не вовремя отступили! Битва должна была быть ожесточенной и кровавой!
Алтея все поняла:
– Чтобы заманить баржу наверх!
И тут они вступили в бой, пробиваясь сквозь пламя и горы трупов.
* * *
Канте приподнялся с пола, опять встав на колени. Взрывной волной выбило окна с одной стороны зала. Осколки стекла все еще со звоном скользили по мрамору. Фонари дико раскачивались над головой. До его ушей донеслись лязг стали и ожесточенные крики.
Отряд паладинов перед ним плотно сомкнулся вокруг императорской семьи, явно готовый поспешно вывести своих подопечных в какое-то безопасное место, только в данный момент вроде как никто совершенно не представлял, где оно – это безопасное место.
Однако император Маккар не потерял головы, причем занята она была у него отнюдь не поисками хоть какого-то убежища. Он ткнул вытянутой рукой в сторону пятерых узников, закованных в цепи.
– Прикончить их! Сейчас же!
Два одетых в черное гиганта приблизились к пленникам, подняв меч и топор. Подбежавшие стражники прижали Канте и остальных к полу. Паладины повели своих подопечных имри куда-то в глубь зала.
Огромный воин встал перед Канте, загораживая ему обзор на помост. Он уже высоко воздел над головой свой изогнутый клинок – и вдруг дернулся. Свободной рукой хлопнул себя по щеке, затем по шее. На пол, кружась, упал пучок перьев, притянутый вниз черным шипом.
Затем гигант потерял сознание и опрокинулся навзничь, рухнув на твердый мрамор. Другой сделал было шаг к своему поверженному напарнику, но лишь для того, чтобы самому покачнуться, споткнуться и упасть головой вперед, разбив лицо о каменный пол.
Стражники позади них в панике разбегались, но было уже поздно – в них тоже попали оперенные стрелы. Все они попадали всего через несколько шагов. Один из них рухнул на свой собственный меч, пронзив себе горло острием клинка.
Угроза наконец проявила себя.
Из мрака вдоль стен вырвались какие-то тени, похожие на темных воробьев – порхающих, кружащихся по темным углам зала, исчезающих и появляющихся вновь. И они то и дело подносили к губам длинные трубки, словно дудочки. Но их музыка была смертоносной.
Из этих трубок вылетали черные шипы.
Из теней вдоль стен, сверкая, полетели ножи.
Быстро и изящно паладины были отрезаны от императора и один за другим попадали на пол.
Это было бы прекрасное зрелище, не будь оно таким жутким.
Из-за этой бури теней императору Маккару вместе с Рами и Аалийей пришлось вернуться на прежнее место. Оракл тоже прибился к ним. Предсказатель смахнул на пол оперенный шип, который застрял у него за воротником, едва не задев горло. Все они собрались возле высокого трона на золотом возвышении.
А потом эти воробьи исчезли, словно их там никогда и не было.
В этот момент главные двери за спиной у Канте с треском распахнулись, и в зал хлынули люди, преследуемые громким лязгом продолжающейся битвы. Самой первой в зал ворвалась знакомая фигура. Полоска белой краски поперек глаз никак не скрывала ее личность. Канте мысленно перенесся на улицы Кисалимри, в ту кровавую засаду.
Это был предводитель Шайн’ра собственной персоной.
А следом на мраморном полу появилась та, кого Канте меньше всего ожидал здесь увидеть, – воровская предводительница Ллира, выступающая явно на стороне Кулака Бога. Глаза ее были такими же стальными, как и два коротеньких меча у нее в руках. Один из клинков было обломан у самой рукояти. Лицо у нее было залито кровью.
Рядом с ней поспешала Сёкл – хотя высокая рисийка вроде не успела даже растрепаться. Ее бледную щеку пятнала лишь единственная капелька крови.
Канте из последних сил пытался понять происходящее.
Увы, но предводитель Шайн’ра не был настолько же сбит с толку. Явно сосредоточенный на одной цели, он бросился прямо к Канте и схватил принца за волосы. Закованный в кандалы, тот никак не мог защититься. Голову ему запрокинули назад, обнажая горло. Высоко над головой у него сверкнул меч. Но прежде чем тот успел опуститься, как по залу разнесся резкий крик:
– Стой!
Клинок застыл на месте.
Эта решительная команда исходила не от Ллиры или Сёкл. И даже не от верного друга Канте, Рами.
Аалийя в своем белоснежном платье быстро спустилась по ступенькам и метнулась к ним. Вид у стоявших позади нее Маккара и Рами был столь же ошеломленный, как и у самого Канте.
Она протянула руку и опустила меч.
– Нет. Ты еще многого не понимаешь, Тазар.
Тот отпустил волосы Канте и освободившейся рукой притянул Аалийю к себе.
– Все, что я понимаю, это что ты в безопасности.
Он страстно поцеловал принцессу в губы, запрокинув ей голову.
Канте встретился взглядом с Рами, столь же остолбеневший, как и его друг.
Лежащий на полу Шут озвучил то, что наверняка сейчас было у всех в головах:
– Что, во имя опаленной в огне задницы Гадисса, тут происходит?
Тазар наслаждался победой – однако не больше, чем сладким вкусом губ Аалийи, к которым приник даже слишком уж надолго. Наконец она отстранилась и, по-хозяйски не убирая руку у него со спины, повернулась лицом к отцу и брату.
– Это еще как понимать? – вопросил Маккар, во взгляде которого промелькнули обида, замешательство и ярость.
Рами ограничился гневом:
– Сестра, так все это время ты была на стороне Шайн’ра?
Аалийя еще тесней прижалась к Тазару.
– Более чем на стороне… Я всячески поддерживала их усилия в течение последних пяти лет. Империя уже веками находится в застое и упадке. Лишь свобода способна изменить такое положение вещей. Мы должны разрушить отупляющую кастовую систему, которая приковала к месту низкорожденных! Рами, в последнее время мы с тобой бесконечно долго обсуждали эту тему.
Рами махнул на Канте:
– Я думал, это потому, что ты не хотела выходить за него замуж.
– Верно. Это и вправду создало мне определенные трудности. Сия досадная договоренность потребовала от меня быстрей перейти к действию, чем хотелось бы, вынудив меня организовать свое собственное похищение. Которое, увы, провалилось. И с гораздо большим кровопролитием, чем я предполагала.
Тазар хорошо видел, что Рами с трудом удается уложить в голове новую взаимосвязь событий.
– Но зачем? – наконец вопросил ее брат. – Как?
Тазар знал ответ.
Несколько лет назад, после того как Аалийя разоблачила двуличную попытку Тазара втереться к ней в доверие во дворце, ему пришлось искать спасения на городских улицах. Там он и прибился к Шайн’ра, подогреваемый своим гневом на класс имри. И лишь потом с потрясением узнал имя теневого покровителя их дела. Того, кто тайно снабжал Кулак помощью, финансовой поддержкой и сведениями из дворца, позволяя их ордену процветать. Того, кто желал разрушить существующий в Кисалимри порядок столь же страстно, как и он сам.
Аалийя, естественно, сразу узнала его. Поначалу она отнеслась к нему пренебрежительно, полагая, что он остался столь же неискренним, как и всегда. Однако со временем ему удалось завоевать ее доверие, и это обострило ее чувство вины за то, что из-за нее его чуть не убили там, во дворце. Время и цель постепенно сближали их – до тех пор, пока они больше не могли отрицать влечение друг к другу, которое переросло в страсть. Аалийя призналась Тазару, что ее тянуло к нему с самого начала, еще когда он был слугой во дворце. Это и стало одной из причин, по которым она его разоблачила. Принцесса была совсем юна и боялась самой себя, этой своей первой сильной привязанности. Ей хотелось, чтобы он не маячил у нее перед глазами.
«Но теперь уже нет».
Тазар притянул ее ближе и указал своим мечом на Канте:
– Так как все-таки поступим с этим халендийским принцем, твоим бывшим суженым?
Ллира загородила собой Канте:
– Он с нами. Никто не причинит ему вреда.
Тазар лишь поморщился.
«Значит, вот оно, то пересечение интересов, о котором она недавно упоминала…»
За спиной у Ллиры как по волшебству возникла Сёкл. Из теней появились другие рисийки в черной коже. Темная ткань закрывала их лица, оставляя открытыми лишь серебристо-голубые глаза. Одна из них стянула свой платок на шею. Это оказалась та самая девица, которая каким-то образом ухитрилась застать
