общую родословную с рааш’ке, но пошли другим путем.
Представила, как кровь вливается в существо, лежащее на столе.
«Тот алхимик создал ошкапиров совершенно случайно или же он знал, что произойдет?»
У нее не было никакой возможности это узнать. Никс сомневалась, что даже Сновидцы сумели бы на это ответить, но был один вопрос, на который они вполне могли дать ответ. Собрав остатки огня Даала, Никс выплеснула их в пламенной мольбе.
Где он?
Она вся подобралась, готовясь к новому приливу воспоминаний о прошлом. Но ничего не произошло. То ли ошкапиры что-то скрывали, то ли Никс ошибалась, полагая, что они знают ответ. Запертые под водой, они наверняка не имели возможности дотянуться до всего на свете.
Наконец перед глазами у нее постепенно возникло воспоминание, освеженное холодными ветрами и освещенное звездами.
Сидя на спине у рааш’ке, она летит высоко над ледяным утесом, следуя за своим товарищем, который парит в воздухе прямо перед ней. Большие участки утеса внизу давным-давно откололись, обрушившись на равнину из холодных и бесплодных скал. Вдали она замечает огромную трещину, рассекшую эту бесконечную каменную плиту, которая по мере их продвижения от утеса все больше расширяется. Где-то в самой глубине ее вдруг проглядывает огненное зарево, багровое и угрожающее. Вздрогнув от неожиданности, она резко уклоняется от него…
Время метнулось вперед.
Она парит над сверкающей пустыней из упавших звезд…
Борется с ветрами, которые воют на горных вершинах, зазубренных, как акульи зубы…
Видит, как ее товарищ пробирается пешком по растрескавшемуся ландшафту, оставив за собой смятые изломанные крылья, и чувствует боль в сердце. Он машет ей, призывая бросить его и возвращаться в Приют. Она понимает, что придется так и поступить. А когда разворачивается, вдруг замечает, как где-то совсем вдалеке что-то поблескивает в ледяном сиянии полной луны…
Прежде чем Никс успела углядеть что-то еще, ее отбросило обратно в собственное тело – и не по ее собственной воле. Это было больше похоже на отказ. Или на запрет. Осталось лишь подспудное чувство, что ее о чем-то предостерегают, указывают на некую непреодолимую опасность.
Впрочем, послание было ясным.
«Даже не думай отправиться туда».
Пока что Никс выбросила это из головы, сосредоточившись на том, что тревожило ее в данный момент, было ей ближе к сердцу. Она еще раз представила себе огромную огненную трещину в изрытой трещинами и заваленной огромными камнями равнине. Наверняка это и была та самая Пасть Мира – где, по словам Даала, и обитали рааш’ке.
«И куда наверняка утащили Баашалийю».
Ее страх за него был достаточно ярок, и Никс не требовалось никакого огня, чтобы выразить свою потребность узнать больше, найти способ связаться с ним.
Сновидцы откликнулись, затянув ее в новый шквал воспоминаний – череду ужасных смертей. Но все они начинались одинаково, с одного и того же места:
Она стоит на носу лодки, которую тянут орксо. Зеленые морские воды впереди разбиваются о стену из битого льда, отмечая самый дальний западный край Америлового моря. Ледяная стена эта испещрена трещинами и пещерами. Никс направляется к самой широкой из них.
С этого момента временны́е отрезки и жизни смешались в единый клубок злоключений, трагедий и смертей. Все они отмечали сотни попыток выбраться за пределы Приюта, пройти подо льдом и добраться до Пасти. Исследователи заживо варились в кипящей воде, замерзали под толщей льда, кубарем падали с бездонных водопадов или тонули, затянутые в бесконечные стремнины. Другие умерли от голода или покончили с собой, навсегда заблудившись в лабиринте ледяных туннелей.
Никс испытала все это на себе.
Тем не менее множество всех этих смертей и историй сливались в единую картину, постепенно формируя карту той местности и очерчивая путь через этот лабиринт – пока, наконец…
Она едет верхом на орксо по туннелю, стены которого освещены огненным светом. Низко нависает над седлом, едва способная поднять голову. Одна рука ее волочится по воде, оставляя за собой кровавый след. Она близка к смерти. Верный орксо под ней едва продвигается вперед – один плавник у него напрочь оторван. Она потеряла свою лодку, обоих братьев и трех других орксо. Пути назад уже нет. И сейчас ей ничего не остается, кроме как позволить зверю тащить ее в неизвестность. Но тут ледяные стены расходятся по сторонам. Свод наверху исчезает. Она выскальзывает из туннеля в реку, которая бежит через пороги в большое ущелье, и угасающим взором смотрит вверх, где сияют и переливаются, словно лед, далекие звезды. Такие бесконечно далекие… Умирая, она не испытывает почти никакого удовлетворения от того, что добралась до цели, – лишь усталое облегчение.
Никс опять вернулась в собственное тело. Та карта – единственный верный путь через лабиринт – продолжала ярко гореть у нее в сознании, словно выжженная каленым железом. И все же ей по-прежнему хотелось знать больше. Она изо всех сил старалась выразить эту свою потребность, свою мольбу.
Но ни к чему хорошему это не привело.
Сеть светящихся усиков сразу же отделилась от ее тела и стала втягиваться обратно в риф – в самое его сердце. И как бы ей ни хотелось продолжить общение, Никс знала, почему оно так внезапно закончилось. Напоследок Сновидцы привили ей еще одно чувство, которое теперь жгло ее изнутри, – безотлагательности, тяжелого давления времени, усугубленное бездной горя и потерянной любовью.
Она поняла последнее предупреждение ошкапиров.
«Я должна поспешить, иначе потеряю Баашалийю навсегда».
Никс повернула голову. Пелена светящихся нитей спала и с Даала. Он пристально посмотрел на нее. Она могла поклясться, что чувствует биение его сердца в своей собственной груди. Даал тоже ощутил эту безотлагательность.
«Нам пора в путь».
Сновидцы уловили это ее желание. Еще крепче стиснув ее в щупальцах, с напряженным биением всего своего тела ее ошкапир взмыл вверх. Она уперла подбородок в грудь, пытаясь опустить взгляд. Даал поднимался вслед за ними, надежно окутанный щупальцами.
Однако Никс продолжала шарить взглядом по рифу, пока не нашла Шийю. Она волновалась, что Сновидцы – учитывая их враждебное отношение к бронзовым фигурам – могут обречь ту на расплавленную смерть. Но гигантский ошкапир тоже устремился за ними, волоча за собой тяжелое тело Шийи.
Никс с облегчением отвернулась – пока какое-то движение на морском дне вновь не привлекло ее внимание. С этой высоты риф открылся во всю ширь. И на глазах у нее образующие его бесформенные стены вдруг приподнялись и двинулись по песку. Только сейчас она заметила, что они ветвями расходятся от высокого бугра посередине, на котором сейчас открылся огромный черный глаз, сияющий серебристым огнем – смотрящий на нее снизу вверх, наблюдающий за ее уходом.
Затем этот глаз скрылся под опустившейся на него бровью из усыпанного костями камня. Конечности, покрытые кораллами, опустились обратно на песок.
Никс изумленно смотрела на этот риф, теперь узнавая в нем то, чем тот был на самом деле, – совсем древнего гигантского ошкапира. Скорее всего, прародителя всех остальных. Того, самого первого. Она представила себе древнего алхимика, вливающего кровь рааш’ке в маленькое создание с щупальцами.
«Уж не то ли это самое существо?»
Как бы там ни было, Никс понимала, с какой целью был создан тот самый первый ошкапир.
«Чтобы он стал бессмертным стражем, стоящим на пути у тьмы».
Она разогрела свое тело и отправила последнее послание, вложив в него всю свою благодарность – зная о том неусыпном бдении, которое этот Сновидец нес уже целую вечность.
«Спасибо тебе…»
Когда вода вокруг посветлела, Даал ощутил, что что-то не так. Вместо того чтобы всплыть на поверхность и вернуться в лодку, они продолжали оставаться в воде, держась на глубине. Сновидец, обхвативший Даала, постоянно крутился вокруг себя на ходу, вращая всеми своими черными глазами – вероятно, выискивая какую-либо опасность. У Даала уже кружилась голова, однако он оценил такую осторожность, когда мельком углядел стаю пиккинов, которые пронеслись под ним, покачивая своими длинными телами. К счастью, эти большие тени быстро исчезли.
