дочь Путяты прибавила, обменявшись поклонами с Михаилом, но обращаясь к Алёше:
– Мы собрались погулять. А ты, сын поповский, в храме прилично себя веди! О нас позабудь, про Господа вспомни!
– Так вы уже причастились?
– Это тебя не касается! Не мути, говорю, народ.
Пока Василиса Микулишна улыбалась, а Светозара смеялась, Евпраксия обратилась уже к патрикию:
– Ты на днях получишь от меня дар, жених мой любезный!
– Я уж давно и нетерпеливо жду твоего подарка, боярыня, – улыбнулся Михаил Склир, —что так долго медлишь с его вручением?
– Колдовство – дело кропотливое!
Так ответив, Евпраксия сошла вниз по ступеням и торопливо зацокала каблучками к торговой площади. Василиса и Светозара последовали за нею. Поторопиться имело смысл – могла быть погоня.
Когда спустились приятельницы к Подолию, утро было ещё, можно сказать, ранним. Солнышко поднялось над степью невысоко. Однако, торги шумели уже вовсю. Народ на Подолии был попроще да подушевнее, и Евпраксия не ждала обидных подвохов, когда её окликали, чтоб поздороваться. Светозара, редко гулявшая в нижней части стольного города, была очень удивлена, заметив, что все здесь хорошо знают двух её спутниц.
– Куда идём? – весело спросила она, крутя глупой головой, чтобы всё зацепить любопытным взглядом.
– Идём мы в лихой кабак, – сказала Евпраксия, помахав рукой нехорошим девкам, которые ошивались возле суконщиков, – тебе скучно было стоять в соборе? Вот и повеселишься.
– На год вперёд, – зловеще прибавила Василиса, не так старательно отвечавшая на приветственные слова воловьих погонщиков, бортников, гусляров, купцов-удальцов и всяких бродяг, уж не говоря о мастеровых. Она, старшая дочь пахаря, знаменитого на всю Русь, не очень была довольна своим крестьянским происхождением и при встречах с себе подобными задирала нос, как боярыня. Но её всё равно любили.
– Да ладно вам, – небрежно махнула тонкой рукой ангелоподобная Светозара, – я не боюсь лихих кабаков! Ведь шестеро моих братьев, напившись мёду, всегда начинают драться между собою. Я уж привыкла. Евпраксия, тебя здесь прозвали Забавой?
– Я думаю, везде сразу, – дала ответ за подругу дочка Микулы.
Когда три девицы подошли к мастерской Улеба, возле которой стояло несколько человек, медник, клещами вынув из горна кусок металла, взглядом дал знать Евпраксии, что ей лучше не останавливаться. Евпраксия поняла: уже по всему Подолию ищут мастера, согласившегося исполнить её заказ. Премудрая Василиса тоже что-то смекнула. А Светозаре медник был и неинтересен, хоть молодое его лицо, поутру ещё не слишком чумазое, показалось ей привлекательным. И пошли три подруги дальше.
Греховный путь их лежал мимо ювелирных, гончарных, конных и житных рядов к Северным воротам. Тот конец города славился кабаками, к которым даже княжеские дружинники меньше чем впятером старались не приближаться. Вольга Всеславьевич иногда бушевал и там, но в крепкой кольчуге. И об неё, по слухам, сломался не один нож. Премудрая Василиса знала об этом лучше Евпраксии, так как вечно во всё вникала. Поэтому, когда три беглянки приблизились к кабаку возле женской бани, в которую ни одна приличная женщина отродясь не входила, дочь землепашца вдруг простонала:
– Что-то мне стало жарко! Может, пойдём сперва искупаемся? Река близко.
– Вовсе не жарко, – заспорила Светозара, протянув руку к двери злачного места, – утро ещё! Давайте лучше напьёмся мёду и браги.
Но Василиса Премудрая со страдальческим видом остановилась. Закатывая глаза, она стала жаловаться, что солнце печёт кладезь её мудрости, и потребовала у старшей подруги её зелёный платок, который Евпраксии полагалось носить как честной вдове.
– Возьми, – сказала Евпраксия, обнажая рыжеволосую голову, – но зачем тебе мой платок понадобился сейчас? В кабаке сквозь крышу солнце не светит.
– А я сейчас купаться пойду на Почай-реку! Да, одна, одна, если вы – трусихи!
Дав этот мудрый ответ, дочь богатыря обвязала голову шёлковым летним платком Забавы Путятишны, знаменитым на всю округу. И получилось красивенько! Все прохожие даже начали любоваться.
– Ну, и иди, если дура, – махнула рукой Евпраксия, удивлённо переглянувшись со Светозарой, – не больно ты нам нужна! А я познакомлю Светку с Чурилой и Чуденеем.
– Их сейчас, может быть, здесь и нет! Но, как бы то ни было, я желаю вам славно повеселиться.
И, приподняв подол сарафана, чтоб не мешался, премудрая Василиса со всех ног кинулась в обход бани и двух складов к городским воротам. Все оборачивались ей вслед – куда это так несётся старшая дочь Микулы в чужом платке? Неслась она так, будто этот самый платок был ею украден. Две её спутницы, поглядев ей вслед и пожав плечами, вошли в кабак.
Глава восемнадцатая
Возле самых ворот находился ещё один склад, вместительнее всех остальных. К нему подвели дюжину телег с большими колёсами, запряжённых волами. Смерды перегружали из этих самых телег на склад мешки с солью и мукой. Рядом, на завалинке, отдыхали сопровождавшие обоз отроки. Их усталые кони ели овёс прямо из мешков. Василиса отроков этих знала. Они служили боярину Мирославу. Склад был его.
– Дайте мне коня на часок, – попросила девица, подойдя. Отроки взглянули на неё странно. Один спросил:
– Василиса, а ты зачем повязала этот платок? Мы сперва решили, что ты – сама Забава Путятишна!
– Значит, вы получили приятную неожиданность, потому что я оказалась самой Василисой Микулишной! Коня дайте на один час. Хочу искупаться съездить к Почайне.
– Ладно, бери, – сказал другой отрок. И все они улыбнулись, видимо предвкушая сладкое зрелище – оголение ног красавицы, когда сядет она в седло. Василисе на их улыбки было плевать.
– Какого я могу взять коня? – спросила она.
– Да бери любого! Но только на полчаса.
– Хорошо.
Выбрав молодого пегого жеребца, премудрая девица вставила ногу в стремя и поднялась на коня – не так виртуозно, как Зелга сутки назад без всяких стремян, но всё же вполне себе ничего. Сарафан при этом задрался чуть-чуть повыше колен. Дружинникам долго пялиться не пришлось, так как Василиса ударила коня пятками, и он рысью выбежал за ворота. Там, поднимая пыль, по дороге ехал большой отряд верховых, неплохо вооружённых. Вряд ли отряд был киевский. Пропустив его, Василиса направила коня вниз, к берегу Почайны, и рысью двинулась вдоль неё, к прибрежным холмам.
Солнышко, поднимаясь за широченным Днепром, светило ей в спину. Поэтому Василиса Премудрая хорошо рассмотрела странного всадника на красивом сером коне, что выехал ей навстречу из небольшой берёзовой рощицы на вершине холма, который ей предстояло преодолеть. Это был мальчишка годов тринадцати, очень тощий и смуглолицый, судя по глазам – половец. Про его внешний вид можно было сказать только одно слово – оборвыш. На приближавшуюся наездницу он смотрел против солнца и потому ещё больше щурил глаза, от природы узкие. Поравнявшись с ним, прекрасная всадница задалась вопросом: что возле Киева делает половчонок на таком добром коне? Но не останавливаться же было, чтоб это выяснить! Бросив взгляд на ногу мальчишки, который
