потушить их общий огонь. Никс съежилась, ожидая, что эти нити вонзятся ей в кожу, но они лишь слегка коснулись ее, оседая по всему телу, словно снежинки. Некоторые попали ей в ноздри – такие тонкие и нежные, что она едва их почувствовала.
А вот что она совершенно отчетливо ощутила, так это всепоглощающее чувство покоя и умиротворения. Голова ее откинулась назад. Никс почувствовала, как у нее в голове, словно туман, зарождается вопрос. Глаза ее непроизвольно закатились и уставились на Шийю. Ее вдруг пронзило любопытство – однако не порожденное ее собственной любознательностью. Что-то хотело узнать больше про Шийю. И в основе этого интереса лежало темное подспудное течение благоговейного страха и ужаса.
Никс попыталась найти способ поделиться тем, что знала. Хотя ее веки оставались открытыми, она позволила своему разуму погрузиться в воспоминания о бронзовой женщине. Все до единого. С момента их первой встречи в лесном городке Торжище – когда Шийя помогла Никс отбиться от пары серпозубов в стальных шлемах, оберегающих от обуздывающего напева, до защиты Шийей Искара, когда та поднялась из моря подобно яркому солнцу. Но память – вещь неизбирательная, ее при всем желании не сдержишь в узде. Среди прочего Никс представила, как Шийя сворачивает шею тому типу с дубинкой в Кефте.
Однако она чувствовала, что это правильно, что делиться нужно всем – как хорошим, так и плохим.
Это стороннее любопытство растворилось в ней. Никс ощутила, как ее мягко прощупывают, просеивая все ее воспоминания. Никс представила себе, как ошкапир обдирает листья водорослей вокруг мертвого тела, чтобы открыть упрятанное под ними лакомство. Это было очень похоже. Никс хотела воспротивиться такому надругательству над собой, но мягкость и нежность, с которыми все это проделывалось, сдержали ее опасения. Она позволила этому свершиться, полностью обнажив себя.
Взгляд ее упал на Даала. Тот посмотрел на нее в ответ.
«С ним происходит то же самое?»
С этой мимолетной мыслью, пока они глядели друг на друга, опутанные этой светящейся паутиной усиков, Никс вдруг поймала себя на том, что смотрит на окружающее его глазами. Увидела саму себя, опутанную щупальцами ошкапира.
И в этот момент воспоминания Даала волной нахлынули на нее. Она и раньше мельком испытывала нечто подобное, но теперь это был настоящий поток, переполняющий все ее чувства. Никс стала Даалом, переживающим краткие моменты своей жизни.
Он учится чинить сеть, сидя на коленях у своего отца, и соль блестит на морском ветерке;
Дрожит в объятиях матери, заслышав крик одинокого рааш’ке над деревней…
Чувствует, как крошечные пальчики Хенны обхватывают его большой палец, слышит ее прерывающееся от хихиканья дыхание, пахнущее молоком, и на сердце у него щемит от любви к сестре;
Ласкает в темноте обнаженную женскую грудь, а мгновение спустя – темная полоса унижения, глубоко запрятанный стыд…
Впервые видит Никс на пляже, смотрит, как она идет к нему, успокаивающе подняв руки, и весь дрожит, охваченный страхом и опасливым благоговением
Такие картины начали ускоряться, перетекая все быстрее вперед и назад на протяжении всей его жизни и постепенно сократившись просто до обрывков эмоций и мимолетных ощущений. Однако в итоге все это слилось в одно всепоглощающее чувство – добросердечности и благородства Даала.
Наконец это мелькание образов и чувства прекратилось. Ей было позволено вернуться в свое собственное тело. Никс не могла сказать, прошел ли целый день или же всего лишь миг. Она позволила своим пальцам соскользнуть с плеча Даала, но ее пристальный взгляд не отрывался от него, видя его в совершенно новом свете.
«И все же не в истинном».
В глубине души Никс уже знала, кто он такой.
Когда Даал пристально посмотрел на нее, его глаза казались такими же огромными, какими представлялись ей свои собственные. Испытывал ли и он такую же мешанину ощущений и обмен воспоминаниями?
В конце концов Никс невольно отвела взгляд, чувствуя себя обнаженной, но и не сожалея ни о чем из этого. Вместо этого сосредоточилась на том, зачем она здесь и почему так многим рисковала. Опустив веки, она представила себе Даала на площади Искара. Вновь услышала его слова о том, что Сновидцам многое известно об истории Приюта – и, что более важно, о рааш’ке. Вновь пережила стыд Даала, вспомнив описание его первой встречи со Сновидцами.
«Они прикасались ко мне. А потом выбросили меня обратно. Как недостойного».
Наверное, именно эти его стыд и обида обожгли ошкапиров сильнее всего. Чтобы посвятить ее в это, объяснить это, новый поток образов нахлынул на нее, сразу из целого множества глаз. На миг Никс и сама превратилась во множество.
Вот она мечется своим могучим телом среди кровавых волн, тело ее пронзено множеством гарпунов…
Стремительно рассекает воду взмахами плавников и хвоста, движимая неутолимой жаждой крови – гонится за фигуркой, бьющейся в темноте, которую орксо затягивает все глубже…
Продолжает следить за охотой, перепрыгивая из одного тела в другое…
Никс поняла, что это было.
Пересказ погони за Даалом шестимесячной давности.
Но подобно тому, как она ощутила все богатство внутреннего мира молодого человека рядом с собой, Никс интуитивно угадала и смысл, скрывающийся за этим с потоком энергии и целеустремленности. Она почувствовала, как огромную кефту заманивают в глубоководные моря рядом с логовом Сновидцев, заставив ударить хвостом по определенному ялику. Увидела, как точно так же привлекают акул, расставляя их, словно фигуры на доске при игре в «рыцарей и разбойников».
И тут Никс окончательно поняла то, что до сих пор тихо копошилось на самом пороге сознания. Это не было случайностью, что Даал в итоге попал к Сновидцам.
«Они сами загнали его сюда».
После чего сам собой зародился вопрос.
«Зачем?»
Хотя тот и не был произнесен вслух, на него был немедленно дан ответ.
В голове у нее возник образ из прошлого Даала – его первой встречи со Сновидцами. Он вновь бессильно повис в объятиях одного из ошкапиров, окутанный его усиками.
Все еще пребывая во власти этих инородных чувств, Никс наблюдала, как менялось это свечение внутри него. Усики вплетали в него нити серебристой энергии, формируя его огонь, делая его ярче, пропитывая им его плоть и кровь. Это превращало его в огромный источник силы, гораздо более могучий, чем раньше.
Она изо всех сил пыталась принять то, что ей показывали, испытывая одновременно и ужас, и благоговейный трепет.
«Они заманили Даала сюда, чтобы укрепить его дар – выковать его, как раскаленную сталь, и превратить в меч».
На миг Никс мысленно перенеслась в тот момент, когда схватила Даала за плечо, втягивая в себя его огонь. Уверенность окончательно окрепла в ней. Она внезапно поняла, почему Сновидцы превратили его в великий источник силы.
«Чтобы подготовить его – для меня».
Даал из последних сил старался удержаться в своем собственном теле. Несколько мгновений назад он был с головы до ног омыт всей жизнью Никс, которая волнами накатывала на него, не скованная временем и пространством. Увидел мир ее глазами в раннем детстве – мир, представлявшийся тогда лишь размытым пятном из света и теней… Присоединился к ней, когда она пробиралась сквозь темные болота верхом на широкой спине какого-то огромного зверя… Поднимался бок о бок с ней по ступенькам школы, сидел с нею за ужином, окруженный любовью ее отца и двух ее братьев…
И все же две детали поразили его больше всего.
Даал вновь мысленно перенесся на те школьные ступени. Уставился в бескрайнее голубое небо, на это чудо из чудес – огненное солнце. Сердце у него наполнилось радостью при виде такого яркого и залитого светом мира.
Но даже это чудесное воспоминание было омрачено тем, что произошло с Никс дальше, – всеми этими смертями, кровопролитием и ужасом. Изгнанием из собственного дома и потерей всего, что она когда-либо знала.
Даже сейчас Даал жалел ее до слез, хотя в соленом море так и не понял, пролил ли хотя бы одну слезинку.
И все-таки так же, как и Никс, нашел то единственное, что утешало и поддерживало ее, – любовь, чистую и безграничную. Он вновь ощутил тепло крыльев, окутывающих ее, нежное
