– Хорошо, что хоть они-то уцелели, – с облегчением подумал он. Если ещё и догадаются заглянуть под клеёнку на столе, то найдут оставленные мной деньги. На первое время им хватит, а там глядишь, и удастся перебраться моим бедолагам в Архангельск.
Радиостанция Ильи и в самом деле вышла из строя, что он обнаружил когда попытался связаться со своим прикрытием. Но он был твёрдо уверен в том, что первая группа всё так же ждёт от него известий, безвылазно сидя на железнодорожной станции. Ему почему-то казалось, что они совершенно не осведомлены о последних событиях и полагал, что должен срочно обсудить с ними создавшееся положение. Сделав солидный круг, чтобы обойти разгромленную деревню, Хромов выбрался на уже знакомый просёлок и к вечеру смог доплестись до железнодорожной насыпи. Несмотря на крайнюю усталость, чувствовал он себя относительно неплохо, ведь ему представлялось, что самое страшное уже позади и предстоит сделать буквально последнее усилие. Умывшись у водопроводной колонки, он утолил голод этой же водой, после чего двинулся в направлении к снятому его группой дому. Однако, завершить операцию как положено, то есть возвратить на исходные позиции и людей и снаряжение, оказалось не так легко, как ему представлялось. Да и его собственное возвращение в Москву оказалось совсем не таким, как предполагалось изначально. Началось всё с того, что на квартире, снятой ими в самом начале операции он к своему удивлению не обнаружил никого из тех, кто должен был его там ожидать. Как раз напротив, обе комнаты была завалены вещами недавно въехавшей в неё семьи, причём в наличии имелся только его глава. Преждевременно оплывший и явно нетрезвый мужчина сидел на кухне у печи и, энергично дымя смрадной папиросой, пытался починить развалившийся табурет. Вошедшего без стука Илью он встретил совершенно неадекватно.
– Ты будешь Ольгиным братом? – прокурено прохрипел он, – энергично размахивая молотком. Что за поганую мебель ты нам оставляешь? А? Куда я детей сажать буду? Скажи на милость? Стульев всего три, а табуретки у тебя какие! Все как одна на ладан дышат!
– Ничей я не брат, – грубо отрезал Илья, со вполне понятной тревогой озираясь по сторонам, – а ваша Ольга мне вовсе не сестра.
Мужчина отложил молоток и озадаченно уставился на растерзанную одежду пришельца.
– Вы, случаем, не застали тех, кто жил тут до вас? – всё так же насуплено обратился к нему майор. Трое или четверо мужчин, они заплатили аренду за месяц. И здесь, кстати, оставались мои вещи. Где они теперь?
– Никого здесь не было! – замахал руками постоялец. Я…, мы въехали только вчера, после обеда и никого здесь уже не было. Вещи от них, правда, остались кое-какие, – добавил он, смущённо отведя глаза в сторону. Сумка в сенях лежит, – заметил он нетерпеливое движение Ильи, – может и ваша она, не знаю.
– Где? – сделал ещё шаг к нему майор. И не тяни, ради Бога, резину, времени у меня нет совершенно.
– Да там она лежит, – неохотно поднялся мужчина, – в прихожей, где раздевалка.
Опережая его движение, Хромов вышел на веранду первым. Сбоку от него весела перекошенная полосатая занавеска, и он резко отдёрнул её в сторону. Знакомая синяя сумка лежала на полу, придавленная свёрнутой в рулон ковровой дорожкой. Отпихнув рулон ногой, Илья поднял сумку. Вес её несколько его удивил. Насколько он помнил, в ней лежала только оставленная им цивильная одежда, да некоторые личные вещи, которые он взял с собой в дорогу. Весило всё это имущество не более 6–7 килограммов. Сейчас же сумка тянула не меньше пуда.
– Уже нашли? – из-за косяка высунулась всклокоченная шевелюра постояльца.
– Всё в порядке, – успокоено кивнул ему Илья. Вы меня не оставите в одиночестве минут на десять? – продолжил он, намеренно не двигаясь с места, – мне нужно переодеться. Здесь, действительно, мои вещи лежат, – звонко хлопнул он по наглухо застёгнутой сумке. Не могу же я в таком виде по улицам ходить! Надеюсь, вы меня понимаете? – повысил он голос, видя, что мужчина не двигается с места.
– Угу, – не стал нарываться на скандал постоялец, – понимаю. Дверь медленно закрылась, и Хромов остался один. Рванув молнию, он заглянул во внутрь сумки. Сверху лежали его собственная рубашка, свежевыстиранные брюки и ветровка. Илья нетерпеливо отложил их в сторону, равно как и совершенно новые китайские кроссовки. Под одеждой обнаружилась тончайшей кожи кобура скрытого ношения, в которой лежал заряженный «Глок» и две пачки патронов к нему. Тут же находились два мобильных телефона, перетянутая резинкой пачка разнообразных купюр, аккумулятор для вскрытия сейфов и ещё какие-то столь же специфичные вещи.
– Что же это такое произошло, – думал он, торопливо переодеваясь, – почему всё перевернулось буквально в один момент? Неужели всё, что случилось у меня на глазах, произошло из-за найденного мной «щита»? Что же это за штука такая была на самом деле, что всех моих бойцов будто вихрем с места сдуло? Вихрем, – повторил он, – как удивительно, и в самом деле вихрем. В его памяти тут же возникла картина неумолимо надвигающегося на него смерча и отчаянный хруст ломающихся деревьев. Освобождаясь от неприятного ощущения, Илья судорожно затряс головой, словно отгоняя непрошеное видение. Оставив всю свою одежду, кроме относительно уцелевшей куртки, новым постояльцам, он подхватил сумку и опрометью покинул словно бы сдавливающую его каморку. Пристроившись в углу станционного буфета Хромов взял сразу несколько стаканов чая с окаменевшими коржиками и, медленно их пережёвывая, погрузился в невесёлые размышления. Расклад получался невесёлый. По всем правилам ему прежде всего следовало бы организовать поиски пропавшей Марго, поскольку та непроизвольно унесла с собой бесценный «Медальон». Но так как он сам в одночасье остался без какой-либо поддержки и помощи, то поиски, даже не начавшись, были обречены на провал. Да и действительно, шансов в одиночку найти одну единственную кобылу на площади самое малое в 2500 квадратных километров было совершенно нереально. Оставалось только одно, как можно скорее вернуться в столицу. Только там он мог собрать достаточно подготовленных и мобильных людей, способных выполнить эту работу в приемлемые сроки.
Итак, ближе к полуночи, дождавшись идущего в сторону Москвы поезда, Хромов занял место в практически пустом плацкартном вагоне. Он чувствовал, как его сотрясает болезненная дрожь, но поначалу не придал этому недомоганию какое-либо существенное значение.
– Простыл, когда под дожём в лесу валялся, – решил он, – отлежусь немного и всё пройдёт.
Приподняв полку, он поставил в багажное отделение не разобранную толком сумку, и рухнул на сиденье. Это было последнее, что он смог потом припомнить, очнувшись уже на подъезде к Москве. Всё его тело ломило, а в горле было так сухо, как будто он не пил несколько суток. Превозмогая буквально валящую его с ног слабость, Илья с трудом дождался окончательной остановки поезда. На перроне он кое-как доковылял до ларька, где, купив бутылку какой-то розовой жидкости, выпил её залпом. Ему несколько полегчало, и он уже более осмысленным взглядом огляделся по сторонам.
– Ехать домой? – натужно подумал Хромов, – тупо глядя на снующих вокруг него нагруженных вещами людей. Там никого и ничего нет. До загородной резиденции тащиться? Боюсь, не дотяну. Тогда, что остаётся?
Ключи от московской квартиры лежали у него в коттедже лесного посёлка и он решил, что самым лучшим выходом из создавшегося положения, будет переночевать у одного своего знакомого, который, к счастью, жил совсем недалеко, в районе Курского вокзала. С трудом волоча за собой ставшую совсем неподъёмной сумку, он вышел на площадь и призывно замахал рукой. Ждать пришлось недолго. Один из промышляющих частным извозом автовладельцев притормозил рядом.
– Куда собрался, отец? Может, подвезти?
– Какой же я тебе отец? – пробормотал Илья, с трудом протискиваясь в узкую дверцу «Жигулей». А ехать мне недалеко, неопределённо ткнул он пальцем в сторону лобового стекла, – на Костомаровскую набережную.
