пусть лежит. К тому же по его команде Ивашов зачем-то заклинил оконную ручку. Возможно, в изощрённом воображении полковника представился психологический этюд, разыграв который, удастся сломить резидента, если тот заартачится и на сотрудничество не пойдёт.
Этюд удался на славу. Не сумев выскочить в окно, англичанин схватился за револьвер. Приставив ствол к груди Белозёрова и спустив курок, Фитч вместо выстрела услышал звонкий щелчок бойка. Вспыхнувшая было надежда спастись тут же и рухнула. А следом ещё удар пресс-папье по голове, нанесённый недрогнувшей рукой Сергея…
В общем, резидент окончательно растерялся, сник и наконец согласился написать всё, что от него требовалось. Сверх того, он дал расписку о согласии сотрудничать с контрразведкой Российской империи. Писал по-английски, ссылаясь на плохое знание русской письменной речи, но и это было предусмотрено: Семён Борисович оказался переводчиком, владевшим английским, как вторым родным. Он-то и проконтролировал, чтобы Фитч написал всё подробно и по делу…
Потом, уже в кабинете полковника, Сергей просматривал признание резидента и споткнулся взглядом о строку.
— Смотрите, что пишет, — сказал он сквозь зубы. — «Задача ликвидировать императора Александра Третьего была поставлена перед Сикрет Интеллидженс Сервис высшим руководством Великобритании…» — Отложил документ, сморщился. — Невероятно!
— А что вас, собственно, удивляет? — спросил Ефимов утомлённо.
— Ненависть их… Запредельная, животная, иррациональная…
Полковник поднялся и подошёл к окну. Вгляделся в предрассветные сумерки.
— Запредельная — да, животная — да. Иррациональная — нет, — откликнулся он, не оборачиваясь. — Как раз всё очень рационально. Это же питекантропы, Сергей Васильевич. Современные джентльмены-питекантропы. Стало быть, и живут инстинктами: подобраться к сопернику, проломить голову, урвать чужой кус… Нет у меня иллюзий на сей счёт. И за этот чужой кус сегодня удавятся, как тысячи лет назад.
— Ну, это вы чересчур…
— Ничего не чересчур! Почему нас ненавидят? Слишком богатые мы, большие. На территории одной Сибири пол-Европы уложится и не чихнёт. Земля, моря, леса, недра, — это всё Россия. Да они там, — хоть Англия, хоть Германия, хоть Австро-Венгрия, — слюной давятся, когда на карту смотрят. И через сто лет давиться будут. Боятся нас, конечно, а как же? «Русский медведь» и всё такое… Сами сволочи, и других в том же подозревают. Поэтому, кроме корыстной подлости, от них ждать нечего. Думаете, зря сказал император, что у России только два друга — армия и флот? С намёком сказал… Я бы ещё только добавил: разведка и контрразведка.
С крылатым выражением Александра Белозёров был полностью согласен, тем более что всего несколько лет назад и сам носил погоны. Против дополнения Ефимова тоже не возражал. Вербовка Фитча ложилась в основу большой игры, в которой сражение против главного врага разворачивалось отнюдь не на земле или на морских просторах, — в тихих кабинетах спецслужб. Ставка в игре была наивысшая — безопасность России. И пусть эта игра будет идти уже без его, Сергея, участия. Он своё дело сделал. Но не оставляло ощущение причастности к важнейшим событиям, знать о которых — удел немногих. И ощущение это рождало в душе негромкую гордость…
А жизнь продолжается. Стараниями неугомонного Фалалеева в Санкт-Петербурге прошла уже пятая выставка работ художника Белозёрова, — и вновь с большим успехом. Она окончательно упрочила репутацию Сергея как одного из лучших живописцев России. Выставку почтил присутствием цвет общества. Настенька с гордостью читала вслух триумфальные отзывы в столичных газетах, и Авдотья Семёновна не могла наплакаться. Всё хорошо. Но не хватало в череде выставленных портретов одного, — портрета девушки с надменным взглядом больших изумрудных глаз. Он никогда не будет дописан. Да и девушку увидеть больше не суждено…
В жизни Элен произошли перемены. По возвращении в Лондон она вскоре вышла замуж и теперь зовётся леди Каслборо. Что говорить, блестящая партия. Богатый нестарый муж, высокое положение, роскошное поместье… Замуж она не хотела, но в конце концов согласилась и, в общем, не жалеет. Отныне её жизнь складывается из балов, приёмов, праздников и путешествий. Завидная жизнь! Отчего же леди Каслборо часто грустит, а прислуга порой застаёт её утирающей влажные глаза?
Увлечение феминизмом, как и многое другое, осталось в прошлом. Но иногда вечером она уходит в гардеробную комнату поместья, где хранится большой кожаный чехол. Открыв его, достаёт и разворачивает свёрнутое полотно, — вглядывается. Фон и фигура не прорисованы, однако фрагмент с лицом завершён. С картины на Элен смотрит красивая темноволосая девушка. Надменный прищур и холодный твёрдый взгляд… Но в улыбке алых губ кроется нечто доброе, мягкое, очень женственное. Возможно, автор увидел в мисс Мориер такое, чего заядлая феминистка сама в себе не подозревала. Увидел — и сумел запечатлеть.
В такие минуты она вспоминает Сергея, — его лицо, синие глаза, роскошный пшеничный чуб. Как странно сложилась их короткая история! Сама чуть не погубила, сама и спасла… А, впрочем, нет. Не было никакой истории. Но ведь что-то было, — такое, чему нет названия? Да, было… Однако не всё в жизни можно обозначить словами. Для чего-то и слов не придумано. И потому самое заветное остаётся невысказанным.
С тяжестью в сердце Элен уходит в спальню и ложится в широкую постель под балдахином. Рядом похрапывает муж, а ей не спится. Лежит в темноте, глядя вверх, и беззвучно молится за русского художника. Пусть у него всё сложится хорошо. Пусть хотя бы изредка вспоминает про неё. Пусть будет счастлив за двоих, если уж ей заказано…
Февраль 2020 года,
Кисловодск — Волгоград
Подробнее о гатчинском деле см. Александр Домовец «Гатчинский бес», М.: Вече, «Военные приключения».
Жизнь коротка, искусство вечно (лат.).
Роковая женщина (франц.).
Виконт Генри Джон Темпл Пальмерстон (1784–1865), премьер-министр Великобритании (1855–1858, 1859–1865).
Шхеры — архипелаг, состоящий из мелких скалистых островов, разделённых узкими проливами и покрывающих значительную часть прибрежной морской полосы, окаймляя берега фьордового типа. Характерны для финского и норвежского побережий.
Casus belli (лат.) — повод для войны.
Строчка из английской песенки про Шалтая-Болтая.
