решение – отныне я научусь это делать и буду обходиться без подгузников.
– Плёвое дело, – заключила я.
К сожалению, дело оказалось вовсе не плёвым, и неделя перед приездом биографа, которую я провела без подгузников, стала довольно плачевной. Каждую ночь я писалась в постель, а утром в ужасе просыпалась и созерцала мокрое пятно на матрасе.
– Я недооценивала подгузники, – ворчала я и, сняв постельное бельё, несла его двумя этажами ниже в прачечную, где засовывала в стиральную машину. Как она работает, я не знала, поэтому закрывала крышку, пинала машину и возвращалась к себе.
Так проходило утро за утром.
Кроме того, аварии случались и посреди дня.
Однажды я сидела на лужайке и наблюдала за бабочкой, как вдруг у меня в животе забурлило, и, едва я успела издать предупреждающий звук, произошла неприятность. В другой раз я принимала участие в чаепитии с королевой. В гостях была дама с двумя детьми старше меня. Детям подали слоёные пирожные с кремом и какао, взрослым – канапе и чай. Разумеется, я ела и пирожные, и канапе.
– Принцесса больше не носит подгузники, – гордо объявила королева.
– О! – восхищённо воскликнула гостья. – Но как тебе это удалось? Моему сыну четыре, и он всё ещё без них не обходится. Расскажи же свой секрет, дорогая!
Не успела королева ответить, как вмешалась я.
– Это не заслуга королевы, – объяснила я. – Это всё я сама…
И тут у меня случилась авария.
Иногда это происходило после завтрака, иногда – во время урока верховой езды, иногда – когда я ложилась вздремнуть или играла с мячом. И даже когда я просто стояла. Я совершенно себя не контролировала. Меня переполняло отчаяние.
Наконец я обратилась за советом к крёстной.
– Почему ты не позвонила раньше? – спросила она.
– Потому что не знала, что такое «звонить», – ответила я.
В свои два года я, разумеется, ещё ни разу не пользовалась компьютером. Когда я сообщила королю, что мне нужно срочно переговорить с крёстной, он сразу же вручил мне свой планшет. Так я оказалась в саду перед экраном и смотрела на свою крёстную, которая находилась за семь тысяч километров от меня в тибетском монастыре: туда она наведывалась дважды в год, чтобы немного очистить душу.
– Я скучала по твоим зелёным глазкам, – сказала профессор Мосс при виде меня.
– А я хочу жить без подгузников! – выпалила я без обиняков.
– Какая ты прямолинейная.
– Знаю, но я в отчаянии.
Крёстная велела изложить проблему подробнее. Потом задумалась и наконец сказала, что сейчас вернётся.
Крёстная ушла, а я сидела и ждала её. Вскоре мне стало скучно. Я выдернула травинку и принялась разглядывать место, где только что сидела крёстная, – теперь мне было видно каменную стену, в стене – окошко, а за ним – чайную плантацию и работающих на ней женщин. Мне тоже очень хотелось переместиться в Тибет. Я вдохнула поглубже, и мне показалось, что до меня долетел воздух Гималаев.
Наконец послышались шаги.
Но перед камерой появилась не крёстная. Это был монах, который представился Сянь Сянь Юем. Тогда я ещё не знала, что он первый сумоист во всём Тибете, который несколько лет назад выиграл в Японии чемпионат мира. Получив этот титул, Сянь Сянь Юй вернулся на родину и с тех пор вёл монашескую жизнь среди других монахов. Спал он в келье на бамбуковой подстилке, а ещё крепко дружил с профессором Мосс и обучал её приёмам борьбы.
Сянь Сянь Юй разглядывал меня так, будто впервые в жизни увидел ребёнка.
– Роскошная причёска, – наконец сказал он.
– У тебя тоже неплохая, – ответила я.
В этот день мои волосы были уложены в «Шалость № 23», а Сянь Сянь Юй носил чонмаге [2] с длинной косой на затылке. Сама я ни за что не стала бы носить такую причёску, потому что для этого пришлось бы сбрить почти все волосы, оставив одну косичку. Нет уж, скорее мир рухнет. Монах отвёл руку назад и положил косичку на грудь. Его смоляные волосы были пропитаны маслом.
– В прошлой жизни я был выдрой, – заявил он.
– Выдры мажут волосы маслом? – спросила я.
– Нет, это я мажу свои волосы маслом, чтобы быть как они.
– А почему?
– Потому что в прошлой жизни был выдрой.
– Справедливо.
Монах слегка подался вперёд, так что его лицо заполонило собой весь экран.
– Твоя крёстная считает, что у тебя очень древняя душа, – сказал он. – И что у этой души очень много вопросов. Я кое-что знаю о древних душах, вот и решил тебя выслушать. Вдруг я смогу ответить на твои вопросы. Расскажи, как помочь тебе, Пандекраска Пампернелла.
– Я больше не хочу носить подгузники, – сказала я.
– Понятное желание.
– На этом всё.
Монах был заметно удивлён. Он выпрямился.
– Других проблем у тебя нет?
– Мне два года, Сянь Сянь Юй. В этом возрасте проблем не так много.
Монах кивнул и задумался. Он был очень спокоен, и я тоже сидела спокойно: у меня было ощущение, что моя проблема уже решена.
– Слышишь ли ты гонг внутри себя? – наконец спросил он.
– У меня внутри нет гонга, – ответила я.
– Не повезло. Надо его там повесить.
– А как это сделать?
Сянь Сянь Юй приложил указательные пальцы к вискам:
– Закрой глаза и обратись к своему телу: «Дорогое тело, пожалуйста, прекрати. Я не дурочка и не могу постоянно писаться и какаться. Я больше не хочу быть малышкой. Я разумный человек, и я знаю, чего хочу, а именно – перестать носить подгузники. Поэтому ты должно повесить внутри меня гонг, который будет звучать каждый раз, когда мне захочется в туалет. Большое спасибо тебе, дорогое тело, большое спасибо».
– Дважды «большое спасибо»? – уточнила я.
– Дважды.
– И это сработает?
– Сработает, если ты пожелаешь от всего сердца.
– Откуда ты знаешь?
– Я тоже этому учился.
– Сколько тебе было тогда?
– Я был на год старше тебя.
– Может, мне стоит подождать до трёх лет?
– Никогда не рано отказаться от подгузников.
Я обдумала его слова.
– Большое спасибо за помощь, Сянь Сянь Юй, – сказала я.
– К твоим услугам, Пандекраска Пампернелла, – ответил он.
Мы ещё немного посмотрели друг на друга. Мы пока не догадывались, что скоро Сянь Сянь Юй оставит свою монашескую рясу, скатает бамбуковую подстилку и сядет в автобус до аэропорта Лхасы. Там он снова раскатает свою подстилку и будет два дня дожидаться рейса, чтобы отправиться в Сингапур, а оттуда в Штутгарт и дальше в Люксембург. Из Люксембурга до Флоринского замка на автомобиле придётся ехать чуть больше часа. В замке его будет ждать комната, где Сянь Сянь Юй снова раскатает бамбуковую подстилку и опустится на неё в полном изнеможении. Но всё это произойдёт только через три года.
А пока ничего не ведающий монах сидел в Тибете перед планшетом профессора Мосс и болтал с ничего не подозревающей Пандекраской Пампернеллой.
– Что ж, мне пора прощаться, – сказал Сянь Сянь Юй.
– Мне тоже, – ответила я.
Монах встал и ушёл.
Передо мной снова возникли каменная стена и окно.
На экране появилась крёстная. Сев перед планшетом, она спросила:
– Ну как? Что ты думаешь насчёт совета Сянь Сянь Юя?
– Воспользуюсь им немедленно.
Прежде чем крёстная успела ответить, я закрыла глаза и обратилась к своему телу. Я попросила его разместить внутри меня гонг. «Не знаю, как это делается, – подумала я, – но повесь его, пожалуйста». Когда я снова открыла глаза, у меня закружилась голова.
– Итак, я вернулась.
Крёстная ела суп. К этому времени она уже переоделась и вымыла голову. Кончики волос были ещё влажные.
– Сколько я просидела с закрытыми глазами? – удивлённо спросила я.
– Примерно час. Я даже думала, что ты заснула сидя. Похоже, ты впервые помедитировала. Как ощущения?
– Отлично.
– И чему ты научилась?
Это был один из любимых вопросов крёстной. Она задавала его в любой ситуации, даже если я просто упала с лошади.
– Я осознала, что для меня нет ничего невозможного.
– Если?
– Если я попрошу.
– Правильно. Тебе была нужна помощь, и ты её получила.
– Ещё я просила найти мне биографа.
– Об этом я уже позаботилась.
Я захлопала в ладоши от радости.
– Было трудно? – поинтересовалась я.
– Непросто. Пришлось много всего изучить, взвесить плюсы и минусы. Но теперь, думаю, я нашла для тебя подходящего человека. Он прибудет через четыре дня.
Я была так взбудоражена, что принялась тараторить:
– Спасибо, тётя Цаца, спасибо, большое спасибо! Это очень вовремя, потому что в моей жизни уже столько произошло, что я боюсь всё забыть. А если я…
Бом!
Удар гонга заставил меня замолчать, и мои глаза расширились. В две секунды я вскочила и ещё восемнадцать секунд спустя уже была в туалете, сидела на унитазе, болтала ногами и смеялась надо всеми, кто продолжает носить подгузники.
Ночью гонг дважды вытаскивал меня из постели.
Бом! Бом!
И следующей ночью снова.
Бом! Бом! Бом!
На третий день я от усталости еле сидела
