В Болонье я безумно увлёкся одной совсем юной девицей и так как не мог сдерживать свою страсть, приходилось щедростью восполнять разницу в летах. Маленькая Вичиолетта жила в доме старой тётушки, которая следила за ней оком Аргуса. Я впервые увидел сию девицу у Северини, куда почтенная дуэнья приводила свою племянницу учиться музыке. В одном доме с этими дамами обитал некий молодой обладатель тонзуры, истинное назначение которого было весьма далеко от святой обители. Благодаря своей любезности и услужливости, он сумел покорить сердце тётушки. Но я даже не подозревал, что он неравнодушно смотрит на маленькую племянницу. Девица разговаривала с ним тем холодным и учтивым тоном, который у женщин есть верный признак безразличия. Я никогда не встречал более искусного притворства обоих соучастников, открывшегося впоследствии и далеко не без ущерба для меня. В продолжение пятнадцати дней я осыпал прелестницу знаками внимания. Один подарок следовал за другим, и мне уже казалось, что приближается верная победа. Тётушка, первое время косившаяся на мои домогательства, стала выказывать больше терпимости, благодаря одному лишь упоминанию о женитьбе, что неизменно производит своё действие на доверчивые умы. Я ждал лишь оказии встретиться с девицей наедине, чтобы ускорить развязку.
К сему представлялись большие препятствия, лишь разжигавшие моё вожделение. Красавица уже было соглашалась, но предстояло найти в доме какой-нибудь уголок, удобный для наших свиданий. Я знал стеснённые обстоятельства маленького обладателя тонзуры и без дальнейших объяснений предложил ему четыре луидора, если он согласится приискать себе на пару недель другое жилище. Он сильно покраснел и отказался. Я постепенно увеличивал цену и дошёл до двадцати луидоров, но его упорство оставалось неколебимо. В конце концов, он заявил, что не уступит свою комнату и за миллион. Рядом с ним жила одна падуанка, особа довольно располагающая, хотя и не первой молодости. Я заключил, что они прекрасно спелись, и сказал ему:
— Вероятно, сердечные дела привязывают вас к этой комнате. Моё предложение объясняется теми же причинами. Хорошо, оставайтесь на своём месте, но уступите мне его только на одну ночь.
Носитель тонзуры снова покраснел, на сей раз от гнева. Я понял, что обидел его, и не настаивал более. Однако же на другой день он отвёл меня в сторону и с улыбкой сказал, что если мне сгодится чердак, то достаточно лишь подняться на третий этаж.
— Чердак или комната, не всё ли равно! Но как раздобыть ключ?
— Там кладовка синьорины Вичиолетты.
Не теряя времени, я вооружился отмычкой и набором ключей и, без труда отперев дверь, убедился, что в кладовке можно поместить матрац. Когда я рассказал о своём открытии моей красавице, она была несколько удивлена и высказала кое-какие сомнения, которые я с лёгкостью опровергнул. Мы сговорились, что она явится сразу, как только заснёт тётушка. В десять часов я раскланялся с дамами, но вместо того, чтобы выйти на улицу, потихоньку прокрался на чердак, дверь которого показалась мне вратами рая. Через час в коридоре послышался шум. Не сомневаясь, что это сама девица, я приготовился было отворить дверь, но вдруг с той стороны в замок вставили ключ, раздалось “крик-крак”, и я оказался запертым. По всей очевидности я стал жертвой маленького аббата. Поклявшись как следует проучить его, я стал устраиваться, чтобы хоть как-то провести ночь в сей удушающей конуре. К тому же, меня беспокоило то, как вообще выбраться наружу. Но через минуту в дверь вдруг осторожно постучали, и я услышал взрыв смеха. Читатель, посмотри на моё ослепление! Мне даже не пришло в голову, что синьорина Вичиолетта может быть сообщницей аббатика. И поелику положение моё и на самом деле оказалось комическим, её ответ выглядел для меня вполне натурально. После прескверной ночи мне удалось, уже на рассвете, открыть дверь или, вернее, почти выломать её. Вернувшись к себе, я бросился в постель и проспал до вечера. Когда я вновь явился к Вичиолетте, то застал тётушку в страшном возбуждении. Она рассказала мне, что прошлой ночью в дом забрались воры, взломали её чулан, и поэтому теперь ей нельзя ложиться всю ночь. “Я присмотрю за домом вместо вас”, — отвечал я, бросив многозначительный взгляд на племянницу. Добрая женщина приготовила для меня постель у себя в спальне. Я предупредил её, что в полночь сделаю обход дома, и она заснула вполне успокоенная. Я тотчас же поднялся, потихоньку проскользнул в комнату малютки и направился прямо к её кровати. Но там никого не было. Подумав, что она может ждать меня на чердаке, я поспешил туда. Но и там мой стук и призывы остались без ответа. Только теперь у меня зародились подозрения. Всё с той же поспешностью я спустился к комнате маленького аббата и, заглянув в замочную скважину, увидел, что юная чета развлекается игрой в зверя с двумя спинами. Для усиления своих наслаждений они даже озаботились зажечь канделябр. Задыхаясь от гнева и стыда, я побежал и с криком: “Я нашёл вора, он заперся в комнате аббата!” поднял старуху, которая никак не могла понять причину моего раздражения. Я потащил её за собой и, пригрозив любовникам сломать дверь, вынудил их отворить. Как легко догадаться, я навсегда простился с Вичиолеттой. Это было самое нелепое из моих последних увлечений.
Около сего времени остававшийся без занятий Северини нашёл себе место гувернёра при одном молодом неаполитанском графе и уехал из Болоньи. Я подумывал о том, чтобы последовать его примеру. У меня наладилась переписка с Загури, который не терял надежду призвать меня обратно в Венецию. Писал мне и Дандоло. Ему представлялось уместным, чтобы я поселился вблизи границ Республики и тем самым дал трибуналу инквизиторов возможность удостовериться в безупречности моего образа жизни. Поддерживал таковое мнение и брат герцогини Фиано, проведитор Зулиани, который обещал употребить для сего всё своё влияние. Но в каком же городе обосноваться? Предыдущие мои опыты в Ферраре и Мантуе вовсе мне не улыбались. Я решил выбрать Триест. Не имея возможности приехать в сей город сухим путём, пролегавшим через венецианские владения, я решил отправиться через Пезаро в Анкону и плыть оттуда на судне.
XLIV
Я ПРИБЛИЖАЮСЬ К ВОЗВРАЩЕНИЮ В ОТЕЧЕСТВО
1772-1773
Меня могут спросить, почему, направляясь в Триест, я не сел на корабль в Пезаро, тем более никакие сердечные или иные дела не требовали моего присутствия в Анконе. Мне остаётся только ответить, что я остановился в этом городе, побуждаемый совершенно необъяснимым чувством. Я всегда был очень суеверен и, как показывает вся моя жизнь, отнюдь не напрасно. Подобно Сократу, я имел своего демона, который заставлял меня отказываться от какого-либо решения или, напротив, склоняться к нему. Сей добрый или злой гений управлял мною постоянно и как бы незаметно для меня самого, определяя буквально каждое моё действие. Я всегда оставался в твёрдой уверенности, что он желает лишь моего благополучия и поэтому при всех обстоятельствах следовал его предначертаниям, если, конечно, случай не решал по-иному.
