зимним солнцестоянием, нога уже почти не болела.
Закрыв глаза, она запела Баашалийе, пока тот, взмахивая крыльями, пронзал клочья светящегося тумана над Приютом. Мелодия была ее собственным творением. Хотя и бессловесно, Никс начала с музыки болот: стрекотания сверчков, разноголосого скрежещущего кваканья бородавчатых жаб и травяных лягушек, плеска и шлепанья змееголовов, силосной отрыжки буйволов… Добавила к ним треск тростника, шелест ветерка в соснах, стук ливня по ровной воде – и, наконец, смех своих братьев, когда они, отталкиваясь шестами от илистого дна, отправлялись на рыбалку.
Когда ее песня высветила воспоминания о доме, Баашалийя присоединился к ней, повторяя за ней припев мягкими нотами и задумчивыми гармоничными созвучиями. Это был и его дом тоже. Она опять слилась с ним – с их общим прошлым, с их общим теплом. Позволила неделям ужаса бесследно исчезнуть и отодвинула в сторону то, что еще только должно было произойти.
В этот момент Никс окончательно забылась, полностью погрузившись в свои воспоминания, – пока порыв воздуха и взбаламученные им клочья тумана не заставили ее выпрямиться в седле.
Даал на своем рааш’ке пристроился рядом с ней. Его уже порядком отросшие волосы трепали его по щекам, глаза блестели.
Он окликнул ее, указав вниз:
– Грейлин! Хочет, чтобы мы спустились! Уже почти пора!
Приподнявшись повыше в седле, Никс взмахом руки подтвердила, что все услышала.
Даал первым устремился к земле, возвращая ее в реальный мир, к ее обязательствам и ответственности. Баашалийя держался прямо за ним, трепеща от радости полета. Она чувствовала между своих бедер гул его довольного ворчания. Часть этого его удовлетворения передалась и ей.
Все они ждали этого дня, избрав в качестве отправной точки день зимнего солнцестояния.
Пока они неслись вниз, Никс смотрела вперед поверх макушки Баашалийи. Как и она, он уже выздоравливал. Только вместо лубка на нем был кожаный шлем, а под тем – слой бальзамов и мазей, которые помогали ему исцеляться. Никс с Флораан также извлекли последнюю из этих жутких медных игл.
Она повторила ему свое обещание:
«Больше никогда!»
И пожелала такого же покоя Приюту.
Искар под ней продолжал оправляться от набегов и бомбежек. В течение всего прошлого месяца было слишком уж много походов к Сновидцам с разрисованными чернилами телами, завернутыми в водоросли. И все же наконец вернулось некое подобие нормальной жизни. В Приют понемногу стекались пришлые из других деревень, чтобы обосноваться здесь, заполняя оставшиеся пустоты и помогая с восстановлением. Иные заглядывали сюда просто посмотреть на рааш’ке – отказываясь верить в чудо, пока не увидят его собственными глазами.
На данный момент и рааш’ке, и пантеанцы по-прежнему опасались друг друга. Требовалось время, чтобы восстановить эту древнюю связь, вновь научиться взаимному доверию.
Закладывая разворот, чтобы приземлиться возле дома Даала, Никс заметила Хенну, которая носилась посреди стайки молодых летучих мышей размером не больше ворон. Те разбегались от нее, пища в игривом восторге. А затем девчушка разворачивалась и бежала в другую сторону, преследуемая той же стаей.
Улыбнувшись этому невинному восторгу, Никс подумала, что именно самая маленькая из их компании установит самую крепкую связь.
«Дайте только время…»
Даал приземлился на окраине Искара. Никс тоже опустилась на песок, но держалась на расстоянии от него. После всего, что произошло, Баашалийя по-прежнему вел себя несколько возбужденно.
Хенна заметила своего брата и бегом бросилась к нему, увлекая за собой множество крошечных летучих мышей. Большинство ран малышки затянулись и быстро заживали, хотя и далеко не все. По словам ее матери, Хенну все еще мучили кошмары и она настаивала на том, чтобы спать в родительской постели.
Стремясь поскорей добраться до брата, девчушка пробежала слишком близко от Никс, и та сразу ощутила огненную вспышку внутри Баашалийи, когда он щелкнул зубами на миновавшую их крошечную летучую мышь, едва не зацепив ее за крыло и заставив в панике порхнуть прочь.
«Баашалийя, нет…»
Никс провела пальцами ему по холке, согревая остывшее было свечение уверенного спокойствия в нем и притушив эту вспышку огня. Та была золотистой, но на миг ей показалось, будто она заметила в ней изумрудные прожилки. Хотя так и не поняла, было ли это на самом деле.
Даал обеспокоенно глянул на нее.
– С ним всё в порядке, – сказала Никс. – Просто ему слишком многое довелось вынести.
Напрягшиеся было плечи Даала расслабились – он доверился ее суждению. Хотелось бы и ей быть столь же уверенной в своей собственной оценке… Они спешились и направились к дому. Поравнявшись с Даалом, Никс вложила свою руку в его.
Полыхнул огонь, еще теснее соединяя их пальцы.
На данный момент они позволяли себе лишь такие прикосновения. Она помнила их поцелуй там, под куполом, но после суматохи их возвращения, растянутые в разные стороны, оба воздерживались от попыток дальнейшего взаимопознания в этом смысле.
Даал покосился на нее, и легкая улыбка тронула его губы. Никс уже и забыла, что в такие моменты, слившись с ней воедино, он мог заглянуть ей прямо в душу.
Он сжал ее пальцы, еще сильней разжигая огонь между ними. И в этот миг она ощутила его желание – то, как участилось у него дыхание, как расширились зрачки, как разгорелась кровь. Но уловила и его сдержанность, внутреннее спокойствие, противостоящие страсти, – кладезь терпения, который и согревал, и слегка раздражал ее.
Его улыбка стала только шире.
Никс почувствовала, как у нее горят щеки.
Хенна ворвалась между ними, расталкивая их в разные стороны. Пара ярких осветительных горшков впереди приветствовала их появление. Однако радость девчушки была вызвана не возвращением сюда, а тем, кто их там ждал.
– Кальдер, гадкий ты мальчик! – крикнула она, подбегая к дому.
Услышав их приближение, варгр наполовину высунулся из дверного проема и зарычал. Но тут заметил несущуюся к нему Хенну. Глаза у него расширились. Он выглядел испуганным.
Хенна стремглав бросилась к нему, обвила руками за шею и закинула ногу ему на спину.
– Возвращайся в дом, непослушный мальчишка! – отчитала она его.
Варгр с усталым ворчанием повернулся и пронес ее через занавешенный дверной проем.
– Наверное, мне все-таки стоит сделать то седло, которое хочет Хенна, – заметил Даал.
– Не думаю, что мы пробудем здесь достаточно долго для этого, – отозвалась Никс. Она хотела, чтобы это прозвучало шутливо, но видела, что эти слова ранили его.
Со слегка подкисшим настроением они отодвинули занавеску и оказались в теплой комнате. Там их встретили болтовня и споры. Фенн, Джейс и Крайш стояли у кухонного шкафа, к дверцам которого были приколоты карты различного масштаба. Все трое что-то бурно обсуждали.
Сидящие за столом Грейлин с Мериком попыхивали трубочками, дожидаясь, пока спорщики придут к какому-то единому мнению. Рыцарь кивнул Никс, оглядев ее с ног до головы – дабы убедиться, что она больше ничего себе не сломала, пока находилась вне его поля зрения.
Кальдер отнес Хенну туда, где на противне исходил паром сладкий пирог. Там она наконец слезла с него и отщипнула кусочек, не в силах устоять. Пахло действительно вкусно. Кальдер облегченно вздохнул и вернулся к Грейлину. Варгр наверняка знал, что искушение пирогом будет единственным способом заставить Хенну отцепиться от него.
– Они уже пришли к какому-то решению? – спросил Даал, махнув рукой на троицу.
Подойдя к шкафчику, Никс уставилась на различные маршруты, нанесенные на карты. Все они направлялись в глубь Студеных Пустошей, пересекая их, чтобы достичь дальней стороны Венца. Все уже единогласно решили не возвращаться тем же путем, каким прибыли сюда. Поскольку там разгоралась война, гораздо безопасней было двинуться в противоположную сторону, полностью избегая территорий Халендии и Южного Клаша.
Однако добраться до Пустоземья можно было сразу несколькими способами – и Фрелль, Джейс и Крайш остановились каждый на своем варианте.
– Вы должны выбрать что-то одно, – предупредила их Никс. – По крайней мере, на данный момент. Мы всегда можем сместиться в ту или иную сторону, в зависимости от того, с чем столкнемся в пути.
– Верно. – Крайш положил руку на плечо Джейса. – Поскольку мы зашли в тупик, я выражаю свою поддержку маршрута, предложенного
