class="p1">— О, душа моя, нашелся! Нашелся.
— Мой совет не спешить. Сначала осторожно наведем справки.
Но куда там! Юлдуз ликовала.
— Нашелся! Нашелся! Не надо бегать по махаллям. Не надо всех спрашивать.
Уже раньше Юлдуз рассказала Ольге Алексеевне обо всем. И о том, что они поженились в Бухаре. И о том, что она жила в Цюрихе вместе с Георгием Ивановичем. И как рос их сынишка.
«Жили небогато, даже бедно. Муж поправился, здоровый стал. Очень хороший муж. Но заставил меня учить язык — французский Книжки доставал. Учил писать, считать и географию. Очень надоедал. Строгий. И мальчика… Рустама в строгости держит, не позволяет озоровать. И приказал с мальчиком говорить по-узбекски. Не может дитя забыть язык матери… Теперь Рустам все путает: и русский, и узбекский, и французский. Вот проснется, поговорите с ним… Он забавный».
И о всем своем путешествии Юлдуз рассказала во всех подробностях. Сначала внезапно уехал из Швейцарии Георгий Иванович. Писал очень редко и скудно. Потом письма перестали приходить. Юлдуз предалась отчаянию. Что же получилось? Совсем, как с Сахибом. «Брошенная жена!»
Но пришло, наконец, письмо, в котором Георгий Иванович писал про Самарканд, и Юлдуз начала собираться на родину, надеясь разыскать «отца своего сына». Революционные эмигранты помогли достать документы, собрать деньги.
Отъезду помешала война. Все дороги оказались перекрытыми немецкими субмаринами. Некий знакомый, с которым был связан в Цюрихе Георгий Иванович, поднял идею поехать Юлдуз через Средний Восток. Храбрая Юлдуз не растерялась. Под видом турчанки она на итальянском пароходе попала в Стамбул, а оттуда через Малую Азию в Персию, в Туркестан.
Миша проследил по географическому атласу весь путь Юлдуз и Рустама и откровенно позавидовал. С величайшим усердием принялся ей помогать найти Георгия Ивановича. Странно только, что в том доме, или, вернее, домике Ибрагима-сандуксоза, упоминавшегося как дом Кары, где собирались часто просвещенные самаркандцы — сыновья доктора брали там уроки узбекского языка, — ни разу не поминалось имя подпольщика. Миша в душе даже сомневался, действительно ли Георгий Иванович после своего бегства оставался в Туркестане или приезжал в его пределы? Но до поры до времени он не хотел огорчать тетушку Юлдуз.
Тем более восторг перед ней не только не прошел, но и еще усилился, и он ловил каждое ее слово, когда она рассказывала о своем путешествии.
Средиземное море. Босфор. Древняя Византия. Долгий и трудный путь через Малоазиатский полуостров — в поезде, в курдской повозке, верхом через перевалы. На верблюде через Большую Соляную пустыню… И этот «безумный вояж» успешно совершила молодая женщина с маленьким ребенком.
— Мне помогли чадра и деньги. Чадра скрывала, что я молода и красива. Деньги заставляли всех делать то, что я приказывала. Но, конечно, в Тегеране и в Мешеде я не говорила, что муж мой революционер. Все видели во мне супругу коммерсанта, торговца опиумом из Синьцзяна, и без разговоров подписывали бумажки.
Юлдуз играла роль знатной дамы и добралась до Самарканда, до Михайловской, 3, истратив последний червонец.
— Ваше путешествие, — говорил Миша, — надо описать в книге. Живописное, удивительное путешествие!
— Только сейчас не описывайте. Иначе Георгию придется плохо!
Потом она как-то между прочим произнесла название «Дагбид». Знает ли Миша, что это такое?
— Конечно, знаю. Мы туда скоро поедем на охоту. Есть тут дядя Митрофан. Он прошлый год брал нас пострелять фазанов.
Но Юлдуз не интересовали ни фазаны, ни охота. И она больше не поминала в разговорах Дагбид.
Зато это слово вызвало немалый переполох в домике Ибрагима-сандуксоза в махалле Кызыл-Курган.
Весьма почтенный, весьма спокойный домулла Шукури весь встрепенулся, взволновался, когда во время очередного урока арабской каллиграфии Миша помянул о предстоящей охоте в тугаях близ Дагбида, кишлака, расположенного по ту сторону Зарафшанского протока Акдарьи.
— Что же вы там хотите делать, мой уважаемый шогирд? Не собираетесь ли на дагбидский базар? А у кого из почтенных обитателей сего почтенного кишлака — селения просить гостеприимства? А слово «Дагбид» пишется через «ха» с точкой.
И он поспешил начертать своим изумительно тонким и изящным почерком арабским шрифтом название селения, столь взволновавшее его.
А когда Миша рассказал о тете Юлдуз и ее путешествии, Шукури прервал занятия, выпроводил своих учеников, а сам поспешил куда-то.
Охота на диких зверей — дело бесполезное, и, помимо опасности для жизни, ничего не получается.
Кабус
Сегодня, спустя долгие годы, наконец благословен мой дом. Ибо пыль с твоих ног запорошила мой двор.
Викарма
Все несчастья того дня — все беды и неприятности, свалившиеся на головы злосчастных охотников — Миши, Баба-Калана и их приятеля Арташеса, усугубила внезапно свалившаяся на остров Мианкаль тьма. Без сумерек, без малейшей подготовки наступила ночь. У «охотников» не оказалось даже спичек. Развести костер они не сумели.
Липли к лицу комары. Зверски жалили. Стонал Арташес. Баба-Калан шуршал ветками, увязывая носилки, и разражался вполголоса проклятьями, напарываясь на колючки. Ничего и никого не видя, Миша пилил ножом неподдающееся твердое, словно железо, деревце, бормоча чуть не со слезами: «Я говорил! Говорил!»
Положение создалось отчаянное. Нести на руках взрослого упитанного человека, а приятель мальчишек Арташес в свои семнадцать весил пуда три с половиной, было нелегко. Баба-Калан умудрился свихнуть ногу и нет-нет принимался с воплем «Йо худо!» растирать себе лодыжку.
— Надо поскорей! Без крови останется!
Перед глазами стояла ужасная рана, кровавые рваные ее края, белая кость… От этого мутило, делалось дурно.
«Возьми себя в руки. Надо привыкать. Мало ли что с путешественниками случается. Скорее сделать носилки. Отнести. Потеря крови, а мы толком и перевязать не умеем».
Ох уж эти комары! Забираются в глаза, в нос, в рот. А тут еще липкий какой-то туман. И все небо затянуто. Ни звездочки. Со всех сторон стеной надвинулся тугай, колючий, весь в железных шипах. Куда идти? Как нести раненого? Вон даже повязка из разорванной на полосы рубашки мокра от крови.
— Человек погибает, — стонет Арташес. — Дурачье… Скорее доктора. Приподымите меня. Я сам пойду… А винчестер нашли? Дорогой ведь… новенький.
«Ох уж этот друг Арташес. Отчаянный малый. Понадобилось ему лезть в кусты. Шли же по дороге в Дагбид. И вздумал Арташес охотиться на кабана… А ведь у них охота же только предлог».
Поэтому и отправились в поход в Дагбид с ружьями, с патронташами и ягдташами совсем как взрослые охотники. А все лишь маскировка.
Все участники «похода» были строго предупреждены — идти после переправы через проток Акдарьи спокойно, без шума. Ни в коем случае не стрелять, не привлекать ничьего внимания.
И надо
