черные волосы. Платье на ней было серебристым, с тончайшей золотой вышивкой, изображающей ястреба Хэшанов. В другой ситуации тяжелая накидка с этим знаком уже украшала бы ее плечи – но плащ ее отца лежал в мавзолее, обернутый вокруг тела ее брата и навеки застегнутый золотой застежкой у него на горле.
Жрец осторожно возложил ей на голову обруч из метеоритного железа, украшенный сапфирами. Аалийя выпрямилась, принимая на себя всю его тяжесть и сопряженную с ним ответственность. Луч солнечного света из витражного окна упал на эти драгоценные камни и озарил комнату лазурными лучами.
Раздались восторженные клики, заглушившие рев рожков.
Аалийя смотрела поверх толпы, лицо у нее было твердым и уверенным. И все же Канте заметил, как дрожат ее пальцы. Когда она стала спускаться с тронного возвышения, он подошел к ней, взял за руку и, крепко сжав эти пальцы, прошептал:
– Ты в этом не одинока. Знай это.
Схватив его за руку, Аалийя прижалась к нему – но только лишь на мгновение. Почти сразу же ослабила хватку и выпрямилась. Он проводил ее до последней ступеньки, польщенный тем, что находится рядом с ней.
С новой императрицей Южного Клаша.
После всего этого мрачного опустошения Канте ощутил, как где-то внутри у него разгорается то, чего он не чувствовал уже очень долгое время.
Надежда.
* * *
Когда отзвенел первый из вечерних колоколов, Аалийя вошла в стратегический зал на вершине Кровавой башни. Она чувствовала себя более свободно после того, как наконец сбросила свое расшитое платье и переоделась в более простое одеяние «геригуд», состоящее из короткой туники и белого балахона с широкими рукавами.
Вошла она вместе с Тазаром, поддерживающим ее под руку, и жестко посмотрела на Канте. Аалийя оценила его поддержку во время церемонии, но дала понять, что предстоящее бракосочетание будет столь же театральным, как и пышные наряды, которые они наденут. Она с ужасом думала о необходимости подготовиться к нему. Однако Тазар уже помог ей снять платье и доказал, что мужчина, стоящий на коленях, может найти своему языку лучшее применение, чем просто произносить клятвы.
Благодаря такому пристальному вниманию с его стороны они прибыли на это небольшое собрание последними. Аалийя двинулась к столу с рельефной картой Южного Клаша. Тазар отошел, чтобы присоединиться к Ллире – вероятно, чтобы обсудить какие-то вопросы, связанные с низменными армиями и возвышенными делами.
С одной стороны стола перешептывались Канте и Рами, а Пратик и Фрелль вроде как о чем-то спорили с другой. Все замолчали, когда новоиспеченная императрица подошла к столу и откашлялась.
– Зачем ты созвал нас всех сюда? – спросила она фигуру в дальнем его конце.
Оракл из Казена стоял во главе стола в своих обычных черных одеждах, а его бронза была вновь скрыта под краской. Тихан попросил их собраться в стратегическом зале – подальше от других членов имперского совета, непосредственно перед церемонией бракосочетания.
– Я должен сообщить вам, что в этом помещении находимся не только мы, – объявил он. – Также присутствуют, хотя и незримо, те из нас, кто ныне пребывает в Пустошах.
– Никс и все остальные? – спросил Канте.
Тихан нахмурился на него за констатацию очевидного.
– Они будут слушать, а Шийя передаст мне любой из их вопросов.
В течение всего последнего месяца обе стороны регулярно делились сведениями и обменивались своими историями, но Тихан настаивал на том, чтобы любые такие сеансы связи были краткими и эпизодическими. Хоть он и научил Шийю, как экранировать ее эманации, но по-прежнему опасался, что их могут засечь.
Оракл начал:
– Я позволил обеим группам собраться с силами и приготовиться к тому, что должно произойти, но, поскольку это бракосочетание еще не состоялось, должен сделать одно последнее объявление обеим сторонам. А именно, поставить вас в известность, почему мне требовалось подготовить империю к появлению новой императрицы, вышедшей замуж за законного наследника халендийского трона. Очень многое зависит от того, насколько успешно это удастся осуществить.
– Ну наконец-то, – отозвалась Аалийя. – Ты уже достаточно долго секретничал по этому поводу.
– Верно. Как вам всем известно, в то время как отряд в Пустошах успешно пристроил на место турубью западного полушария, то же самое по-прежнему необходимо проделать и на восточной стороне.
– Где-то в выжженном солнцем Пустоземье, – подал голос Рами. – Разве они не…
Тихан оборвал его поднятием ладони, склонил голову набок и произнес куда-то вбок – как и всегда, когда обращался к тем, кто находился в Пустошах:
– Нет, ни с кем не делитесь своим маршрутом. Даже со мной. Чем меньше людей будет его знать, тем в большей безопасности вы будете.
А потом выпрямился и вновь обратился к собравшимся:
– Но вот чего я никому из вас до сих пор не говорил, так это что захвата и посадки второй турубьи будет недостаточно, чтобы предотвратить обрушение луны.
Аалийя поморщилась:
– Тогда что еще нужно сделать?
Тихан уставился через стол.
– Во всем этом есть и третий компонент. – Он обвел взглядом собравшихся за столом. – Тот, который потребует участия всех вас в этой комнате – и мощи империи.
– Для того, чтобы сделать что? – спросил Канте.
Тихан посмотрел на принца сверху вниз.
– Чтобы завладеть Халендией.
Тот на шаг отпрянул:
– Что?! Зачем?
– Я уже рассказывал вам о великой войне среди та’винов – когда мы раскололись между теми, кто хотел почитать наших создателей, и теми, кто задался целью узурпировать планету для самих себя. Этих узурпаторов повел за собой предатель, Крест, который покинул нашу сторону, чтобы возглавить другую.
– Элигор, – сказала Аалийя, припомнив бронзовую фигурку на древних страницах, украденных Фреллем.
– Ревн-кри – те та’вины, которые сошли с пути создателей, – называют его «Раб’альмат», что примерно означает Повелитель Смерти.
Канте раздраженно выдохнул:
– Звучит одинаково зловеще и напыщенно.
– Нечего иронизировать. Его титул вполне уместен. Ему все равно, выживет ли хоть что-то живое. Его не волнуют ни люди, ни звери, ни зеленые ростки. Нам, та’винам, ничего из этого не нужно. Мы можем здравствовать на мертвой скале, лишенной воздуха. Вот почему ревн-кри хотят обрушения луны. Это послужит средством уничтожения всего живого.
Вмешался Фрелль:
– Но тогда почему же тот Корень в Пустошах давным-давно не уничтожил турубью? Это помешало бы любым будущим усилиям остановить обрушение луны.
– Потому что перед своим уничтожением Элигор запретил это. – Тихан примолк, чтобы эти слова отложились у всех в головах. – Я подозреваю, что лишь безумие одиночества вкупе с отчаянием заставило Корня из Пустошей совершить такой чудовищный поступок – нарушить предписание, оставленное Раб’альматом.
Фрелль помотал головой, все еще явно вызывающе настроенный.
– Но зачем Элигору запрещать кому-то уничтожать турубьи?
– Как я уже сказал, та’вины могли бы процветать и на голой скале – но не на той, что разбита вдребезги. Уничтожение даже одной турубьи было сопряжено с риском подобного исхода. И точно так же еще слишком рано говорить о том, насколько разрушительным для Урта окажется обрушение луны. Элигор хотел сохранить турубьи на случай, если ему понадобится вмешаться, – если падение луны окажется слишком опасным для фундаментальной структуры планеты.
Аалийя пристально посмотрела на Тихана, подозревая, что тот все еще что-то скрывает.
– Это ведь не единственная причина, по которой Элигор хотел сохранить турубьи, не так ли? – вызывающе бросила она. – Это наверняка как-то связано с той третьей задачей, которую, по твоим словам, нам нужно выполнить.
Тихан улыбнулся:
– Я правильно выбрал свою императрицу.
Аалийя насупилась:
– Так что же от нас ожидается?
– Я уже упоминал, что под конец войны Элигор потерпел поражение, а его изуродованное тело унесла горстка выживших ревн-кри. Конец этой истории будет зависеть от действий обеих наших групп в ближайшие месяцы. Этих выживших возглавлял ближайший соратник Элигора, его правая рука – тоже Ось, как и Шийя. Я полагаю, что он, а возможно, и другие ревн-кри охраняют вторую турубью в Пустоземье. А эта публика будет гораздо опасней, чем какой-то полусумасшедший Корень.
Все примолкли, понимая, как близки они были к поражению даже в Пустошах. А если в Пустоземье окопалась небольшая армия во главе с Осью, то на что мог надеяться мир?
И все же Аалийя отказывалась поддаваться отчаянию.
– Эта твоя история… Каким боком она касается нас, находящихся в Венце?
– Когда
