Так и маялся бы, если б однажды не услышал он от посла Булгарии, что самые красивые женщины на торжище в столице ханства его продаются.
– Удачливы ратники булгарские, любят из походов пленниц приводить, – бахвалился посол. – Со всего мира огромного их на рынок свозят, и выбор богатый, и цены приемлемые, и доставка по Священной реке нетяжела.
Измучил тогда посла Якоб вопросами:
– Из каких земель женщин в Булгар привозят? Каковы цены на них? Как ему в Итиль рабыню привезти можно?
Смекнул посол, что на интересе этом можно выгоду поиметь, сделал вид, что Якоб ему лучший друг, угощать воина вином начал, яствами чудными кормил, пообещал свой корабль для такого дела на время одолжить. За плату, конечно. Потребовал взамен, чтобы Якоб ему пособил договор торговый между Булгаром и Итилем заключить, для ханства выгодный. Хотел посол привилегий для купцов булгарских добиться, чтоб им путь до Хазарского моря[11] открыли.
Не пошел на эту сделку воин. Не захотел Булгарии продаваться. За корабль камень самоцветный отдал и двух кобыл со сбруей. Вздохнул посол, сказал:
– Не понимаешь ты, Якоб бен Изафет, своей выгоды. Если бы с договором помог, я бы тебе целый десяток лучших женщин подарил. – Но плату все же принял и корабль дал.
Вот и отправил Якоб своего управляющего на торг, серебра отмерил, чтоб Нафан ему служанку привез, два месяца его обратно ждал и дождался, наконец.
– Ну, и где же они? – снова спросил он управляющего нетерпеливо.
– А вот они! – торжественно, как недавно Авраам на площади перед дворцом, прокричал Нафан.
Но на этот раз не было ни музыки, ни криков, просто в залу вошли три обнаженные женщины и встали напротив Якоба.
– Огня сюда! – крикнул воин.
Тотчас слуги внесли масляные лампы, и стало немного светлее. Якоб прищурился, стараясь получше рассмотреть вошедших, но света было явно маловато. Воин выхватил лампу у одного из слуг и поднес ее поближе к рабыням.
– И самое главное, – Нафан, словно торговец на базаре, принялся расхваливать товар, – что все эти жемчужины привезены из разных концов Света. Посмотри, хозяин, какие они различные, но до чего приятны глазу их округлости. Если ты обратишь свое внимание…
– Заткнись, – прервал его Якоб.
– Ну вот… – недовольно заворчал Нафан, но хозяин так взглянул на него, что тот предпочел отойти в сторонку и со стороны наблюдать за происходящим.
А Якоб с интересом разглядывал женщин.
Первая была высокого роста, огненно-рыжие волосы волнами сбегали на ее массивные плечи. Сильные, почти мужские руки с крупными ладонями безвольно висели вдоль тела, крепкие ноги, большие ступни и при этом маленькая, даже слишком маленькая грудь. Рыжеволосая уставилась в одну точку, словно ее вовсе не занимало, что происходит вокруг. Якоб поднес горящую лампу к ее лицу, но и это не произвело на нее никакого впечатления.
– Позволь заметить, – не выдержал Нафан, – что в северных землях именно такие женщины сейчас в большом почете.
– Эй, – Якоб помахал лампой перед ее глазами, – ты слышишь меня?
Но женщина все так же безучастно смотрела в сторону.
– Она что, глухая? – Воин обернулся на своего управляющего. – Даже не шелохнется.
– Я же говорю – с севера она. – Нафан, довольный, что хозяин обратил на него внимание, принялся объяснять. – У них там целый год зима, вот ее, видно, и заморозило. Ну, так это ничего. Она у нас быстро оттает. И потом, ты же ей песни петь не собираешься, – хихикнул он. – А если что, ткнешь ее пару раз ножиком, она и зашевелится.
Вторая была пониже ростом, черноволосая и узкоглазая. Она, словно пританцовывая, поводила своими неширокими бедрами, то показывая, то застенчиво пряча треугольник иссиня-черных курчавых волос в низу живота, кокетливо опускала глаза долу и украдкой поглядывала на Якоба – видимо, понимала, зачем оказалась здесь и, не стесняясь своей наготы, старалась преподнести себя с лучшей стороны.
Якоб почувствовал, как кровь приливает к его чреслам, а щеки обдает жаром.
Нафан заметил, что эта женщина понравилась воину, и тут же принялся ее нахваливать:
– Хороша. А ты посмотри, какие у нее упругие груди, какие маленькие ступни. У них на Востоке это признак красоты. Взгляни, какие пальчики, какие ноготочки, пяточки розовые, сам бы съел, но для тебя берег. Она и по-нашему говорит, – гордо добавил он и пихнул женщину в бок: – Ну-ка! Скажи что-нибудь.
Рабыня презрительно скривилась от этого тычка, вновь взглянула на Якоба, словно ища у него поддержки, сказала громко:
– Хо-ся-ин. Пхай-пхай холосо, – и улыбнулась во весь рот.
Шарахнулся Якоб от этой улыбки, враз все томление прошло.
– Она же беззубая! – гневно сказал он управляющему.
– Конечно, – кивнул тот как ни в чем не бывало. – На Востоке это признак знатного рода. Значит, она благородных кровей…
– Беззубая! – Воин привычно стал шарить у пояса, стараясь нащупать рукоять меча, вспомнил, что отдал его слуге, и от досады зло топнул ногой.
– Так, значит, не покусает. – Управляющий с опаской отступил подальше. – А ты думаешь, легко было сразу трех купить за то серебро, что ты мне дал? Для тебя же старался. Думал, что оценишь заботу мою. Отблагодаришь. Вот она – хозяйская благодарность.
– А эта, – кивнул Якоб на третью женщину, стыдливо прикрывавшую свою наготу, – тоже калечная? – И схватил рукой Нафана за горло.
– С ней все в порядке, – пискнул тот, – сам посмотри.
Отпустил воин слугу своего, к третьей рабыне подошел, лампой осветил, оглядел ее со всех сторон. Вроде и вправду целая: ростом небольшая, но ладная, волосы русые по плечам рассыпаны, глаза зеленые с искрой карей, и спереди и сзади на месте все, только сжалась она, глядит зверьком затравленным, и ненависть в ее глазах.
– Пусть зубы покажет, – велел воин Нафану.
– Все зубы у нее на месте, у них в Куяве[12] все зубастые, – вздохнул управляющий и заголил руку: – Вот как погрызла всего. Видишь? Ух, как глазищами зыркает! Словно волчица.
– Волчица, говоришь, – Якоб успокоился и сменил гнев на милость. – Посмотрим, что за волчица. – Он и вправду уставился на рабыню: – Ну, что молчишь? Да не бойся, я тебя на потраву не пущу.
Долго они так друг на друга смотрели. Нафан даже окончательно протрезветь успел. Наконец воин сказал:
– Ну? Не будешь кусаться? – Улыбнулся он русоволосой, руку осторожно протянул, потрогать ее хотел.
Она же отстранилась и что-то крикнула ему гневно. Подивился Якоб ее бесстрашию.
– Что она говорит? – управляющего спросил.
– А я откуда знаю? – пожал плечами Нафан. – Это раньше, при дедах наших, мы из Куявы дань женщинами брали, тогда много толмачей было, а теперь…
