последним словом ее грудь выпускает клокочущую внутри огненную бурю. Огонь вырывается с такой силой, что раскалывается каменный алтарь. Железные гвозди выламываются из черного гранита, и порожденное тенями животное взметается высоко вверх.
Одна фигура поворачивается к ней, высоко подняв клинок, с проклятием на устах. Опустошенная и обессиленная, она может лишь упасть на колени и обратить лицо к затянутым дымом небесам – к полному лику луны.
Время замедляет свой бег и растягивается. Луна становится еще больше. Земля у нее под коленями содрогается, все яростнее с каждым вздохом. А луна по-прежнему продолжает увеличиваться, заполняя собой небо; ее края теперь объяты огнем, отчего мир вокруг становится темнее.
Она понимает, что грядет.
«Обрушение луны…»
И тут лезвие кинжала погружается ей в грудь – пронзая ее сердце страшной правдой: «Я не смогла… я подвела нас всех!..»
Вернувшись в настоящее, Никс поймала себя на том, что вся дрожит. Несмотря на потрясение, она по-прежнему цеплялась за воспоминание об этом видении, чтобы укрепить свою решимость.
– Если это Баашалийя был там, на той огненной вершине, – настаивала Никс, – тогда мне просто суждено спасти его. Разве это не так?
В рубке воцарилась тяжелая тишина – пока несогласие не возникло оттуда, откуда она меньше всего этого ожидала.
– Вовсе не обязательно, – отозвался Джейс, подходя ближе. В глазах его была боль. – Это твое видение… Не стоит придавать такое значение каждой мельчайшей детали.
Уязвленная его словами и сомнениями, Никс пристально посмотрела на своего друга. За последние полгода все успели разобрать ее видение буквально по косточкам, пытаясь обнаружить еще какие-то скрытые в нем смыслы и намеки.
Джейс поднял руку и широко растопырил пальцы:
– К примеру, все пальцы у тебя до сих пор целы. А во сне твоя левая рука была искалечена.
– Но я ведь была в нем и намного старше, – напомнила ему Никс. – Такое еще может выпасть на мою долю.
Вздохнув, Джейс в поисках поддержки посмотрел на Грейлина, но рыцарь лишь одобрительно кивнул, побуждая его продолжать, – наверняка втайне довольный тем, что не придется самому отговаривать Никс от этой безумной затеи: добраться до огненной Пасти сквозь какой-то запутанный лабиринт подо льдом.
– Но все-таки, Никс… – голос Джейса упал до извиняющегося шепота. – Конец этого сна… Ты погибла. Равно как и весь мир. Ты не смогла его спасти. Твоими собственными словами: ты всех подвела.
Никс показалось, будто ее ударили кулаком в грудь, разбив сердце. Но Джейс все не унимался:
– Если б каждая деталь твоего видения соответствовала истине, тогда все мы с равным успехом могли бы разойтись по домам и спокойно дожидаться конца, особенно если нам просто-таки суждено потерпеть неудачу. – Он махнул рукой на всех остальных. – Но мы-то здесь, поддерживаем тебя…
Она изо всех сил пыталась заговорить, но сумела выдавить лишь одно слово, в котором содержалось сразу множество вопросов:
– Почему?
«Почему вы все так верите в меня? Почему мне привиделся Баашалийя? Почему все это легло именно на мои плечи – обязанность покончить с миром, чтобы спасти его?»
Джейс ответил на все эти вопросы:
– Никс, ты родилась с врожденным даром обуздывающего напева, но первые шесть месяцев своей жизни воспитывалась в колонии миррских летучих мышей. Тогда твой разум был мягкой глиной – все еще податливый, далеко не полностью сформировавшийся. Твой мозг развивался под постоянным шквалом беззвучных криков летучих мышей. И такое воздействие могло навсегда изменить твои разум и дар – подобно тому, как под натиском ветра растущее дерево искривляется в одну сторону. Вот в чем, на мой взгляд, причина.
Никс вспомнила, как Фрелль говорил ей примерно то же самое. А еще представила себе светящиеся нити ошкапиров, манипулирующие даром Даала и изменяющие его.
Джейс продолжал, явно все это как следует обдумав – возможно, не без участия Фрелля и Крайша:
– Годы спустя это укоренившееся в тебе изменение и сделало тебя восприимчивой к предостережению миррских летучих мышей, выразившегося в форме того твоего видения. Издревле будучи ночными стражами этого мира, они наверняка ощутили происходящие с луной изменения. Может, как раз с этой целью и были кем-то созданы эти огромные звери. Встревожившись, они искали того единственного, кто мог бы их понять – кто мог бы донести их предупреждение до всего остального мира.
– Меня…
Джейс кивнул и махнул на Шийю:
– И, наверное, таких, как она. Спящих, которых должны были разбудить эти их крики о помощи. Тех нестареющих существ, которые могли бы остановить обрушение луны, если б такая угроза когда-либо возникла.
– К сожалению, – добавил Крайш, – хоть они и нестареющие, разрушительное воздействие времени все же уничтожило многих Спящих. А других повредило.
Бросив взгляд на Шийю, Никс представила себе того паука, укрывшегося за темными крыльями рааш’ке. В истории этих бронзовых фигур явно было и что-то еще, но с этим приходилось подождать.
Тем более что Джейс еще не закончил.
– Я думаю, что видение, которое внушили тебе летучие мыши, – это лишь предупреждение самого общего порядка, крик о помощи. Вероятно, они собрали воедино свои собственные воспоминания, добавив к ним как твои страхи, так и наверняка что-то еще – некую смесь различных пророчеств или просто обоснованных предположений касательно того, что может произойти дальше. Великий разум миррских летучих мышей бесчисленные тысячелетия жил на задворках человечества, наблюдая за становлением и падением королевств. Им было бы нетрудно просчитать, как может выглядеть будущее, если вдруг возникнет угроза обрушения луны.
Джейс принялся загибать пальцы.
– Великая война, вызванная последовавшей паникой… Попытки неких темных сил остановить тебя… То, как борьба с ними скажется на твоем теле и разуме… Те призрачные крылья на алтаре – это обещание миррских летучих мышей стать твоими верными союзниками во время грядущей борьбы. А то, что тебе показали в самом конце, – это предостережение касательно того, что произойдет, если все мы потерпим неудачу.
С каждым его словом глаза у Никс раскрывались все шире. Она ощущала правду, стоящую за такой интерпретацией ее сна. И все же…
– Я согласна с тем, что ты только что сказал, Джейс. И в самом деле согласна. Но, несмотря на все твои доводы, я знаю, что Баашалийя должен быть рядом со мной. Что он важен для всего этого. Сновидцы – как и великий разум миррских летучих мышей – намекнули на это, вселив в меня непреодолимое стремление спасти Баашалийю. Поверь мне в этом.
Никс сохраняла непреклонное выражение лица, подавляя все свои сомнения – хоть и хорошо сознавала, что все только что сказанное ею вполне может и не соответствовать истине. Несомненно было лишь одно.
– Мне пора, – сказала она. – Даал уже на пути к западному краю этого моря, ждет меня.
Никс представила его на борту ялика, увлекаемого двумя его орксо, Неффой и Маттисом. Подслушав утром приказ Уларии неусыпно наблюдать за группой, они решили, что Даал должен остаться в Кефте. На борт баржи Рифового Фарера его все равно не пустили бы, а еще одной лодки, не вернувшейся вместе с остальными, вряд ли кто хватился бы. Как только все покинули Кефту, Даал направился в противоположную сторону.
– Даал, вероятно, уже у той ледяной стены, которая ограничивает западную часть моря, – сказала Никс.
– Пантеанцы называют эту территорию Клыками, – заметил Крайш, указывая на карту Америлового моря. – Это огромный ледник, изрытый пещерами и туннелями. Согласно краткому разговору, который был у меня с Мериком, сквозь него нет прохода к Пасти Мира.
Никс знала, что это не так. И все же поморщилась, хотя и по иной причине. Она повернулась к алхимику:
– Надеюсь, ты не сказал отцу или матери Даала, что мы затеваем?
– Ну конечно же нет! Я подал это так, будто подобные вопросы интересуют меня исключительно с картографической точки зрения, не более того.
Никс немного расслабилась.
Из-за запрета беспокоить Сновидцев они по-прежнему держали Мерика и Флораан в полном неведении. Никс сказала им, что Даал остался в Кефте, чтобы немного порыбачить перед возвращением. И ее мучила совесть из-за
