Зефирина вскрикнула от восхищения. Насколько хватало глаз, простирались террасы, парки, фруктовые сады. Эти «поля» спускались к реке Гуатанау. Все там было из золота: трава, цветы, рептилии, птицы, пастухи – высочайшее почтение народа всемогущему богу – свету.
Вокруг костра пела группа молодых девушек небывалой красоты. Одетые в белые и золотые одежды, они с радостью восходили на алтарь. Восхищение Зефирины сменилось тоскливым ужасом. Скрестив руки поверх своей белой сутаны, спускающейся до колен, усыпанной золотыми листьями и драгоценными камнями, с брильянтовой тиарой на голове, «вилкаома», или верховный жрец, дал жрецам приказ на заклание жертв.
Жрецы три раза обвели их вокруг идола, золотого солнца, прежде чем перерезать им горло.
Увидев, что девственницы со счастливыми лицами восходят на алтарь, Зефирина поняла, что их, должно быть, опоили «чичей» или же заставили выпить приличную дозу коки.
Оракулы были плохими, бог упорствовал в своем дурном настроении.
Народ, впав в отчаяние, разразился стонами.
Большое белое облако закрыло солнце. Это был знак ужасной опасности, неминуемой катастрофы.
«Вилкаома» на своем помосте испустил крик, подняв голову к небу. Девственниц сменили хорошенькие дети от пяти до десяти лет, которых жрецы резали или душили веревками, но бог не показывался.
Зефирина не могла больше выносить этот кошмар. Сдавленная толпой, она хотела бежать от этих кровожадных хищников. Рядом с ней Пикколо, бледный как смерть, казалось, вот-вот лишится чувств.
– Пойдем отсюда, Пикколо, – прошептала Зефирина.
– С радостью, сударыня!
Их остановил крик. Толпа скандировала:
– Мамма Оккло! Мамма Оккло! Спаси нас! Спаси нас с тем, кому это предназначено!
«Богиня» в черном одеянии с тиарой на голове в виде платиновой луны поднималась по ступеням, чтобы занять место рядом с верховным жрецом.
Лицо у нее было спрятано под вуалью. В руках она несла прекрасного обнаженного ребенка десяти – двенадцати месяцев от роду, этого мальчика отдавали в жертву Виракоше.
– Донья Гермина, Луиджи… злодейка хочет отдать моего ребенка их богам! – простонала Зефирина.
Ее сотрясала нервная дрожь. С нечеловеческой силой Зефирина буквально протаранила толпу.
– Безбожники! Святотатцы! Убийцы! Мой сын!
Завывая, она прокладывала себе путь среди перепуганных людей. «Вилкаома» так и остался стоять, подняв руку к небу. Жрецы замерли с веревками и кинжалами, занесенными над детьми.
Воспользовавшись всеобщим оцепенением, Зефирина вспрыгнула на помост, где находились верховный жрец и Мамма Оккло.
– Злодеи! – вопила Зефирина.
Она вырвала ребенка из рук богини и хотела бежать со своей драгоценной ношей. Верховный жрец жестом указал на нее страже. Выйдя из оцепенения, та накинулась на Зефирину. Через мгновение ее привязали к золотому столбу, но ребенка она не выпустила. Верховный жрец и богиня подошли к ней.
– Machac расас intiillapa yaloula accla cula inti mayni Viracocha! – оросил верховный жрец.
Зефирина уже достаточно выучила кечуа, чтобы понять смысл этих слов:
– Ты демон… женщина, избранная, чтобы умереть во имя Солнца!
Лицо молодой женщины было исцарапано. Она опустила глаза и взглянула на ребенка, исступленно сжимая его в объятиях. Красивый младенец с вьющимися темными волосами и золотисто-карими глазами смотрел на нее и смеялся, не сознавая нависшей над ним опасности.
Даже не видя розы на его шее, Зефирина была уверена, что прижимает к сердцу своего сына. Тошнотворный запах духов доньи Гермины заставил ее поднять голову. Мамма Оккло откинула вуаль, и взгляду Зефирины предстало изможденное лицо проклятой мачехи.
– Идиотка, ты спутала мои планы… но так даже лучше. Мы собирались короновать твоего сына как Сапу Инку, но сначала умрешь ты, моя милая!
Донья Гермина выхватила Луиджи из рук Зефирины, княгиня закричала, как раненое животное.
– Господи! Это слишком несправедливо! Боже, верни мне моего ребенка! Я проклинаю вас, Гермина!
Она выла, рыдала, пыталась разорвать свои путы. Донья Гермина, усмехаясь, подошла к верховному жрецу и что-то шепнула ему на ухо.
Тот покачал головой. Все еще держа Луиджи на руках, донья Гермина спустилась в помоста и направилась к золотым строениям главного храма. Жрецы с пением подошли к Зефирине.
Жертва должна была веселиться. Они запрокинули ей голову и вынудили выпить сильную дозу коки. Их помощники танцевали вокруг столба.
Очень быстро напиток оказал свое действие. Одурманенная Зефирина больше не плакала. Она была счастлива, что держала сына в объятиях. Она знала, что сейчас умрет, и радовалась этому.
В садах народ разразился криками ужаса. «Изголодавшееся» солнце скрылось за черной тучей.
Сонно покачивая головой, Зефирина улыбалась. Она слышала странные звуки. Это звучали небесные барабаны и трубы в ее ушах. Совсем рядом грянул гром.
Жрец медленно приближался к Зефирине.
Ничто уже не могло ее спасти. Человек в красном занес над ее обнаженной шеей длинный кинжал.
«Как это легко – умереть!» – думала, обливаясь кровью, Зефирина.
При виде парившего над ней ангела она улыбнулась.
Заиграла божественная музыка. У чудесного ангела было лицо любимого человека… Из-под серебряного шлема на нее смотрели его встревоженные глаза.
– Вы ранены, Зефирина? – спросил ангел.
Он сощурил один глаз, другой же скрывала черная повязка.
– Ты ждал меня на небесах, ты тоже умер, любовь моя? – пролепетала Зефирина.
Она была так счастлива, обретя Фульвио в мире ином!
В раю царило оживление. Повсюду стреляли.
– Фульвио, – простонала Зефирина.
Ангел покинул ее, чтобы с мечом наперевес ринуться на жрецов. Преследуемые другими ангелами, которые, впрочем, иногда напоминали дьяволов, священники разбежались, падали на землю, пронзенные длинными Пиками.
Со всех сторон раздавались крики. Народ на площади бросился врассыпную. Люди падали, подкошенные небесным огнем. Зефирине не было страшно. Она парила над всей этой сумятицей. Ангел вернулся к ней. Его блестящие доспехи были выпачканы кровью. Он склонился над молодой женщиной. Его мощный силуэт закрыл ночное небо.
– Salut! Sardine![149] – услышала Зефирина.
Толстая птица, напоминавшая Гро Леона, примостилась на плече архангела, ибо только ангел высшего ранга мог принять обличье Фульвио.
– Вы ранены?
Из под испанского шлема он с беспокойством смотрел на нее, перерезая путы, удерживавшие жертву у золотого столба.
Зефирина упала в его объятия. От прикосновения его рук разум, затуманенный наркотиками, начал проясняться. Она поняла, что жива.
