— Так вы признаете, что на одной из них фрагмент вашей подписи?
— Не знаю. Вроде моей.
— А ниже вашей чья подпись стоит?
— Не знаю.
— Это подпись Квасовой Раисы Николаевны. На втором обрывке прописью написано «пятьсот ты». Это ваша рука?
— Не знаю. Может, и моя. Но Райку я не убивал.
— А что вы сделали?
— Ничего я не делал.
— Тогда откуда появились у вас во дворе эти клочки?
— Да не знаю я! Вот крест святой, не знаю!
Привычным жестом Баталин перекрестился.
— Ладно, допустим. Деньги у Квасовой Раисы Николаевны вы занимали?
Баталин, насупившись, долго молчал. Карельский ждал, перечитывая еще раз показания жены фермера и его работников о том, как тот провел вечер тридцатого мая. Сказать точно, где находился Баталин примерно с девяти до двадцати минут одиннадцатого, никто из них не мог. Сам фермер утверждал, что ездил осматривать бахчу.
— Так брали или нет? — спросил следователь, закрывая папку и отодвигая ее в сторону.
— Брал, — опустив голову, еле слышно ответил Баталин и тяжело вздохнул.
— Слава богу! И сколько?
Баталин закусил губу.
— Василий Михайлович! Ну что вы как маленький, в самом деле.
— …Пятьсот тысяч.
— Так это обрывки вашей расписки?
— Наверное, моей.
— Вы не уверены?
— Не знаю.
— Где вы были вечером тридцатого мая этого года?
— Я же вашим уже рассказывал.
— Расскажите теперь мне.
— Ладно. Сначала был в гараже — чинил прицеп к трактору. Потом дома поужинал и поехал на бахчу. Когда вернулся оттуда, попил с женой чаю и лег спать.
— Вы по пути на бахчу кого-нибудь видели? Если не человека, то может, машину или мотоцикл?
— Не помню. Вроде нет.
— Василий Михайлович, вас подозревают в совершении убийства. Вы это осознаете?
— Все я понимаю.
— А почему так неохотно сотрудничаете со следствием?
— А что говорить-то, если я никого не убивал?
— Скоро сюда адвокат Мыльников подъедет, жена ваша его наняла, может тогда у нас разговор пойдет веселее. Положение у вас незавидное, Василий Михайлович. Чистосердечное признание могло бы вам здорово помочь. И раскаяние, разумеется.
— Как оно мне поможет?
— Срок будет заметно короче.
— Я же никого не убивал.
— Но деньги в долг у Квасовой брали?
— Деньги брал.
— А эта расписка как у вас оказалась?
— Это второй экземпляр. Их два было. Этот мой.
— Василий Михайлович, не надо сочинять. Квасова всегда составляла расписки в единственном экземпляре. Должникам никаких бумаг не полагалось.
— Это неправильно.
— Разумеется. Но исключений она никогда не делала.
— Я взял крупную сумму. Поэтому было два экземпляра.
— Василий Михайлович, вы держите меня за идиота? Раиса Николаевна Квасова гражданке Харченко в 2007 году давала в долг семьсот тысяч рублей на покупку машины, но расписка, по ее словам, была только одна. Зачем гражданке Харченко врать? Или вы считаете, что пятьсот тысяч рублей больше семисот тысяч? Или может быть, Квасова дала вам пятьсот тысяч долларов?
— Я… свою расписку… во дворе нашел… возле ворот, — покачиваясь и поглаживая себя по толстым бедрам, сказал Баталин.
— Да ну!
Фермер исподлобья посмотрел на Карельского.
— И она уже была обгорелой.
— И вы сразу поняли, что это ваша расписка?
— Да. Но она была не вся. Только середина. Края были обгорелыми. Со всех сторон.
— Так, и что было дальше?
— Я ее сжег. В тот же день.
— В мангале?
— Нет. Дома, на газе.
— Когда это произошло?
— Вчера. Жадность меня одолела, товарищ следователь… Не удержался я. Думал, никто не узнает.
— У вас велосипед есть, Василий Михайлович?
— Был, лет десять назад. Я его продал в Битюгово одному мужику, после того как мотоцикл купил. У меня еще скутер есть. Ну, кроме машин и трактора. А чего вы про велосипед спросили?
— Мы будем вынуждены вас задержать, Василий Михайлович. Пока на двое суток.
— Задерживайте. Только Квасову я не убивал.
— Может, и не убивали. С кондачка вас никто обвинять не собирается.
Рыбакова глянула по сторонам — на улице ни души — и нажала кнопку звонка.
— Вы к кому? — спросил Валентину Васильевну, открывший калитку невысокий пожилой мужчина. У него было лицо человека не склонного мыслить высокими категориями, — узкий лоб, крупный мягкой формы нос со свисающим кончиком, квадратный подбородок. Глазки бегающие, с прищуром. Одет мужчина был в грязноватую полосатую рубашку и поношенные брюки.
— Извините, вы Петр Семенович?
— Я Петр Семенович, а вы кто?
— Здравствуйте! Я знакомая Гороховых, соседей ваших. Валентина Васильевна меня зовут. Я ищу, у кого можно недорого купить подержанный велосипед. Сказали, что вы в округе очень хорошо всех знаете.
— Да, я всех тут хорошо знаю, а что?
— Подскажите, кто из ваших соседей мог бы мне продать недорого велосипед, — сказала Рыбакова тоном, который она использовала при разъяснении условий задачи туго соображающим ученикам. — Можно не очень новый.
— Велосипед? Недорого?
— Не даром, конечно, отдать. Но цена должна быть в пределах разумного.
— Не даром…
— Да. Пусть и не новый, но в хорошем состоянии.
— Кто бы мог?
За спиной Петра Семеновича появился мужчина лет 35–40, в надвинутой на глаза, вероятно для того, чтобы «круче» выглядеть, бордовой бейсболке. Его руки лежали на никелированном руле велосипеда.
— Батя, мать сказала, что обед стынет. Давай быстрее. Я все, на работу поехал.
Рыбакова предположила, что это и есть Антон Пригов. Ростом он был явно выше шести футов, как пишут в английских и американских детективах. То есть его рост заметно превышал 183 сантиметра.
Пригов-младший вывел велосипед на улицу. Черный, с багажником, на передней вилке эмблема с изображением ласточки. Мельком глянув на Рыбакову, он перекинул правую ногу через раму и поставил ее на педаль. Оттолкнувшись, здоровяк опустился в седло и энергично закрутил педали.
— Ты когда сегодня будешь? — крикнул вслед быстро удалявшемуся велосипедисту Петр Семенович.
— В восемь!
— Сын? — спросила Пригова Валентина Васильевна.
— Сын.
— Начальник, наверное?
— Да. Старший продавец, — не без гордости ответил Пригов. — Стройматериалами торгует.
— Гренадер. Петр Семенович, так что насчет велосипеда? Подскажите?
— Велосипеда? А какими деньгами вы располагаете?
