаслуженной бранью, даже назвал его вором и беззаконником и всякими другими словами, которые показались ему подходящими, кроме его подлинного имени, и сказал ему, что он подслушивает у разных домов, выведывая тайны добрых жителей деревни, чтобы потом прийти ночью со своими товарищами, и войти
